Космонавт №2
Рассказ о трёх головах.


Космонавт №2 Адриян Николаев
Осмотрел исподлобья свою МКС.
Ламинатный паркет на борту подметая,
Думал он: «Поскорей бы уборки конец!»
Тренажёры, гантели и Хаббл-телескоп
Мирно плавали в воздухе под потолком.
Два пришельца мучали фонендоскоп:
Первый слушал, второй в него бил молотком.


Голова первая

Космонавт №2 Адриян Николаев окинул критическим взглядом помещение международной космической станции. Широкая плоскость ламинатного пола не несла на себе ощущение девственной свежести, но была вполне в рамках приличия. Телескопы и спортивные тренажёры, парившие в помещении станции, порядка не вносили, но и не выбивали из равновесия истинно творческого человека. Честно говоря, продолжать уборку Адриян не имел ни малейшего желания. Всё остальное являлось делом технических работниц, проще говоря, уборщиц, целый грузовоз которых Земля должна была прислать на орбиту вскоре после окончания срока экспедиции Адрияна Николаева. Уж они-то наведут на станцию безликую чистоту и расставят по углам до той поры мирно летающие мимо хрустальных окон и люстр гантели с такой силой, что те не посмеют шелохнуться даже при запуске главных маршевых двигателей. Хотя… Адриян с лёгким отвращением вспомнил сигаретные окурки, выплывавшие из укромных уголков станции в первые дни его пребывания на станции. Никак не ожидал Николаев такого наследства от космонавта №1. Ни в лётной школе, ни в отряде подготовки космонавтов, никто из товарищей не мог даже заподозрить, что Юрка курил. Как, однако, космос раскрывает истинную натуру человека! Только через несколько дней Адрияну пришла в голову мысль, что, возможно, бычки остались от побывавших на станции между полётами уборщиц. Те, хоть и были женщинами, однако не отличались высокой нравственностью строителя коммунизма, такой, как у космонавтов. Однако образ курившего втихаря от Земли Гагарина всё-таки осел в душе Адрияна. Несмотря на свою алогичность, а возможно, даже в силу таковой, этот образ продолжал давить на психику Николаева, вызывая лёгкую тошноту. Всё чаще с ним рядом вставал другой, нежный и чистый, образ одной девушки из отряда космических уборщиц, встреченной им в период подготовки. Если бы только сочетание этих двух образов смущало душу Николаева вкупе с окурками, пожалуй, он отделался бы лёгкой мигренью, но было ещё что-то, низкое, тёмное и массивное, что давило на Адрияна, тянуло его душу вниз даже в состоянии невесомости. Какая-то фигура, в которой было что-то то ли немецкое, то ли итальянское… фашист, одним словом. И что-то роковое, похожее на напоминание о карточном долге (хотя Адриян мог поклясться, что ни разу в жизни не играл в карты). Тошнота почти подкатила к горлу. Адриян ещё раз посмотрел через высокие, трёхметровые, украшенные хрусталём окна МКС на огромный, переливавшийся светящейся массой океан Соляриса. Потоки этой мыслящей субстанции всегда напоминали ему своей аморфностью сопли. «Соплярис»,- подумал Николаев, ощутив выступившую на лбу испарину. В глазах его медленно потемнело, но даже сама надвинувшаяся темнота напомнила ему квадратную фигуру фашиста.
Потом ощущение было, будто тело его сделало один полный оборот вперёд вокруг оси на уровне чуть ниже пупка. Именно так в одном из тренажёров опытные ветераны космоса тренировали совсем юных ещё космонавтов. Произошёл ли такой кувырок в действительности, Адриян не понял (невесомость порой творит с сознанием странные штуки), но, когда ощущение завершилось, Адриян уже точно знал, чья это тень всё время вставала перед ним. Он всё вспомнил.
