[541x700]
1851
Эдуард Эвелинг (Edward Aveling)
английский политический деятель, социалист, муж дочери Карла Маркса Элеоноры. Родился в Сток-Ньюингстоне, в многодетной семье. Закончил колледж Харроу близ Виндзора, затем изучал медицину в Лондонском университете. Выступал как популяризатор учения Ч.Дарвина и атеистических взглядов. В 1883 году начинает интересоваться марксизмом, становится редактором социалистического журнала «Прогресс» (в 1883—1884 гг.). В 1884 году встречается с Элеонорой Маркс. Являлся одним из лидеров Демократической федерации, с августа 1884 года переименованной в Социал-демократическую федерацию. В том же году осудил оппортунистический курс её руководителя Г.Гайндмана и, вместе с группой левых (Б.Бакс, Э.Маркс, У.Моррис) и другими выходит из рядов федерации. Эвелинг — один из основателей Социалистической лиги в декабре 1884 года, которую при поддержке Ф.Энгельса пытался превратить в массовую партию. Возобладание в лиге анархистов в конце 1880-х годов заставило Эвелинга и его единомышленников порвать с ней. Эвелинг был активным пропагандистом марксистских идей в Англии и других странах — на его счету многочисленные выступления в европейской социалистической печати, пропагандистская поездка с Элеонорой Маркс и Вильгельмом Либкнехтом в 1886 году в США. Участвовал в движении «новых тред-юнионов», способствовал основанию и деятельности II Интернационала. Вместе с С.Муром перевёл на английский язык 1-й том «Капитала» Маркса в 1887 году, участвовал в переводе работы Энгельса «Развитие социализма от утопии к науке» (1892). Эвелинг проявил себя также как незаурядный драматург и литературный критик. Последние годы его жизни были омрачены болезненним состоянием, моральными срывами. Умер в Баттерси 2 августа 1898 года. Литература: Маркс К. и Энгельс Ф., Сочинения, 2-е издание, тома 36-39 (Указатель имен); Туполева Л.Ф., Социалистическое движение в Англии в 80-е годы XIX в., Москва, 1973.

1854
Платон Константинович Карсавин
артист балета, балетный педагог. Платон Карсавин родился в Санкт-Петербурге, в семье провинциального актёра, впоследствии ставшего портным и обосновавшегося в Санкт-Петербурге, Константина Михайловича Карсавина, умершего в 1861 году, оставив трех детей (Платон — самый младший). Его жена, мать Платона Константиновича, Пелагея Павловна, скончалась в 1890 году в возрасте 70 лет. Учился в Петербургском театральном училище, педагог М.И.Петипа. Дебютировал на сцене ещё учащимся в 1867 году партией Граф Ульрих в балете «Сирота Теролинда, или Дух долины» на музыку Цезаря Пуни, балетмейстер А.Сен-Леон. По окончании училища в 1875 году был принят в балетную труппу Мариинского театра. Проработал на сцене Мариинского театра до 1891 года. Умер в Петрограде в 1922 году.
Исполнитель балетных партий
Первый исполнитель партий и танцев в постановках балетмейстера Петипа: Аполлон («Две звезды», 1871), Тритон («Приключения Пелея», 1876), черногорский танец («Роксана, краса Черногории», 1878), Лавирон («Фризак-цирюльник», 1879), Шут («Млада», 1879), абиссинский танец («Зорайя», 1881), индусский танец («Талисман», 1889), Принц Фортюне («Спящая красавица», 1890), па де сие («Калькабрино», 1891). Исполнитель танцев: уральский пляс («Конёк-Горбунок», композитор Ц.Пуни, балетмейстер А.Сен-Леон, возобновление М.Петипа; в Энциклопедии балета ошибочно указан М.Петипа как автор балета), па-де-де («Жизель»), па-де-труа («Пахита»), тарантелла («Бандиты»), а также балетные танцевальные фрагменты балетмейстра М.И.Петипа в операх: «Джоконда», «Демон», «Мефистофель» — все балетмейстер Петипа; балетные сцены в опере «Волшебный стрелок» (балетмейстер Л.И Иванов). Среди партнёров: В.А.Никитина, М.Н.Горшенкова. Критика отмечала: «Отличался виртуозной техникой, обладал большим прыжком и сильными пируэтами. Имея все данные, К. не стал ведущим танцовщиком труппы, был артистом „даровитым, но затёртым закулисною рутиной» (А.А.Плещеев. Наш балет, 2-е издание., Санкт-Петербург, 1S99). В 1882—1896 гг. преподавал балетное мастерство в Петербургском театральном училище. Среди учеников: А.И.Чекрыгин.
Семья
Брат: Владимир Константинович Карсавин — артист балета; Сестра: Екатерина Константиновна, в замужестве Балашева, её сын: Николай Николаевич Балашев — артист балета; Жена: Анна Иосифовна, урожденная Хомякова, внучатая племянница известного славянофила А.С.Хомякова; Дочь: выдающаяся балерина Тамара Платоновна Карсавина; Сын: философ Лев Платонович Карсавин, был репрессирован, могила на лагерном погосте в Абези. По мемуарной книге дочери (Карсавина Т., Театральная улица, Ленинград, 1971), семья жила небогато, из-за нехватки денег, приходилось часто переезжать в поисках более дешевой квартиры: «Так, воспоминания о месте жительства, относящиеся к 1890 году, можно дополнить указанием точного адреса съёмной квартиры, — набережная Екатерининского канала (ныне — канала Грибоедова), дом 170, квартира 9. По этому адресу семья Карсавиных жила до 1896 года, когда, в связи с ухудшением финансового положения (по свидетельству автора «Театральной улицы»), переехала в другую квартиру в том же доме — квартира 15. Дом 170 находится совсем недалеко от места соединения канала Грибоедова с Фонтанкой. До этого времени семья часто меняла адрес. Так, в 1888—1889 годах Анна Иосифовна проживала по четырем, последовательно сменяющимся адресам по Малой Морской, Торговой, Офицерской и Могилевской улицам. После дома на Екатерининском канале, с 1901 года, незадолго до окончания Тамарой балетного училища, семья проживала по Садовой улице, дом 93, квартира 13 [По свидетельству Т.Карсавиной («Театральная улица»), дом находился напротив церкви Покрова в Коломне (ныне площадь Тургенева, церковь снесена в 1934)]». Там же приведены интересные факты: «После выхода на пенсию в 1891 году Платон Константинович должен был „определиться“ со своим сословным статусом. До 1870 года, когда он поступил в число казенных воспитанников Театрального училища (с этого года началось также исчисление стажа его службы), П.К.Карсавин состоял в портном ремесленном цехе. В 1875 году, по выпуске из училища, он был уволен из ремесленного общества и из оклада исключен. Прослужив свыше 15 лет артистом Императорских театров, Карсавин имел право на причисление к сословию потомственных почетных граждан. Этим правом, с получением соответствующей грамоты, он воспользовался в 1891 году, после выхода в отставку» Литература: Карсавина Т., «Театральная улица» ["Theatre Street". London, 1930; на русском языке — «Театральная улица». Ленинград, 1971]; Плещеев А., Наш балет, 2-е издание, Санкт-Петербург , 1S99; Красовская В.М., Русский балетный театр второй половины XIX в., Ленинград-Москва, 1963.


