На похоронах Дуремара была Мальвина и Карабас. Лил дождь.
Пьявочник лежал спокойным, по длинному носу стекали капли.

- Ой, да закрывайте же, вы его намочите! - крикнула прима.

Карабас попытался её обнять, но она стряхнула его руки. Он сделал вид, что не заметил.

- В Пескарей?
- Ой, да, пожалуй. Отвези меня.

Пролётка остановилась у старого трактира. Карабас подал руку. "Как она постарела, раньше выпархивала как птичка... Проклятье."
Вошли. Потянуло дымом, сын Старого Джованни вышел из-за занавеса, заслышав колокольчик. Заказали цыплёнка, Мальвина взбила локоны, сняла перчатки.

- Ну, рассказывай. Я же ничего о тебе не знаю.
- Порядок, девочка. Что у тебя? Что Мальчишка?
- Он обезумел. Половина труппы в бегах. Зарос. Интрижки. Я не могу, я не выдержу!
- Девочка моя, может быть, переедешь ко мне? Уверяю тебя...
- Ах, оставь, пожалуйста. Ты всегда думал только о себе. Театр! Что я буду без него делать?
- И ты должна поэтому жить с этим деревянным параноиком, пьяницей? Он бьёт тебя?
- Барби, я тебя умоляю...
- Бьёт?
- Барби...

Она стала крутить ему пуговицу зелёного сюртука.

- Барби, я люблю его, я...
- О, дорогая...

Принесли рыбу.
Через полчаса послышалось чихание. Карабас тревожно оглянулся на дверь. Пьеро вошёл в таверну походкой истеричного прапорщика.

- Ты здесь! Отлично. И ты. Иного не ждал. Прекрасно. Удаляюсь. Прекрасно.

Мальвина побежала к нему.

- Сядь! Немедленно сядь! У нас...
- Прекрасно! Лучше не бывает.
- Сядь и выпей! Барби купил вина.

Фраза о вине немедленно привела Пьеро в чувство.

- Тэкс, тэкс. Охотно. Я бы сказал...

Три стакана, выпитые залпом, привели его в состояние опасливо-умиротворенное. Видно, что за него часто платили, но и бивали тоже частенько.

- Барби, ты увезёшь её? Увезёшь? А у нас всё ни к чёрту, Барби, старина, ни к чёрту. Артамон воюет у Гарибальди, я вот... я... а, что говорить, Барби, ты всё видишь сам... Барби, как же я рад, что...

- Он всегда так? - спросил Карабас.
- Каждый день, - выдохнула Мальвина.
- Едемте. Послушай, поэт, едем. Вместе. В Штаты. Я купил завод. Делаю кукол. Да не пугайся ты. Кукол! Вы давно уже люди: пьёте, любите, изменяете, закатываете сцены. Очеловечились. Едемте, я куплю билеты. Это свободная страна. Там вечное лето. Вы слышали про Америку?
- Еддем! - Пьеро был глубоко пьян. - Еддем! Увези эту женщину, она разбила мне жизнь со своим дерррр...ревянным гадом. Он глуп, он пошл! Он - пошл, он извергает пошлости, он полон пошлости, я... тоже полон. Я стар, мой шёлк истрепался, она любила меня, но вышла за него, всё кончено, но я живу, я живу! Зачем? Едем вдвоём!

Карабас поднялся, глядя на них заслезившимися глазами.

- Куклы мои... Люди... Я увезу вас, обязательно. Вы не будете пить, мы заживём, я буду заботиться о вас, мы уедем.

- Но театр! - закричала Мальвина.
- Вот театр! Вы сами театр, потому что давно играете без декораций и суфлёров! - выкрикнул Карабас и обвёл помещение лопатоподобной ладонью. Осёкся.

В дверях стоял потрескавшийся во многих местах Буратино, наводя ему в грудь забрызганный грязью, но от этого не менее грозный мушкет с винной пробкой вместо пули.

(с)