Знаешь, остаться бы маленькой и бессовестной; сердцу – смеяться, а горлу – просить веревки... В шестнадцать любая мечтает о невесомости: быть подхваченной на руки и найденной лёгкой. Чтобы вокруг – неровные, обмороженные края; чтоб уместиться в горлышко, отбитое у бутылки, чтобы держали, но никто не сказал – моя, душу не пил из губ, уложив на ладонь затылком.

Под белым чайником пляшет синяя саламандра; полночь, бычки в помаде, скатерть в красном вине; девочке так уютно в хрупком хитине скафандра с тонкой, едва заметной трещинкой на спине. И вот меж лопаток трепещут смешные крылышки – божья отметина, чёртова благодать: мир утекает из пальцев за двери; выйдешь, а там – каждый охотник и каждый желает знать.

Ищут, куда подевалась, - не надо, вон она – спит на земле у оттаявшего ручья; столькими обнята, схвачена за руки, расцелована –
что стопроцентно,
гарантированно
ничья.

(с)