Он не был космонавтом номер два! Адриян Николаев никогда не мог быть им, потому, что космонавтом номер два был Герман Титов, дублёр Гагарина в первом полёте. Это прекрасно знал каждый советский школьник, и сам Адриян с детства помнил альбом с марками шестидесятых годов на тему «Космос». Там, рядом с летящими ракетами и улыбающимися лицами в шлемах стояли фамилии, порядковые номера и даты. Герман Титов… В нём сходились и немецкое имя, и фамилия, берущая начало у одного из римских императоров, как бы бросающая вызов не менее императорскому имени самого Адриана. И картёжный мистический фатализм был здесь – уж полночь близится, а Германа…
Как ни странно, но от сделанного открытия Адриян почти полностью пришёл в норму. Определённость всегда вселяет уверенность. Номер второй или какой-то другой – в конце концов, это вопрос личной силы. Такие цифры важны разве что для визитной карточки. Даже в сиви эту тему можно, если надо, обойти или замолчать. К тому же время поджимало – пора было опускаться на Землю. Сегодня предстояло какое-то событие, может быть, даже, родительское собрание у сына в школе. Не объяснять же учителям, что папа до сих пор в полёте!
Постепенно Адриян (ай, дрянь! – наверное, просто Андрей) начал чувствовать тяжесть в собственном теле. Вот показались высокие деревья, потом более низкие кусты. Лесная тропинка вела к железнодорожной станции. Там уже могли увидеть люди, а Николаев никак не мог справиться с невесомостью: тело его то и дело взмывало над кустами и парило в нескольких метрах выше уровня земли. Только перед самой бетонной лесенкой, ведущей на перрон, сознание Николаева достаточно наполнилось земными заботами, чтобы непослушное тело окончательно притянулось к Земле и достаточно крепко встало на ноги. Немножко путало мысли остаточное ощущение своей вторичности, но и с этим можно было, если рассудить, разобраться. Не всегда у Центра Управления Полётами имеется достаточно времени и средств для предполётной подготовки личного состава. Вот и пришлось схватиться за кандидатуру человека со стороны, но опытного, проводящего достаточно времени как в полётах, так и в невесомости. Андрей Николаев профессионалом по части космонавтики не был, но фантастикой увлекался довольно плотно. С состоянием невесомости он, давний любитель травки, также был знаком не понаслышке. Видимо, это и привлекло к нему специалистов из Центра Управления Полётами. «Что ж, своя логика в этом есть. Но в этот раз это была даже не травка, это было… просто чёрт знает, что такое. Вот удолбался, так удолбался!» – Размышляя так, Андрей Николаев вышел на станцию. Его не оставляло ощущение, что сегодняшние похождения ещё не окончены. Что-то витало в воздухе, что-то важное могло с ним случиться именно сейчас. Но чтобы оно произошло, нужно было не только освободиться от иллюзий; требовалось произвести полную перезагрузку сегодняшней личной истории.

Голова вторая, сиамский близнец первой.

Андрей Николаев профессионалом по части космонавтики не был, но фантастикой увлекался довольно плотно. Видимо, это и привлекло к нему специалистов из Центра Управления Полётами. Первым локализовался некто Юра, молодой человек с обаятельной гагаринской улыбкой. Он часто захаживал в компьютерный центр на станции, где работал Андрей. Именно Юра в приступе куртуазности первым начал называть Андрея Андрияном. Быстро сдружившись на почве стратегий и симуляторов, они нередко сообща баловались косячком, чтобы прибавить общению радостной невесомости. Но в этот раз Юра был не один. С ним вместе в центр заглянул высокий, чуточку массивный товарищ, которого Юра называл Титом. Тит держался скромно, но глазами блестел всепонимающе. Вечерело; компьютерный центр закрывался. Все трое вышли из помещения станции в скверик рядом с перроном. Тит с Юрой всё время хихикали и постреливали глазками, но Андрей чувствовал, что чего-то не догоняет.
