Меня это просто пугает. Нет-нет, если люди не меняются, то это пугает меня еще больше. Я всегда болел людьми, всегда. Точнее, примерно с того момента, как у меня появился интернет, я сразу вляпался в эту муть. Все, кем я был болен, точно знали об этом, ибо скрывать это я никогда не считал нужным. Сначала я полагал своих однофорумчан чуть ли не богами, я готов был перекрасить небо ради Лиссандер, пройти пешком до Калининграда ради Наты, а в Фесса я вообще был влюблен очень жестко и со всей возможной неадекватностью и пылкостью. Ладно, переболели. Потом у меня была несчастная любовь и несчастная влюбленность, а потом еще несчастная влюблённость, после которой равнодушие окончательно затрахало мои мозги и я, кажется, разучился влюбляться, ибо разочаровался в человечестве, по неопытности думал, что окончательно. Затем я нашел себе еще одного мальчика, который вдохновлял меня несказанно, но влюблён я уже не был, просто ходил и маялся тупой грудной болью, головной мутью, тошнотой и оранжевостью. Затем я нашел себе еще троих, таких прекрасных, таких чудесных, я снова поверил в дружбу, я восхищался и брызгал слюной, я строчил письма, ездил в гости, не спал ночами, ибо был в депрессии.
При этом я разочаровывался в человечестве всё более и более, ибо ни один из всех этих чудесных, кем я болел, кто меня с ума сводил, ни один из них не мог спасти мою душу, я чувствовал – я тону и захлебываюсь в ненависти к себе, в нелюбви, в отвратительности, в пустоте, и никто не собирался меня держать за руку и шептать мне на ухо: только не упади, только держись, живи, дыши, ты мне нужен, правда, нужен, серьезно, не умирай, не утони, не захлебнись. Все эти мальчики-девочки, влюблённые в меня, как же больно мне было слушать их самовлюблённые признания, полные самодостаточности, каким же одиноким я себя чувствовал, когда целовал этих девушек, чтобы успокоить.
Сейчас мне показалось: пусть не у меня, но вот, есть люди, способные на теплоту и дружбу, вот – я могу обнять их и ощутить тепло, но я снова чувствую пустоту и бессмысленность, уже не так дико, уже не так пронзительно, как зимой, я уже не называю это депрессией, хотя слезы без причины и бессонница стали для меня нормальными, я уже не надеюсь на чью-то опору, бездна под ногами стала обыденностью. Я просто знаю: это такая суть – болеть людьми, болезненно болеть, уж прости меня за тавтологию, но это не отменяет моего одиночества, которое я чувствую так пронзительно, пусть рядом с этими троими не настолько больно, как рядом с теми, путь эти трое гораздо теплее, но за прикосновениями я снова начинаю ощущать пустоту, да что же это такое, за что.
Только мама – я обнимаю ее и не могу поверить в ее настоящесть, только с ней я чувствую, что нужен, только тогда я по-настоящему жив. «Всё остальное – пыль да болотная тина», все остальное – иллюзия.
Поэтому я и кричу в слезах свое тихое и осипшее «ненавижу», я обессиленный, уставший, охрипший. Никто не может любить меня сильнее, чем я сам, даже мама, но я же должен начать справляться, я же уже не маленький, чтобы все время искать чью-то теплую руку, утыкаться распухшим от слез носом, нельзя же так, нельзя нуждаться в поддержке, нельзя всё время болеть людьми.
Я больше не буду. Заебала эта бездна под ногами. Кажется, настолько глубоко я еще не разочаровывался в человечестве, чтобы при этом спать и существовать не в режиме жесткой депрессии. Просто разочароваться, чтобы я не любил всех до единого? Чтобы не верил ни в чью искренность? Правдаправда, если вас это утешит, то я сам удивлен, насколько глубоко всё зашло.
Но просто меня пугает, как я вами болею.
Я хочу выздороветь.
Мне очень жаль, что я не умею строить другие отношения. Мне не вас жаль, мне жаль себя, что я столько нервов угрохал, так бессмысленно угрохал, так пусто. Мне жаль себя, что я так себя ненавидел, так себя не любил. Мне жаль, что у меня нет ни одного друга, точнее, вроде как всех много, просто завались сколько, но я не чувствую тепла, я ничего не чувствую, вообще ничего, только пустоту и бессмысленность, я весь ненастоящий и расплывчатый, я растворяюсь, а не сгораю.
И это не значит, что что-то изменится, да я же очень хорошо умею улыбаться и быть добрым. Добрым-добрым. И пустым. И расплывчатым.
Но я не люблю всех до единого, всех до единого не люблю. Не верю ни в кого, ни в кого не верю. яневашничейнебудуникогдапошливсевжопуакчертупойдуясам.