Из написанных, но неотправленных комментариев
(Сойдёт самому до общей кучи)

«Меня тоже иногда несёт на крыльях маразма» – это что, тоже я где-то сказал? Хотя, может быть. («Ну да, я сказал,» – как говаривал герцог из фильма «Тот самый Мюнхгаузен».) Определённо, иногда несёт. Само по себе это не есть очень хорошо, тем не менее славные эти крылья, бывало, заносили в такие прекрасные дали, куда, гремя кандалами здравомыслия, и за 10 жизней не доберёшься. И, хоть я и ратую по жизни за здравый смысл, со здравомыслием он имеет мало общего: введённый в привычку, он вполне может превратиться в собственную противоположность. (Тому, к примеру, любая религия может служить образцом.)
Увы, двойственности мои и недовыраженности зачастую вызывают в людях Лёгкое недоверие, прводящее к тому, что либо «кипит наш разум возмущ… пардон, заинтригованный», либо же, можно взять лопату и начать меня копать: «А что вы подразумеваете под…», «Что, собственно, вы имеете ввиду, когда…» Что ж, я отнюдь не против. Замечено, что душа от перекопки становится плодороднее. Даже если вы наткнётесь иной раз на пни и корни, которые сразу не выкорчевать, – не отчаивайтесь. Потому что «Я знаю, саду цвесть…». Я же хочу немного пооправдываться в чисто историческом плане на тему, откуда я такой загадочный, двойственный и местами откровенно маразмический взялся.
Дело в том, что период моего психоэмоционального становления пришёлся на время заката советской системы, когда эзопов язык являлся высшей, если не единственной формой самовыражения. Это особенно чётко проявлялось в рок-движении, близ которого я одно время упорно пытался тусоваться. Помните? Сарказм Макаревича, дзенская романтика «Аквариума», дадаистские приколы «Странных Игр» – они и многие другие оказали существенное влиянье на мою неокрепшую юношескую шайбу. Поворот от классического мира точных наук, которыми я увлекался в школьные годы, к иррациональному миру чувств, полному неописуемых психоделических галлюцинаций, был, пожалуй, самым важным переломом в моей жизни, надолго превратив меня в авангардного художника, пытливого поползноВенчика из наркоманского оркестра “Popolznowenje” и редактора так и не вышедшего в свет журнала «Овдовевший Паразитолог». Хиппи с успехом заменили мне армию, а Карлос Кастанеда прояснил устройство мира немного лучше, чем Ленин и Егор Гайдар, вместе взятые.
Теперь всё давно по-другому.
Уже спала волна,
что нас волновала тогда,
Но я плавал, не чувствуя дна,
и я знаю, что значит «вода».
(цитируя себя, родимого)
Теперь другой стиль, другой сленг.
В моде всё очень конкретное. Короткие волосы, чтобы легче было выскользнуть, когда тебе пытаются набить морду (Вопрос «за что» даже не поднимается в таких случаях). Глаза навыкате, не обременённые бездной оттенков выражения. Вот только мне по-прежнему ближе музыка новых пространств; Чувства первооткрывателей, которые, желая только вспахать свой огород, открывали и осваивали целые континенты. Мне милей Недосказанность – родная сестра Беспредельности, рождённая от попытки сказать больше, чем можно, и оставляющая возможность открыть ещё больше. Просто продлив свою мысль в любом из окружающих тебя направлений.