1856
Михаил Данилович Кутоманов
земский статистик, общественный деятель, журналист, член партии эсеров, депутат Государственной думы Российской империи I созыва от Курской губернии.
Родом из очень бедной крестьянской семьи слободы Ракитная Грайворонского уезда Курской губернии. Учился в начальной сельской школе. Рано привык к самостоятельному труду: «и пахал, и молотил, и отбывал барщину» и одновременно был помощником волостного писаря. В 19 лет (1875 г.) он поступил конторщиком в экономию богатого купца в Екатеринославской губернии. В экономии была хорошая библиотека, что дало возможность Кутоманову существенно расширить свой кругозор. В 1877—1883 годах во время военной службы из семи лет четыре был писарем при штабе в Петербурге, что также способствовало продолжению самообразования. Заведовал публичной библиотекой, организованной им в городе Короча Курской губернии. Кутоманов же в это время готовился к экзамену на аттестат зрелости, но в 1887 г. по постановлению администрации библиотека была закрыта, а сам устроитель подвергнут аресту и отправлен в родное село, где провел два года. 4 года Кутоманов служил в земстве Гайворонской управы, после чего переехал в Санкт-Петербург. С 1896 служил при архиве Департамента уделов. В 1897 г. он смог поступить статистиком в департамент таможенных сборов. С этим периодом связано его активное сотрудничество с рядом журналов. Общественный резонанс получили его публикации по земской и крестьянской проблематике в журналах «Новое слово» и «Русское богатство». В 1898 г. Кутоманов вновь арестован; после 11 месяцев пребывания в доме предварительного заключения отправлен на родину без права выезда, и здесь, в Ракитной, он в 1899 году стал «заочным» сотрудником «Сына Отечества», одновременно выполняя и сдельную работу для статистического отдела ярославской земской управы. В 1902—1905 служил статистиком и делопроизводителем, а с 1905 — заведующим отделом народного образования Саратовского городского управления. В октябре 1905 г. Кутоманов был вновь арестован, но после выхода Манифеста 17 октября — освобожден. В 1890-х годах член социально-революционных кружков в Курской, Ярославской и Санкт-Петербургской губерниях. C 1905 года член Саратовского комитета Партии социалистов-революционеров. Всего Кутоманов находился под надзором полиции в течение 20 лет. После выступления 20 октября 1905 года на митинге в Саратове он был избит черносотенцами. 11 марта 1906 года в Грайвороне на предвыборном собрании уполномоченных волостных сходов после яркой речи выступил уполномоченный Борисовской волости Павла Яковлевича Барвинского (Израильтянко) М.Д.Кутоманов был избран депутатом избирательное собрание выборщиков Курской губернии. 26 марта 1906 года Михаил Данилович избран депутатом в Государственную думу Российской империи I созыва от общего состава выборщиков Курского губернского избирательного собрания. Перед выборами уполномоченным в Ракитинской волости Кутоманову вновь грозил арест, однако его успели избрать. После этого арест был отменён. Входил в Трудовую группу. Член Комиссии по поверке прав членов Думы. Подписал законопроекты: «О гражданском равенстве», «О неприкосновенности членов Государственной Думы», заявление об образовании Комиссии по расследовании преступлений должностных лиц. Выступал в Думе по ответному адресу, по Наказу, по аграрному вопросу. 10 июля 1906 года в г. Выборге подписал «Выборгское воззвание». На родине, в слободе Ракитной общественные сходы пригласили своего земляка дать объяснения о деятельности Думы и о причинах её роспуска. В результате Кутоманов был арестован за пропаганду среди крестьян Грайворонского уезда Курской губернии. За подписание Выборгского воззвания был осуждён по статье 129, часть 1, пункты 51 и 3 Уголовного Уложения, приговорён к 3 месяцам тюрьмы и лишён права быть избранным. В апреле 1911 года оставался высланным из родной губернии. Дальнейшая деятельность Кутоманова тесно связана с книгой и печатью. Он активно развивал деятельность книжного склада «Родной мир» в Петербурге и, как явствует из его переписки с Н.А.Рубакиным, мечтал открыть собственное издательство, которое бы специализировалось на детской и народной литературе. В феврале 1917 года послал приветствие в Государственную Думу в связи с победой революции. После октября 1917 Кутоманов некоторое время работал в системе производственной кооперации инструктором в Рыбинске и Брянской области. В последние годы вернулся в слободу Ракитную. Получал персональную пенсию. Скончался в 1925 году, похоронен в слободе Ракитной. В искусстве: Кутоманов прототип одного из героев в автобиографической повести «Этапы» С.Г.Скитальца (Петрова). Литература: Боиович М.М. Члены Государственной думы (Портреты и биографии). Первый созыв. — Москва, 1906. — Страница 156; Государственная дума Российской империи: 1906—1917. Б.Ю.Иванов, А.А.Комзолова, И.С.Ряховская. Москва. РОССПЭН. 2008; Первая Государственная Дума. Алфавитный список и подробные биографии и характеристики членов Государственной Думы. — Москва: Типография Товарищества И.Д Сытина, 1906. — 175 страниц; Государственная Дума первого призыва. Портреты, краткие биографии и характеристики депутатов. — Москва: Возрождение, 1906. — Страница 112; Колесниченко Д.А. Состав Трудовой группы в I и II Государственных думах: Сводная таблица членов фракции. — М., 1988. — Страницы 28-29; Российский государственный исторический архив. Фонд 1278. Опись 1 (1-йсозыв). Дело 65. Лист 26 оборот; Опись 5. Дело 1294; Фонд 1327. Опись 1. 1905 год. Дело 143. Лист 70 оборот; ГАНО. Фонд 1882. Onись 1. Дело 48 а. Лист 7.


1856
Теобальд Теодор Фридрих Альфред фон Бетман-Гольвег (немецкое имя — Theobald Theodor Friedrich Alfred von Bethmann Hollweg)
германский политический деятель, рейхсканцлер Германской империи, премьер-министр Пруссии в 1909—1917 годах. Во внутренней политике придерживался лево-либеральных взглядов, был идейно близок к Прогрессивной народной партии и стремился установить контакт с социал-демократами. Его центристский политический курс, получивший название «политика Диагонали» (в предвоенный период) или «неоориентация» (в годы Первой мировой войны) принёс ему как поддержку, так и критику со стороны многочисленных германских партий и общественных групп. Во время Первой мировой войны Бетман-Гольвег поддерживал идею сплочения классов и партий под лозунгом «Гражданского мира», выступал против крайнего аннексионизма правых кругов, при этом не исключая возможности территориальных захватов в Бельгии и Франции. 13 июля 1917 года в результате конфликта с Верховным командованием армии (Паулем фон Гинденбургом и Эрихом Людендорфом) вынужден был уйти в отставку. Теобальд фон Бетман-Гольвег родился в Хоэнфинове (ныне — земля Бранденбург). Его отец Феликс фон Бетман-Гольвег был прусским землевладельцем, ландратом, а впоследствии — членом рейхстага от Свободной Консервативной партии. Прадед, Иоганн Якоб Бетман-Гольвег — был банкиром, родом из Франкфурта-на-Майне. Благодаря своему финансовому наследию Феликс Бетман-Гольвег смог в 1855 году приобрести недалеко от Берлина имение Хоэнфинов, где и родился его сын. Отец Теобальда руководил семьёй с патриархальной строгостью, принципами воспитания сыновей были твёрдость, сила воли и подчинение долгу. Герхард фон Мутиус, племянник Феликса Бетмана-Гольвега, писал, что тот «до седых волос был вспыльчив и груб». Это отразилось на отношениях детей с отцом. Старший брат Теобальда Бетмана-Гольвега — Макс, поссорившись с отцом, покинул Бранденбург в 1884 году и эмигрировал в Америку, где умер при невыясненных обстоятельствах, не дожив до начала ХХ века.

Школа Пфорта
Среди положительных черт Феликса Бетмана-Гольвега была его склонность к музыке, которую унаследовал и сын. В детстве будущий рейхсканцлер, обучаясь игре на фортепьяно, проявил незаурядные музыкальные способности. Развлечением среди однообразной провинциальной повседневности были для маленького Теобальда ежегодные поездки к тёткам — сёстрам матери, жившим в Париже. Эти визиты способствовали его знакомству с французской жизню и помогли в будущем избежать предубеждений в отношении французов. Теобальд был особенно близок со своим дедом, юристом и политиком Морицем Августом Бетманом-Гольвегом, который часто навещал внука в Хоэнфинове, разговаривал, играл и читал с ним. Мориц Август в «Домартовский период» поддерживал умеренно-консервативную политику и, в отличие от своего сына Феликса, не был закрыт для либеральных идей. В 1869 году Теобальд Бетман-Гольвег поступил в Королевскую школу в Пфорте, которую окончил в 1875 году, став лучшим учеником в классе. Его выпускная работа, посвящённая трагедии Эсхила «Персы» в контексте «Поэтики» Аристотеля, была написана на латыни, как это было принято в классических гимназиях. Позже Бетман-Гольвег признавался, что у него «никогда не было такого чувства психической перегрузки, как тогда». В то же время он говорил, обязан Шульпфорте «независимостью суждений». Отношения Теобальда с одноклассниками складывались, по-видимому, непросто, из-за определённой склонности к снобизму. Кайзер Вильгельм II, вспоминал, что, по свидетельству одноклассников, будущий канцлер ещё в школе «беспрестанно менторствовал и поучал своих товарищей по классу, […] поэтому ему даже дали прозвище „гувернантка“». Тем не менее, со школьной поры Бетман-Гольвег сохранил двух друзей — Карла Лампрехта и Вольфганга фон Эттингена, с которым поддерживал отношения на протяжении всей жизни.

Страсбургский университет
Юность
После выпускного экзамена, дед устроил Теобальду поездку в Италию. Будущий канцлер писал своему другу Вольфгангу Эттингену: «Самая восхитительная польза от поездки в Рим — в том, что учишься подавлять сентиментальность перед величием истории и природы». Вернувшись из Италии, Бетман-Гольвег посвятил себя изучению юриспруденции: сначала в Страсбургском универстите, а затем — с 1876 года — в Лейпцигском университете. Выпускной экзамен он сдавал в берлинском Университете Фридриха Вильгельма, где его преподавателем был Рудольф фон Гнейст. После экзаменов Бетман-Гольвег хотел как можно скорее «вернуться на Рейн», но остался в Берлине и некоторое время стажировался в Берлинском участковом суде. В октябре 1880 года он стал юристом участкового суда Франкфурта-на-Одере. В период учёбы Бетман-Гольвег много читал, в основном на английском и французском языках, и общался с однокурсниками. Однако сам он считал своё общение ограниченным «вследствие собственной неуклюжести» и признавался, что «вероятно, навсегда останется скучным парнем». Вопреки моде того времени, он не был членом никаких студенческих корпораций. Уже в это время начали формироваться политические взгляды будущего канцлера. Под впечатлением от второго покушения на кайзера Вильгельма I, произошедшего 2 июня 1878 года, Бетман-Гольвег писал, что излечился от своего утопического идеала «растворения отдельного отечества в общем мире». Но, несмотря на его протест против «гнусных социалистических устремлений», он не связывал себя ни с одним из существующих политических направлений. В равной степени он осуждал и «доктринёрские либеральные старания», и «невероятно глупых реакционеров» и «самозваных рыцарей-крестоносцев». Он начал склоняться к центристским убеждениям, идеям о необходимости поиска компромисса между нереволюционной социал-демократией и монархическим консерватизмом.
Государственный служащий
В 1882 году Бетман-Гольвег поступил на службу в администрацию Франкфурта-на-Одере. В 1884 году он с отличием сдал асессорский экзамен, а 10 декабря того же года — вступил в должность королевского регирунгассесора. В следующем году Бетман-Гольвег был переведён в администрацию провинции Бранденбург в Потсдаме. В 1885 году Феликс фон Бетман-Гольвег решил оставить свой пост в администрации бранденбургского района Обербарним[de], в связи с чем сын сначала замещал его должность на временной основе, а с 20 января 1886 года — получил официальное назначение, став самым молодым ландратом в провинции Бранденбург. Если его отец все ещё вёл дела в стиле прусского юнкера, то Бетман-Гольвег-младший привнёс в управление новые порядки: он сам ездил в деревни, разговаривал не только с помещиками, но и с их работниками, и проверял ежегодные инвестиции. Он стремился к тому, чтобы его работа была основана на принципах добровольного участия граждан, а не на авторитарных инструкциях. Внимание к своим «подопечным» сделало его одним из самых прогрессивных районных администраторов того времени.

Карта бранденбургского района Обербарним
В 1890 году консерваторы, национал-либералы и свободные консерваторы выдвинули Бетмана-Гольвега в качестве единого кандидата в рейхстаг. С большинством в один голос его кандидатура была принята, но протесты кандидатов-противников в связи с предполагаемыми нарушениями при голосовании привели к новым выборам, в которых Бетман-Гольвег уже не принимал участие. На этом закончился его недолгий опыт в качестве партийного деятеля. На протяжении всей жизни ему не импонировала партийная система. В 1896 году, после десяти лет работы в районной администрации, Бетаман-Гольвег был назначен старшим советником обер-президента окружного управления Потсдама. 1 июля 1899 года он был назначен главой административного округа Бромберг. Всего три месяца спустя 43-летний Теобальд фон Бетман-Гольвег стал главой провинции Бранденбург. Возглавив одну из крупнейших провинций королевства, Бетман-Гольвег приобрёл совершенно новые возможности для установления социальных контактов. Современники называли его «прирождённым обер-президентом», но сам Бетман-Гольвег чувствовал себя «не на своём месте» и в духе Гёте проклинал «занятую праздность дураков, филистеров и негодяев-чиновников». В 1901 году Бетман-Гольвег писал своему школьному другу Вольфгангу Эттингену: «Я — человек, который никогда не справлялся со множеством возложенных на него задач, который стал поверхностным и, следовательно, неудовлетворённым дилетантом, и который, тем не менее, перелетал с должности на должность. […] Когда мне откроется Зависть Богов, или я отбываю свой срок благодаря чувству долга, не имея возможности полно и чисто наслаждаться незаслуженным счастьем? [...]» Во время учёбы и службы Бетман-Гольвег интересовался жизнью в других европейских странах. Он хорошо владел иностранными языками, ещё в юности посетил Рим, Вену и Будапешт, в 1904-м году — вновь побывал в Париже, а до этого — в Лондоне, по приглашению немецкого посла Пауля Меттерниха: тогда в Берлине на повестке дня стояло объединение пригородов, и Бетман-Гольвег взял за образец Ассоциацию городов Лондона.

Марта фон Бетман-Гольвег, бюст работы Георга Кольбе, 1910
Брак и семья
В июле 1889 года Бетман-Гольвег женился на Марте фон Пфюэль (21 апреля 1865 — 11 мая 1914), дочери прусского землевладельца и чиновника Густава фон Пфюэля, племяннице министра-президента Пруссии Эрнста фон Пфюэля. Этот брак стал для выходца из франкфуртской буржуазии Бетмана-Гольвега символом «акклиматизации на Востоке» и окончательного принятия его в круг местного дворянства. В браке родилось четверо детей, один из которых рано умер. Старший сын Август Фридрих (4 июня 1890 — 9 декабря 1914) погиб на Восточном фронте. Дочь Иза (1894—1967) в 1915 году вышла замуж за дипломата Юлиуса фон Цех-Буркерсрода. По словам двоюродного брата Бетмана-Гольвега, Герхарда фон Мутиуса: «Он был и оставался одиноким человеком на всех этапах своей жизни. Он не имел достаточных склонностей ни к педагогике, ни к играм, чтобы заниматься семейной жизнью».
Министр внутренних дел Пруссии
21 марта 1905 года Бетман-Гольвег был назначен министром внутренних дел Пруссии. Назначение он принял неохотно, как и все последующие повышения по службе: ему казалось, что его политические взгляды «не укладываются в прусский схематизм». Назначение Бетмана-Гольвега сразу вызвало недовольство в среде консерваторов. Лидер Германской Консервативной партии Эрнст фон Хейдебранд писал:
«В качестве министра внутренних дел нам нужен человек с твёрдой рукой и стержнем. […] Вместо этого нам дают философа». Бернхард Бюлов приписывал Хейдебранду и такое высказывание о Бетмане-Гольвеге: «Этот человек слишком умён для меня». На посту министра Бетман-Гольвег продолжал симпатизировать лево-либеральным партиям и принципиально придерживался центристских позиций. Своей целью он видел консолидацию германского общества, преодоление как левого, так и правового радикализма путём достижения компромиссов между консервативными и радикальными течениями. Он много внимания уделял процессу встраивания социалистов в существующую государственную структуру. Сам Бетман-Гольвег называл свой курс «политикой диагонали». Только что назначенному главой рейхсканцелярии Фридриху Вильгельму фон Лёбелю Бетман-Гольвег писал:
«Элементы, подлежащие примирению, более не имеют внутренней связи для совместных политических воззрений. Они стоят друг напротив друга, как части разных миров. Надеюсь, Вам удастся добиться уравновешивающего эффекта, потому что без постепенной ассимиляции мы придём к совершенно неприемлемым условиям».
При вступлении в должность 6 апреля 1905 года Бетман произнёс речь в прусском ландтаге, в которой отметил роль левых партий в достижении общественного благосостояния и назвал социальное благополучие «самой важной и серьёзной задачей современности». В то же время он эффектно выступил против политической, религиозной и социальной нетерпимости, заявив (под бурные аплодисменты левых и национал-либералов): «Nihil humani a me alienum puto», выразил уверенность в «человеческих способностях к развитию» и удовлетворение тем, что «культурные потребности граждан, даже среди низших классов, постоянно растут», а также указал, что «освобождение от бюрократических оков возможно только при свободном участии всех кругов народа». Эти заявления были не вполне обычны для прусского министра внутренних дел. В 1909 году газета «Berliner Tageblatt» писала, вспоминая инаугурационную речь Бетмана-Гольвега:
«В этом трёхклассном парламенте с его поверхностным представлением о полезности люди не привыкли находить нечто вроде мировоззрения и видеть потребности государства, подкреплёнными философскими соображениями. Г-н фон Бетман-Гольвег удивлял, словно редкая птица».

Прусский Ландтаг
В 1906 году в прусском ландтаге рассматривался вопрос о реформе избирательного законодательства. Выборы в нижнюю палату ландтага представляли собой сложную двухступенчатую процедуру: население каждого избирательного округа разделялось на три разряда в зависимости от суммы уплачиваемых в казну налогов. Эта система, неофициально называемая «трёхклассной», нередко подвергалась критике, поскольку ограничивала количество представителей «низших классов» и, как считалось, способствовала преобладанию в ландтаге консерваторов. Куриальная избирательная система была характерна для многих европейских государств, но в Пруссии всё чаще вызывала недовольство как несоответствующая времени, поскольку германский рейхстаг избирался на основе равного, прямого и тайного голосования. Бетман-Гольвег, выступая в ландтаге, отклонил идею предоставления всеобщего и равного избирательного права в Пруссии по аналогии с общегерманским, подчеркнув, что королевское правительство «хотя не хочет отставать от необходимого, но и не хочет выходить за пределы достаточного». Министр предостерёг от «демократической уравниловки»(„demokratischer Gleichmacherei“), при этом похвалив «высокие устремления наших рабочих». В это же время он написал Вольфгангу Эттингену:
«Я прекрасно понимал, что моя речь не только разворошила осиное гнездо, но и подвергла риску меня лично. Наш прусский избирательный закон в долгосрочной перспективе несостоятелен, и даже если он обеспечит парламент, способный действовать, его консервативное большинство настолько примитивно и, в полном ощущении незыблемости своей власти, настолько унизительно для любого, кто хочет двигаться вперёд, что мы должны искать новые основы. Но даже для этой идеи я не найду понимания ни у Государственного министерства, ни, вероятно, даже у Его Величества и, уж точно ни при каких обстоятельствах — у большинства Ландтага.»
В 1906 году вспыхнула забастовка в провинции Позен — польские школьники при поддержке католического духовенства требовали преподавания на польском языке. Консерваторы настаивали на увеличении войск в Позене, но Бетман-Гольвег решительно отверг это предложение, и напротив — одобрил религиозное обучение на польском языке. Позиция министра, согласно которой Королевство Пруссия должно стать более терпимым, проявилась и во время скандала, связанного с гомосексуальными наклонностями друга императора Филиппа цу Эйленбурга, инспирированного уволенным чиновником Имперского Ведомства иностранных дел Августом фон Гольштейном. Имперский суд поручил Берлинскому полицейскому управлению составить список всех высокопоставленных гомосексуалистов королевства, Бетман-Гольвег, как министр внутренних дел, должен был проверить этот список и передать его Тайному совету. Вместо этого он вернул его уполномоченному криминалисту Гансу фон Трескову, сказав, что не хочет делать столь многих людей несчастными.
Статс-секретарь внутренних дел Германии
24 июня 1907 года Бетман-Гольвег был назначен статс-секретарём Имперского ведомства внутренних дел и вице-президентом Прусского Государственного министерства, став самым влиятельным политическим деятелем Империи после канцлера Бюлова. В дополнение к своим основным обязанностям в должности главы одного из ключевых министерств Империи Бетман-Гольвег также должен был председательствовать в качестве представителя рейхсканцлера в бундесрате.
В этот период он писал жене:
«Я не искал нового бремени, но противился ему до последнего. Теперь, когда мне его навязали, я должен попытаться принять его таким, каков я есть. Я не боюсь ни позитивной работы, ни законов, которых так требует общественное мнение, ни аполитичной природы нашей нации, которая не хочет отказываться от предвзятых представлений и которая, тем не менее, будет вынуждена идти на жертвы, если хочет добиться успеха в выполнении всего жизненно необходимого для политического сотрудничества.»
В октябре 1907 года Бетман-Гольвег посетил Конгресс немецких рабочих — главное собрание христианских профсоюзов, появление имперского статс-секретаря на котором было воспринято как важный прогрессивный шаг. 2 декабря 1907 года в рейхстаге обсуждался вопрос о создании Имперского ведомства труда, но статс-секретарь не поддержал этот проект из-за необходимости передать ему собственные полномочия. Однако он опроверг утверждение, что правительство приостановило решение социально-политических вопросов: «Я никогда не обнаруживал в этой деятельности и следа усталого скептицизма; в ней, хотя и вдали от парламентской арены, сформировалась наша нынешняя Германия». В декабре 1907 года при обсуждении законопроекта «Об общественных ассоциациях Рейха» Бетман-Гольвег предложил, чтобы параграф законопроекта, предписывающий, что выступления на публичных собраниях должны вестись только на немецком языке (т. н. «параграф о языке»), применялся только тогда, когда использование иностранного языка могло быть обращено против Германской империи. Тем самым, в частности, открывалась возможность для создания в Германии польских общественных объединений. В результате в окончательной редакции закона был предусмотрен ряд исключений, позволяющих использовать другие языки — в том числе, для тех регионов Германии, где иноязычное население превышало 60 %. Весной 1908 года в Тайном совете Прусского государственного министерства обсуждался законопроект, направленный против «социал-демократических устремлений». Бетман-Гольвег, уполномоченный выступать от имени рейхсканцлера, отверг необходимость принятия этого закона, поскольку он противоречил продвигаемой им идее «обуржуазивания („Verbürgerlichung“) социал-демократии». По совету Бетмана-Гольвега Вильгельм II в своей тронной речи от 20 октября 1908 года объявил о реформе избирательной системы в Прусском Королевстве. Кайзер обещал «дальнейшее органическое развитие», которое назвал «одной из важнейших задач современности». Философ Фридрих Науман, симпатизировавший Бетману-Гольвегу, впоследствии отмечал его положительное влияние на императора.

Здание Рейхсканцелярии, Вильгельм-штрассе, Берлин
РЕЙХСКАНЦЛЕР
Назначение
7 июля 1909 года Вильгельм II назначил Бетмана-Гольвега рейхсканцлером. Он уже был заместителем Бюлова во время канцлерства последнего, кроме того, кайзеру было известно, что Бетман-Гольвег обладает уравновешенным характером, благодаря которому может привести к компромиссу противоборствующие партии. Бетман-Гольвег вновь неохотно принял повышение по службе. Предполагалось, что вместо него канцлером должен был стать обер-президент Рейнской провинции Клеменс фон Шорлемер-Лизер.. Бетман говорил своему другу, дипломату Карлу фон Эйзендехеру:
«Только гений или человек, поглощённый властью и амбициями, может занять такую должность. И я ни то, ни другое. Обычный человек может принять это только под давлением крайней необходимости»
Все партии, в том числе СДПГ, восприняли это назначение довольно положительно, хотя у Партии Центра были сомнения, а для социал-демократов Бетман-Гольвег был всего лишь ещё одним рейхсканцлером, лояльным монархии. Доброжелательный нейтралитет всего партийного спектра был обусловлен компромиссным характером фигуры нового канцлера. Он не был в полном смысле ни «ост-эльбцем», ни «юнкером», что левые восприняли как положительный знак. С другой стороны происхождение Бетмана-Гольвега делало его приемлемым для национал-либералов и Партии Центра, а его работа в качестве административного чиновника вызвала доверие у консерваторов. Реакция заграницы тоже была доброжелательной: французский "Journal des Débats" писал об «обнадёживающем симптоме» для франко-германских отношений. Посол Франции в Берлине Жюль Камбон даже направил новому канцлеру официальное поздравление — ничего подобного французами раньше не практиковалось. Посольство Германии в Лондоне в лице графа Меттерниха заявило, что король Эдуард VII считает нового канцлера «важным партнёром в поддержании мира». Поздравительные телеграммы в рейхсканцелярию направили также Австро-Венгрия и Российская империя.

Теобальд фон Бетман-Гольвег
ВНУТРЕННЯЯ ПОЛИТИКА
На посту канцлера Бетман-Гольвег продолжал придерживаться либеральных взглядов. Будучи беспартийным, он пытался найти баланс между социал-демократией и консерватизмом. Симпатии канцлера к СДПГ, способствовали периодическому установлению контакта между социал-демократами и партиями, представлявшими интересы буржуазии. В январе 1910 года Бетман-Гольвег писал своему школьному другу, историку Карлу Лампрехту, что перед правительством стоит «великая задача политического просвещения народа, с устранением господства фраз и поверхностных оценок». В том же году, правительство канцлера представило законопроект о реформе прусской избирательной системы. Проект предусматривал тайные, прямые выборы с сохранением трёх разрядов («курий»); при этом количество избирателей 1-го и 2-го разрядов предполагалось увеличить посредством изменения расчёта налоговых платежей, а также включения в них лиц, имеющих аттестат об окончании средней школы, и государственных служащих. Проект был категорически отвергнут СДПГ и не получил единодушного одобрения со стороны какой-либо другой парламентской фракции. Консерваторы и Центр, которые не были слишком заинтересованы в реформах, предложили значительно сократить законопроект, но правительство отклонило их изменения и отказалось от дальнейшего обсуждения проекта, не отозвав его официально. В период своего канцлерства Бетман-Гольвег активно продвигал проект предоставления конституции имперской земле Эльзас-Лотарингия, предусматривавший учреждение двухпалатного парламента, нижняя палата которого избиралась бы аналогично выборам в рейхстаг. Вопреки протестам консерваторов и военных, этот законопроект канцлера был принят 23 марта 1911 года. 22 марта 1911 года Бетман-Гольвег, бывший офицером запаса, был переведён в чин почётного генерал-майора и награждён формой 1-го гвардейского драгунского полка «Королева Великобритании и Ирландии Виктория».

Статс-секретарь Ведомства иностранных дел Альфред Кидерлен-Вехтер.
ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА
Отношения с Англией и Марокканский кризис
Во внешней политике Бетман-Гольвег придавал первостепенное значение отношениям с Великобританией, в частности — вопросу о гонке морских вооружений. Выступая в рейхстаге 5 марта 1910 года, канцлер заявил:
«Наша внешняя политика по отношению ко всем державам направлена только на то, чтобы позволить экономическим и культурным силам Германии развиваться свободно. Этот ориентир не выбран искусственно, а автоматически возникает из существования этих сил. Никакая власть на земле не может отключить или подавить свободную конкуренцию других народов. […] В этой конкуренции мы все зависим от соблюдения принципов честного предпринимателя»
На пост статс-секретаря иностранных дел Бетман-Гольвег назначил Альфреда фон Кидерлен-Вехтера, но вскоре в их характерах и политических взглядах обнаружились расхождения. Импульсивность дипломатии Кидерлена-Вехтера наиболее ярко проявилась во время Второго Марокканского (Агадирского) кризиса в октябре 1911 — конфликта между Францией и Германией по вопросу о разделе сфер влияния в Северной Африке. Впоследствии Бетмана-Гольвега часто упрекали в его пассивности во время Агадирского кризиса. Тот факт, что, несмотря на свои опасения по поводу политики статс-секретаря иностранных дел, он предоставил ему свободу действий, объясняют тем, что канцлер, считал себя недостаточно компетентным во внешней политике, чтобы противостоять предполагаемому эксперту Кидерлен-Вехтеру. Агадирский кризис обострил отношения не только с Францией, но и с Англией, которая, по замечанию российского посла в Берлине Н. Д. Остен-Сакена «оказалась в марокском вопросе более французской, нежели сама Франция». В своём сообщении в российское Министерство иностранных дел Остен-Сакен обратил внимание на агрессивную антигерманскую позицию английского министра иностранных дел Эдуарда Грея в парламенте:
«Речь сэра Э. Грея далеко не оправдала тех надежд, которые на неё возлагало германское правительство. Холодно-вежливый тон речи великобританского статс-секретаря по иностранным делам произвёл в Берлине весьма неблагоприятное впечатление, и заявление, сделанное им о желании поддерживать с Германией хорошие отношения, не могло изгладить впечатления, произведённого предыдущими его заявлениями об агрессивности германской политики […] Г. фон Бетман-Гольвег в сдержанных, но твёрдых выражениях указал на противоречие между дружественными заверениями сэра Э. Грея и положением, занятым Англией в мароккском вопросе, доведшим её почти до вооруженного столкновения с Германией, между тем как наиболее заинтересованные в этом вопросе державы — Франция и союзница её Россия — во всё время переговоров относились к Германии с доверием»
Агадирский кризис закончился франко-германским соглашением, по которому Германия в очередной раз отказалась от своих претензий на Марокко, получив взамен Новый Камерун. Это вызвало ожесточённый протест у статс-секретаря Имперского Колониального ведомства Фридриха фон Линдеквиста, в результате чего в ноябре 1911 года он ушёл в отставку. На его место Бетман-Гольвег назначил губернатора Самоа Вильгельма Зольфа, который, как и он сам, придерживался либеральных взглядов. Зольф продолжал поддерживать Бетмана-Гольвега даже после его отставки.
Отношения с Россией
Незадолго до Марокканского кризиса получили новый импульс немецко-российские отношения. В 1910 году Николай II посетил Потсдам. В 1912 году во время ответного визита кайзера в Россию (встреча в Балтийском порту) Бетман-Гольвег воспользовался случаем, чтобы встретиться с председателем Совета министров Коковцовым и министром иностранных дел Сазоновым и попытаться установить с ними «доверительные и дружеские отношения». После официального визита канцлер пробыл в России ещё несколько дней, посетил Санкт-Петербург и Москву. Он был впечатлён Петербургом и признал, что смог освободиться от предрассудков, которые «впитал от нашей легкомысленной журналистики». Бетман-Гольвег писал, что во время этой «глубоко освежающей поездки» он «забыл домашние невзгоды» и смог надеяться, что европейской войны удастся избежать. Он также заметил, что «ура-настроения наших безответственных политиков» кажутся ему ещё более опасными, если смотреть на них с расстояния. Известный политик и промышленник Вальтер Ратенау, посетивший канцлера 25 июля 1912 года, перед визитом в Россию, отметил в дневнике, что Бетман-Гольвег хотел «сохранить modus vivendi и в российском вопросе», таким образом, в германских политических кругах не было ощущения подготовки к войне.

Статс-секретарь Имперского военно-морского ведомства Альфред фон Тирпиц.
Строительство флота и гонка вооружений
Ещё одним спорным вопросом было строительство Императорского флота, на котором настаивал статс-секретарь Военно-морского ведомства Альфред фон Тирпиц. Вплоть до начала Первой мировой войны канцлер рассчитывал достичь соглашения по вопросу о флоте с Великобританией, которая ещё с начала 1900-х гг. активно наращивала свои военно-морские силы. Бетман-Гольвег пользовался поддержкой германского посла в Лондоне Пауля Меттерниха, который разделял его политические устремления, но из-за угрожающих речей немецких консерваторов в рейхстаге и британских милитаристов в парламенте усилия посла и канцлера не увенчались успехом. После того, как попытки сближения с Англией были прерваны Марокканским кризисом, Бетман-Гольвег вновь пробовал достичь соглашения по военно-морскому вопросу в 1912 году, когда в Германию прибыл английский лорд-канцлер Ричард Холден (т. н. «миссия Холдена»), но требования британцев оказались неприемлемы для германского правительства. Несмотря на своё скептическое отношение к увеличению флота, Бетман-Гольвег поддерживал вооружение сухопутной армии. В апреле 1912 года он представил рейхстагу законопроект о вооружении, вызвавший критику социал-демократов. Ровно через год он представил в рейхстаг следующий проект, предусматривавший увеличение сухопутной армии на 136 000 человек, а также крупных закупок оружия, и требовавший для этого дополнительных финансовых средств в размере около 1,3 миллиардов марок. Эти требования канцлер уравновесил законопроектом, который предусматривал «дополнительный военный вклад» для всех налогоплательщиков, чьё состояние превышало 10 000 марок. Поскольку социал-демократы всегда призывали к введению прямых налогов для богатых, фракция СДПГ, после бурных дебатов, согласилась утвердить предложенный канцлером закон.
Критика внешней политики
Внешняя политика Бетмана-Гольвега нередко вызывала недовольство у правых партий и организаций, называвших канцлера «трусом». Со своей стороны канцлер также резко отзывался о т. н. «пангерманцах», чьи «супер-умные сигнальные статьи» («superkluge Alarmartikel») вызывали у него насмешку, и заявлял, что с «этими бараньими головами никакой политики проводить нельзя». Критика в отношении Бетмана-Гольвега исходила и из лагеря национал-либералов. Вальтер Ратенау, в целом поддерживавший канцлера, писал после встречи с Бюловым:
«Отсутствие целей во внутренней и внешней политике. Его [Бюлова] политика ещё преследовала Цель: „место под солнцем“, флот, мировая держава. Теперь — больше ничего.»
Альфред фон Тирпиц осуждал про-британскую позицию канцлера и его готовность пойти на уступки англичанам во время переговоров о сокращении флота. В своих мемуарах он вспоминал:
«Главной ошибкой Бетмана-Гольвега в вопросе о флоте была его вера, будто известные поправки к нашему морскому строительству, то есть мелкие уступки, которые мы сделали бы англичанам в этой области, могли сколько-нибудь существенно изменить основы наших политических взаимоотношений с Англией. Англичанам было безразлично, будет ли у нас на несколько кораблей больше или меньше. Причины их неудовольствия лежали гораздо глубже, чем можно было заключить по дискуссиям о ежегодных морских бюджетах, которые они вели с таким мастерством.»
Среди противников Бетмана-Гольвега был и наследник престола — кронпринц Вильгельм, писавший о канцлере:
«… Его работа оставляла такое впечатление, что он упускает все благоприятные моменты для успеха, и благодаря колебаниям у него начинались неудача за неудачей. […] [в рейхстаге] критиковали его политику в Марокко, и я открыто выразил свою полную солидарность с его обвинителями. Ошибка его и Кидерлен-Вехтера заключалась в том, что они очень воинственно бряцали оружием, бросали вызов, а потом им же пришлось постыдно отступить.»
Социал-демократы напротив поддерживали канцлера во время Агадирского кризиса. Депутат Людвиг Франк, выступая в рейхстаге, похвалил Бетмана-Гольвега за то, что тот назвал войну с Францией из-за Марокко «преступлением», и осудил «демагогические методы» консерваторов. По мнению социал-демократов, речь Бетмана-Гольвега по «марокканскому вопросу» была «смелым и достойным поступком непреходящей ценности».
Вильгельм II в своих воспоминаниях характеризовал Бетмана-Гольвега следующим образом:
«Канцлер стремился провести всё, что можно было осуществить. Но его склонность к чрезмерно детальному анализу всех проблем и его желание проводить лишь то, что он при своей педантичной рассудительности считал окончательно созревшим, стали с течением времени сильно тормозить внутреннее строительство. […] Это затрудняло сотрудничество с ним и у тех, кто знал его недостаточно, создавало впечатление нерешительности, в то время как это, в сущности, была лишь чрезмерная добросовестность.»

Военный патруль на улице Цаберна, декабрь 1913 г.
Цабернский инцидент
В конце 1913 года немецкая общественность была взбудоражена т. н. «Цабернским инцидентом». 28 октября 20-летний лейтенант Гюнтер фон Форстнер, во время инструктажа новобранцев в эльзасском городе Цаберн, оскорбительно отозвался о местных жителях; однако полковник привлёк его к ответственности лишь частично, что вызвало протесты среди эльзасцев, в ходе которых несколько горожан были арестованы. Бетман-Гольвег усмотрел в этом инциденте угрозу для своей «политики Диагонали». После разговора с наместником в Эльзасе и Лотарингии Карлом фон Веделем канцлер 2 декабря 1913 года заявил в рейхстаге, что «императорский мундир необходимо уважать при любых обстоятельствах». Депутатами это было воспринято, как поддержка позиции военного министра Эриха фон Фалькенхайна. Партия Центра, Прогрессивная народная партия, Национал-либеральная партия и СДПГ, ранее поддерживавшие канцлера, теперь выразили ему свой протест. Филипп Шейдеман даже поставил ему в пример «образцовые» конституционные условия в Великобритании и Нидерландах, на что Бетман-Гольвег отреагировал негодующей критикой. 4 декабря 1913 года, впервые в истории Германской империи, рейхстаг воспользовался правом на выражение вотума недоверия правительству: 293 голосами, при 4 воздержавшихся и 54 голосах «против», депутаты осудили позицию правительства, «не соответствующую мнению рейхстага»[49]. Социал-демократы требовали отставки канцлера, но он, как и ожидалось, отклонил это заявление. На улицах Берлина прошли марши протеста с лозунгами «Bethmann Soll-weg» («Бетман, убирайся»). В то же время в национально-консервативных кругах его по-прежнему осуждали как «демократа». Во время этого кризиса Бетман-Гольвег впервые признался, что сожалеет, что за ним нет никакой партии.
Кронпринцу Вильгельму, давно критиковавшему его политику, канцлер писал:
«Бряцать мечом, когда нет угрозы чести, безопасности и будущему страны, не только безрассудно, но и преступно.»

