Из записок даже нерезидента
Судя по всему, я ушёл в неописуемую жизнь. Не потому, что очень странную, скорее ноаборот – потому, что нет никакого желания публично описывать события уровня «как я сходил в душ или в туалет», а действительно интересные случаи так и стараются разминуться с желанием или возможностью ими поделиться. К тому ж, и дома бываю только по ночам, чтобы спать, или заскоком между Ундиной и дачей. Интернетствую по минимуму, часто (но не каждый день) проглядываю ленту друзей, следов не оставляю – не нахожу мудрых мыслей для комментов, всё у всех какое-то самодостаточное.
В общем, передайте Юстасу, что Алекс извиняется за долгое молчание – шпионская этика не позволяет болтать много и попусту, особенно под колпаком.
Что бы ещё добавить в нарушение вышеизложенного принципа?
... Примерно с месяц с тому назад я ехал в вагоне Сигулдского поезда в Ригу. Народу было тыщу кг/км, приходилось стойко выстаивать всю дорогу, сознание с тщетным упорством искало в жизни положительные стороны. Внимание привлекла к себе группа молодых людей, шесть человек в 4-хместном купе, четверо ребят и две девушки. Мимика их давала понять, будто они о чём-то шепчутся или сговариваются. Постепенно из шума колёс и невнятного гула стали выплывать звуки, складывающиеся в песню, похожую на латинский гимн. «Фанаты-католики?» – мелькнуло подозрение. Нет, для религиозных фанатиков звучало слишком легко и по-настоящему многоголосно. Коллектив, явно не любительский, если и фанател от чего-то, так от пения а-капелла. Закончив с гимном и осмелев в смысле громкости, ребята перешли к лёгкому англоязычному джазу, потом принялись за латышский национальный фольклор и классику вроде «Вей, ветерок». Звучало уже не так таинственно, но всё же... Поездка стала интересной, и жизнь приобрела смысл. Подъезжая к центральному вокзалу я внутренне уже созрел для выражения благодарностей, расспросов на тему «кто такие» и приглашений выступить в Ундине, но... вездессущее резидентское эго побудило меня молчаливо выскочить из вагона через другие двери.
Следующие полчаса, бродя по вокзалу (всякие магазины, кассы и не-в-кассы, то да сё), я натурально глюковал, как крепко упсихотропившийся: в каждом уголке меня подстерегало многоголосое пение, слышавшееся то в бомотании толпы, то в шуме кондиционера, то вдруг перетекавшее в удалые хиты какой-нибудь дисканутой радиостанции, весело бряцающей из привокзального киоска. Звуки, как нити, словно сплелись в один узор, их ковёр окружал меня, и начала, и концы этих нитей были мною потеряны. Вдруг музыка остановилась и навалилась тишина: я вышел на пустой перрон. Смачно проголотив пережитое впечатление, я купил мороженое, сел в электричку и покатил в сторону своей удобной, как продавленное задницей кресло, жизни.