Я так ждал тебя долгих десять тысячелетий. (с)

Двое. Самых лучших. Самых прекрасных – по крайней мере, в замкнутом мире моей головы, в красивой системе моих представлений о мире. Никого лучше у меня нет. Я смотрю на их пальцы, смотрю на их волосы. Закрывая глаза – смотрю.
Половина моей души рассеивается золотистым счастьем, пыльцой на их лица.
Знаешь, я серьезно думаю, что это навсегда, без красивых слов. Потом, когда люди становятся старше, найти похожее безумие становится все сложнее. Поэтому не стоит терять то, что нашел, прижал, впустил. На них мое дыхание листьями и ветром. На них мои надежды тяжелыми тканями. Я уже вижу, как мы варим друг другу кофе, как мы сидим на заборах, как мы спорим о неправильном.
Почему ты не хочешь мне улыбаться? Я просто надеюсь, что ты был пьян.

У меня есть жена, у меня есть муж. И вы. Жена обо мне спорит и пропадает на полгода, муж творится в совсем параллельных реальностях. А вы совсем рядом и очень живые.

Мальчик с темными волосами и длинным шрамом на правой руке. Сложносоставной музыкой, в которой слова – вовсе не музыкальная партия, а нечто отдельно стоящее. Ритмами, ритмами, ритмами. Городскими пейзажами, абстрактными рисунками. Одинаковыми изо дня в день пиджаками.
Мальчик со светлыми волосами и глазами цвета своей кофты. Говорящий действительно то, что думает. Придумывающий мне имена, в большинстве своем потрясающе неудачные. Лесом, Серебрянкой, деревьями, тонкими тропами, после которой грязь на моих штанах. Смехом, ручьем, серьезностью. Футболкой с размытыми надписями.
Обстоятельными загонами.

Ничего нельзя повторить, отмотать – и опять на реплей, но.

Но ведь потом – когда-нибудь – можно организовать и получше, только надо дожить до потом, не грызя в испуганных приступах те нитки, которые сердца-пауки терпеливо ткут.

Неговоримнетогочеготымненеговори-яжедавнопросил.