Антанта и германская военная миссия в Турции на карикатуре. «Русский: „Берегитесь, ребята, турок выздоравливает!“».
Накануне войны
На рубеже 1913—1914 годов общественное недовольство, вызванное «Цабернским инцидентом», постепенно утихло, и канцлер предполагал возможность стабилизации внешней политики. После завершения Второй Балканской войны и заключения Бухарестского мирного договора, проблемы на Балканах, как казалось, в среднесрочной перспективе были решены. Возобновившаяся переписка с российским министром иностранных дел Сазоновым давала надежду на урегулирование Восточного вопроса. Вспыхнувший в 1913 году липломатический конфликт, связанный с отправкой в Турцию германской военной миссии под руководством Отто Лимана фон Сандерса, был разрешён, несмотря на панславистские настроения в Российской империи. С другой стороны, активность России на севере Персии привела к временному сближению между Великобританией и Германией. В этот период Бетман-Гольвег писал своему другу Карлу Эйзендехеру: «Жизнь могла бы быть сносной, если бы люди не были слишком неразумны». Вся переписка канцлера этого периода свидетельствует о его стремлении предотвратить крупную европейскую войну. В начале лета 1914 года германскому правительству стало известно о британо-российском военно-морском соглашении. Это известие серьёзно омрачило Бетман-Гольвега, всё ещё надеявшегося на стабилизацию англо-германских отношений. Потеряв доверие к английскому министру иностранных дел Эдуарду Грею, он написал в немецкое посольство в Константинополе, что важно пережить это время без серьёзных конфликтов. Затем Бетман-Гольвег отправился в отпуск в Хоэнфинов, где — через несколько недель после похорон своей жены — узнал об убийстве австрийского эрцгерцога в Сараево.
ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА
1914 год
Июльский кризис и начало войны
После убийства наследника австрийского престола, Франца Фердинанда сербским террористом Гаврилой Принципом, власти Австро-Венгрии посчитали необходимым решительно отреагировать на эту провокацию. Реакция Германии была предсказуемой: солидарность по отношению к Австро-Венгрии была традиционным направлением германской политики со времён канцлеров Каприви и Гогенлоэ. 5 июля 1914 года австрийский посол в Берлине, Сегеньи, сообщил министру иностранных дел Австро-Венгрии Леопольду фон Берхтольду, что, по заверению Вильгельма II, император Франц Иосиф может рассчитывать на полную поддержку Германии:
«Его Величество заверил меня, что он ожидал, что мы предпримем решительные действия против Сербии, но он должен признать, что в результате конфликтов, с которыми столкнулся наш милостивый Государь, ему необходимо принять во внимание серьёзное осложнение в Европе, по причине которого он не пожелал дать однозначного ответа до консультации с канцлером. Когда, после нашего déjeuner, я ещё раз подчеркнул серьёзность ситуации, Его Величество уполномочил меня доложить нашему милостивому Государю, что и в этом случае мы можем рассчитывать на полную поддержку Германии. […] у него не было ни малейшего сомнения, что господин фон Бетман-Гольвег полностью с ним согласится, особенно в отношении действий с нашей стороны против Сербии.»
Позже Бетман-Гольвег писал в своих воспоминаниях, что «эти взгляды императора совпадали с его взглядами». 6 июля 1914 года рейхсканцлер заверил австрийского посла в том, что Германский рейх будет преданно бороться на стороне своего союзника.
В то же время он велел статс-секретарю иностранных дел Готлибу фон Ягову телеграфировать германскому послу в Лондоне Карлу Максу Лихновскому, что британское правительство «должно избегать всего, что может создать впечатление, будто мы подстрекаем австрийцев к войне».
Надеясь локализовать конфликт, Бетман-Гольвег настоял, чтобы кайзер не прерывал свою ежегодную поездку в Норвегию. Канцлер предоставил австрийской политике свободу действий, но не без критики, о чём свидетельствовал посол Франции в Вене, Дюмен. По свидетельству доверенного лица канцлера, Курта Рицлера, Бетман-Гольвег выражал опасения, что, если Австрия возьмёт «экспансионистский тон», то конфликт может выйти за пределы Балкан и «привести к мировой войне». Но когда в июле 1914 года министерству иностранных дел стало известно, что австро-венгерский ультиматум Сербии составлен в неприемлемой форме, канцлер позволил австрийцам выдвинуть свои требования, заявив: «мы не можем комментировать формулировку требований к Сербии, так как это дело Австрии». Рассчитывая на нейтралитет Великобритании, он телеграфировал лондонскому министерству иностранных дел:
«Поскольку Австрия защищает свои жизненно важные интересы, вмешательство союзной Германии исключено. […] Если только нас не заставят взяться за оружие»
Когда 27 июля 1914 года в Берлин прибыл дипломатический ответ Сербии на ультиматум Австро-Венгрии, Вильгельм II заявил, что не видит причин для начала войны. Тем не менее, кайзер предложил Австрии занять Белград для дальнейших переговоров о решении балканского вопроса. Принимая во внимание угрозу войны с Англией, Бетман-Гольвег также поддержал предложение «остановиться в Белграде» при условии отказа Австрии от аннексии Сербии, хотя знал, что это не устроит российскую сторону. Боясь, что кайзер «снова даст слабину», канцлер и министр иностранных дел направили в Вену предложение о посредничестве поздно и в искажённом виде. В то же время, когда Италия, формально входившая в Тройственный союз, потребовала компенсации за австрийскую акцию на Балканах и в Вене ответили предложением разделить Сербию между Россией и Австро-Венгрией, это встретило решительный протест в Берлине. Впервые Бетман-Гольвег открыто выступил против Дунайской монархии — в его глазах предложение Вены противоречило принципам чести. Он телеграфировал в Министерство иностранных дел:
«Германский рейх не может поддерживать двойную политику. В противном случае мы не сможем выступить посредником в Санкт-Петербурге и будем полностью идти на поводу у Вены […]»
Это свидетельствует о том, что в своих решениях Бетман-Гольвег зачастую руководствовался не политическим расчётом, а этическими соображениями. В тот же день он говорил с кайзером о том, что, когда кризис закончится, необходимо вернуться к урегулированию военно-морского вопроса с Великобританией. Однако британское правительство не проявляло стремления к быстрому разрешению международного конфликта. Английский министр иностранных дел Эдуард Грей на протяжении всего кризиса уклонялся от однозначного ответа на вопросы Германии, России и Франции о том, какую роль сыграет Британия в случае европейской войны. Уже 27 июля Грей на заседании кабинета министров требовал участия Англии в войне, угрожая в противном случае выходом в отставку. Английский посол в Петербурге Джордж Бьюкенен также стремился сделать так, чтобы Германия взяла на себя вину за последующий конфликт, предупредив 28 июля французского посла: «Надо предоставить германскому правительству всю ответственность и всю инициативу нападения. Английское общественное мнение не допустит мысли об участии в войне иначе, как при условии, чтобы наступление исходило несомненно от Германии. Пожалуйста, поговорите с Сазоновым об этом». Нуждаясь в гарантии британского нейтралитета, немецкое правительство предпринимало попытки объяснить свою позицию и выяснить, при каких условиях Британия может счесть необходимым взяться за оружие. 28 июля Бетман-Гольвег спросил Грея, останется ли Британия нейтральной, если немцы не войдут во Францию, но британцы отказались принять эти условия. Поскольку отношения между Россией и Австро-Венгрией накалялись (29 июля в России была объявлена частичная мобилизация, а 30 июля — всеобщая мобилизация), начальник Генерального штаба Хельмут Мольтке попросил канцлера инициировать мобилизацию в Германии, ссылаясь на то, что Австрию нельзя оставлять без помощи. Стратегия немецкого Генерального штаба, предполагавшая вторжение в Бельгию, окончательно сорвала попытки Бетмана-Гольвега локализовать конфликт.

Акт об объявлении военного положения в Германской империи
31 июля 1914 года в Германии было официально объявлено военное положение. 1 августа Германия объявила войну России и начала мобилизацию. В отличие от представителей прусского Военного министерства, Бетман-Гольвег настаивал на формальном объявлении войны, чтобы «получить утверждение [документа] в соответствии с международным правом». 1 августа Грей заверил немецкого посла Лихновского, что Британия останется вне конфликта, если Франция не будет атакована Германией. Вильгельм II приказал остановить продвижение немецких войск в направлении Люксембурга и послал сообщение Георгу V, заверяя его в своей готовности принять предложение. Английский король, ещё 26 июля обещавший немцам, что «приложит все усилия, чтобы не быть вовлеченными в войну, и остаться нейтральными», теперь заявил, что «имело место какое-то недоразумение» и разговор между Греем и Лихновским был просто неформальной беседой и не имел никакого значения. В тот же день Лихновский снова спросил Грея, будут ли британцы соблюдать нейтралитет, если немцы не войдут в Бельгию. Грей отказался дать эту гарантию, заявив, что Бельгия может оказаться «важным, но не решающим фактором». Затем от имени кайзера правительство Германии спросило, на каких условиях Британия согласна остаться в нейтралитете. Грей отказался обсуждать этот вопрос. 3 августа Бетман-Гольег заявил Грею, что к немецкому вторжению в Бельгию, в конечном итоге, привела российская мобилизация, поставившая Германию в столь затруднительное положение, тогда как он делал всё возможное, чтобы избежать нарушения международного права и предотвратить «безумие самоуничтожения европейских культурных наций». 4 августа, через три дня после заявления о том, что «вторжение в Бельгию не будет решающим фактором», