"Загадочная смерть. Вчера вечером, около семи часов, покончил жизнь
самоубийством чиновник контрольной палаты Г.С.Желтков. Судя по данным
следствия, смерть покойного произошла по причине растраты казенных денег.
Так, по крайней мере, самоубийца упоминает в своем письме. Ввиду того что
показаниями свидетелей установлена в этом акте его личная воля, решено не
отправлять труп в анатомический театр".



"Почем знать, может быть, твой жизненный путь пересекла настоящая,
самоотверженная, истинная любовь", - вспомнились ей слова Аносова.
В шесть часов пришел почтальон. На этот раз Вера Николаевна узнала
почерк Желткова и с нежностью, которой она в себе не ожидала, развернула
письмо:
Желтков писал так:

"Я не виноват, Вера Николаевна, что богу было угодно послать, мне, как
громадное счастье, любовь к Вам. Случилось так, что меня не интересует в
жизни ничто: ни политика, ни наука, ни философия, ни забота о будущем
счастье людей - для меня вся жизнь заключается только в Вас. Я теперь
чувствую, что каким-то неудобным клином врезался в Вашу жизнь. Если
можете, простите меня за это. Сегодня я уезжаю и никогда не вернусь, и
ничто Вам обо мне не напомнит.
Я бесконечно благодарен Вам только за то, что Вы существуете. Я
проверял себя - это не болезнь, не маниакальная идея - это любовь, которою
богу было угодно за что-то меня вознаградить.
Пусть я был смешон в Ваших глазах и в глазах Вашего брата, Николая
Николаевича. Уходя, я в восторге говорю: "_Да святится имя Твое_".
Восемь лет тому назад я увидел Вас в цирке в ложе, и тогда же в первую
секунду я сказал себе: я ее люблю потому, что на свете нет ничего похожего
на нее, нет ничего лучше, нет ни зверя, ни растения, ни звезды, ни
человека прекраснее Вас и нежнее. В Вас как будто бы воплотилась вся
красота земли...
Подумайте, что мне нужно было делать? Убежать в другой город? Все равно
сердце было всегда около Вас, у Ваших ног, каждое мгновение дня заполнено
Вами, мыслью о Вас, мечтами о Вас... сладким бредом. Я очень стыжусь и
мысленно краснею за мой дурацкий браслет, - ну, что же? - ошибка.
Воображаю, какое он впечатление произвел на Ваших гостей.
Через десять минут я уеду, я успею только наклеить марку и опустить
письмо в почтовый ящик, чтобы не поручать этого никому другому. Вы это
письмо сожгите. Я вот сейчас затопил печку и сжигаю все самое дорогое, что
было у меня в жизни: ваш платок, который, я признаюсь, украл. Вы его
забыли на стуле на балу в Благородном собрании. Вашу записку, - о, как я
ее целовал, - ею Вы запретили мне писать Вам. Программу художественной
выставки, которую Вы однажды держали в руке и потом забыли на стуле при
выходе... Кончено. Я все отрезал, но все-таки думаю и даже уверен, что Вы
обо мне вспомните. Если Вы обо мне вспомните, то... я знаю, что Вы очень
музыкальны, я Вас видел чаще всего на бетховенских квартетах, - так вот,
если Вы обо мне вспомните, то сыграйте или прикажите сыграть сонату D-dur,
N 2, op. 2.
Я не знаю, как мне кончить письмо. От глубины души благодарю Вас за то,
что Вы были моей единственной радостью в жизни, единственным утешением,
единой мыслью. Дай бог Вам счастья, и пусть ничто временное и житейское не
тревожит Вашу прекрасную душу. Целую Ваши руки.
Г.С.Ж.".






"Вот сейчас я вам покажу в нежных звуках жизнь, которая покорно и
радостно обрекла себя на мучения, страдания и смерть. Ни жалобы, ни
упрека, ни боли самолюбия я не знал. Я перед тобою - одна молитва: "Да
святится имя Твое".
Да, я предвижу страдание, кровь и смерть. И думаю, что трудно
расстаться телу с душой, но. Прекрасная, хвала тебе, страстная хвала и
тихая любовь. "Да святится имя Твое".
Вспоминаю каждый твой шаг, улыбку, взгляд, звук твоей походки. Сладкой
грустью, тихой, прекрасной грустью обвеяны мои последние воспоминания. Но
я не причиню тебе горя. Я ухожу один, молча, так угодно было богу и
судьбе. "Да святится имя Твое".
В предсмертный печальный час я молюсь только тебе. Жизнь могла бы быть
прекрасной и для меня. Не ропщи, бедное сердце, не ропщи. В душе я
призываю смерть, но в сердце полон хвалы тебе: "Да святится имя Твое".
Ты, ты и люди, которые окружали тебя, все вы не знаете, как ты была
прекрасна. Бьют часы. Время. И, умирая, я в скорбный час расставания с
жизнью все-таки пою - слава Тебе.
Вот она идет, все усмиряющая смерть, а я говорю - слава Тебе!.."
Княгиня Вера обняла ствол акации, прижалась к нему и плакала. Дерево
мягко сотрясалось. Налетел легкий ветер и, точно сочувствуя ей, зашелестел
листьями. Острее запахли звезды табака... И в это время удивительная
музыка, будто бы подчиняясь ее горю, продолжала:
"Успокойся, дорогая, успокойся, успокойся. Ты обо мне помнишь? Помнишь?
Ты ведь моя единая и последняя любовь. Успокойся, я с тобой. Подумай обо
мне, и я буду с тобой, потому что мы с тобой любили друг друга только одно
мгновение, но навеки. Ты обо мне помнишь? Помнишь? Помнишь? Вот я чувствую
твои слезы. Успокойся. Мне спать так сладко, сладко, сладко".



... - он меня простил теперь. Все хорошо.