– Позвольте узнать, господа, а не найдётся ли у вас в загашниках какого-нибудь средства для придания мыслям второй космической скорости? – в меру дипломатично спросил Андрей. Спутники его прыснули со смеху.
– Что Вы имеете в виду? – спросил Тит, первым отдышавшись.
– Ну, может быть, некоторого количества марихуаны…
– Марихуаны?!! – Тит аж взвизгнул от негодования. Как назло, Юрий тоже замолчал, и даже лучезарная улыбка его внезапно поблекла. Внутри у Николаева похолодело: он решил уже было, что сболтнул лишнего при постороннем, но его товарищи, переглянувшись, взорвались таким хохотом, что этот вариант тоже отпал.
– Дорогой мой, – сказал, наконец, Тит, – марихуана в малых количествах – противозаконна, а в больших – вредна для лёгких. В журнале «Здоровье» врачи рекомендуют для очистки организма от шлаков применять ингаляции с шалфеем. Попробуйте! От себя порекомендую при этом разогреть его до нескольких сот градусов.
Андрей подумал, что Тит попросту стебётся над ним, но в это время Юра достал из сумки бутылочку с минералкой, открутил крышку и навинтил вместо неё другую, из которой выходили две трубочки. Одна из них, металлическая, заканчивалась расширением, служившим, по-видимому, курительной трубкой. Получился небольшой, но удобный и мобильный кальян. Тит вытащил из кармана и развернул пухлый бумажный конверт. Содержимое явно растительного происхождения не было похоже на коноплю: по консистенции оно скорее напоминало молотый лавровый лист. Юра сунул кальян в руки Андрею, а Тит насыпал в чашечку маленькую щепотку травы.
– Внимание, Андриян, – сказал Юрий, вытащив из кармана пальто предмет, похожий на волшебную палочку с газово-реактивным соплом. – Затягиваться будешь не сразу, а только, когда я скажу. Приготовились!
Андрей выдохнул из лёгких лишний воздух и вставил себе в губы свободную трубочку, выходящую из кальяна. Юрий тем временем что-то сделал с волшебной палочкой, отчего на конце её зажглось пламя. («Включил маршевый двигатель», – подумалось Андрею.) Ещё одна манипуляция, и пламя стало вырываться быстрой тонкой струёй, словно из миниатюрной паяльной лампы. Юра осторожно, чтобы не сдуть содержимое, поднёс волшебную палочку к трубке кальяна. Видно было, как щепотка травы потемнела, внутри яркими рубинами зажглись переливающиеся огни угольков.
– Поехали! – воскликнул Юра. Андрей вдохнул. Вода в кальяне забурлила, и пространство над водой заполнилось молочно-белым дымом. Одновременно Андриян почувствовал, что все шестерёнки его сознания, обычно ползущие с резвостью минутной стрелки, вдруг быстро-быстро закрутились, как у водяного счётчика, если полностью открыть воду. Стало очень жарко, выступил пот. Чёрные тени деревьев, окружавшие компанию, медленно зашевелились, ожили, превратившись в змеевидные щупальца, и вдруг, с огромной, околосветовой скоростью начали расти, поехав куда-то вбок и вверх, закручиваясь по спирали вокруг Андрияна. Скорость эта совершенно ошеломила Андрияна, не оставив внутри его существа ничего, кроме ужаса, смешанного с восторгом. За считанные доли секунды он вознёсся в космическую высь. Всё, что казалось ему раньше важным, осталось далеко внизу, даже сами понятия жизни и смерти померкли перед богатством расширившейся, словно в момент Большого Взрыва, вселенной. Разлетающиеся во все стороны звёзды стали тем не менее как-то ближе Андрияну. Отчётливо было слышно, как каждая из них поёт какую-то древнюю индейскую песню. Иногда все эти песни сливались вместе, звуча невероятным космическим хором.
Как ни странно, но к моменту, когда произошли все эти изменения, Андриян только заканчивал вдох, судорожно пытаясь втянуть остатки белого дыма в расширившиеся до предела лёгкие. С начала затяжки прошло не более двух секунд. Юра выключил сопло маршевого двигателя волшебной палочки и забрал из рук Андрея кальян. Красные глаза угольков в трубке потухли. Первый пик ощущений, похожий по крутизне на памятник космонавтике в Москве, прошёл, сменившись выходом на околоземную орбиту. Андрей неверным шагом пошёл по тропинке в кусты. Существа из неведомых галактик, спрятавшиеся между трав и деревьев, пытались вступить с ним в контакт. Андрияна переполняло ощущение собственной легитимности, как представителя земной цивилизации. Ветки деревьев приглашающе расступались перед ним. Андриян начал торможение, согласовывая свои маневры с указаниями невидимого диспетчера. Проектируя верхушки сосен на карту звёздного неба, требовалось найти место особой космической силы. Андриян с успехом выполнил задачу: магнитно-сладострастное чувство в области промежности подсказало ему, где остановиться.
Природа планеты дышала негой и покоем. Листья-ладони продолжали приглашать Андрияна к подписанию некоего секретного протокола о намерениях. Не все пункты этого документа Николаеву были до конца ясны - слишком много взаимодополняющих ссылок виделось ему в сучьях деревьев. Но в целом, дух документа был ему понятен и близок: Андриян соглашался с совершенством окружающего мира, мир, в свою очередь, признавал принадлежность Андрияна к совокупности… к совокупности своих обитателей, одним словом. Удовлетворённый содержанием договора, Николаев широким жестом вынул из ширинки предмет своего мужского достоинства и поставил в углу мироздания горячую размашистую подпись (для биологических существ данного сегмента вселенной силу подписи имело, как ни странно, отправление малой нужды). В ответ Андриян ощутил порыв ветра, донесший до него терпкий запах лесного мха. Покончив с необходимыми формальностями, Андриян вздохнул полной грудью и повернулся в сторону станции. Сейчас он как никогда ясно ощущал, что находится в мире собственных отражений: деревья были отражениями Николаева, небо, ветер. Где-то на перроне его ждали Юра и Тит; сами того не подозревая, они были одними из бесчисленных его инкарнаций. В конце дорожки, ведущей на станцию, мелькнула чья-то тень – это тоже был дубль Андрияна Николаева, спешащий по его, Николаева, делам. Андриян сначала даже немного растерялся, увидев, как тот, другой Андриян, обошёл его на жизненном пути, пока Андриян номер один ходил в кусты писать, но потом, подумав, расслабился. Что в его жизни такого ценного, чтобы жадничать ею, и не давать возможности прожить эту жизнь своему другому «Я»? Андрей почувствовал себя легко и свободно: ему больше не надо было ходить домой и на работу, тот, другой Николаев, вполне справится с этим и сам, если ему так этого хочется. Зато теперь Андриян предоставлен самому себе - и от бабушки ушёл, и от дедушки ушёл; и от дружков-наркоманов и подавно ушёл - можно теперь начать вести здоровый образ жизни; а, может, и не надо ничего начинать, может, он сам уже пять минут как начался. Может быть, Андриян Николаев вообще умер в тот момент, когда чёрная тень промелькнула в конце аллеи, и стал отныне бесплотным духом, не видимым ни для кого. Говорят, что после смерти душа несётся по чёрному тоннелю, а чем тёмная аллея хуже? От этой мысли какая-то непреодолимая сила начала тянуть Андрияна вперёд по дорожке, и он бодро зашагал по направлению к станции. По пути Андрияном вновь завладели мысли о космосе. Он остро почувствовал, как одинок человеческий дух во вселенной. Даже окружённый оболочкой земной атмосферы, его, Андрияна Николаева, мир был неизмеримо мал в масштабах метагалактики. Тем интересней и опаснее казался его путь в космическом пространстве. Деревья, окружающие его, – это просто сад, разбитый на борту звездолёта, а за ним – металл и пластмасса… крепкая бортовая обшивка. (Действительно, за этими деревьями простирался город – огромный организм, созданный для удовлетворения нужд Николаева в пище, деньгах и время препровождении, и для защиты от излучений вселенной.)
Когда Андриян вышел на перрон, он обнаружил, чтоего спутники из центра управления полётами куда-то исчезли: видимо, полёт перешёл в автономный режим. Желая проверить, всё ли в порядке с системами жизнеобеспечения, Андрей ещё раз заглянул на станцию, но, кроме банкомата крайбанка, кружащегося в невесомости по бортовому отсеку, ничего подозрительного не обнаружил. Снова возвращаясь от станции к перрону, космонавт номер два или три Андрей Николаев чувствовал, что его полёт был не случаен: что-то должно было произойти сегодня вечером. Полученные впечатления требовали развязки. Размышляя так, Андриян начал замечать проступающую из темноты человеческую фигуру.
«Ещё один я», – с железной логикой решил Андрей. Из книг Карлоса Кастанеды он знал, что встреча лицом к лицу с собственным дублем означает неминуемую смерть, но сегодня вечером ему было не привыкать к подобному состоянию. Как ни странно, ощущая себя мёртвым, Андрей не чувствовал никакой депрессии или ностальгии по прежней жизни. Душу переполнял приятный азарт, побуждавший его всё больше провоцировать пространство. Вселенная со всеми её законами вдруг показалась ему маленькой картонной декорацией. Её создателя или создателей можно, наверное, поставить в тупик, выход из которого потребует неминуемого расширения мира. Или привлечения новых правил игры. Ощущать Господа Бога-Творца не подавляющей верховной личностью, а равноправным партнёром в некой логической игре, было одновременно и опасно, и невероятно трезво. Так или иначе, Андрей твёрдо вознамерился разговориться с собственным дублем; хотя бы спросить его, сколько времени. Тень приближалась к Андрею, Андрей приближался к тени; волнение возрастало, как во время старинной дуэли. Всё больше знакомых черт, таких похожих на собственные, улавливал в выступавшей из мрака фигуре Андрей, как вдруг, шагах в пяти, – ни он, ни его противник, но сама природа, задрожав, отступила: черты слились в единый образ, но это не был Андрей Николаев. Тем не менее, Андрей знал этого человека.


Голова Третья, маленькая и финальная.

На перроне совсем не было народа. Поезда ждала только одна девушка. Она вступила в круг падающего от фонаря света, и Николаев остолбенел.
–Здравствуйте,– подняв глаза и улыбнувшись, сказала девушка. – А вы меня помните? Меня зовут Валентина! Я работаю в Центре… уборщицей…– и, немного смутившись, девушка опять опустила глаза.
-Да, я вас тоже помню! – с излишней торопливостью сказал Андрей. – Но что вы делаете в это время… на станции??
– Понимаете, мой грузовой ушёл…– сказала девушка, вновь потупив глаза, как показалось Андрею, в смущении – на самом деле она просто искала место, куда можно было бы незаметно выбросить зажатый в кулаке окурок. Ей почему-то очень не хотелось, чтобы Андрей узнал, что она курит. Ей стало настолько стыдно, что она вдруг твёрдо решила, что эта смятая в руке сигарета была последней в её жизни. Настолько стыдно, что на щеках её заиграл румянец.
– Понимаете, он ушёл, а я опоздала, осталась…Просто мне очень хотелось хоть раз в жизни увидеть настоящего космонавта…
Невесомость вкупе с земным притяжением иногда вытворяет с сознанием странные штуки – только так можно объяснить, что в этот момент Андриян Николаев остолбенел ещё больше. Он смотрел в лицо девушки прямо и просто, и не знал, что сказать, и даже, что можно подумать в этот момент. И всё-таки не успел заметить, как космическая уборщица Валентина засунула окурок за бортовую обшивку.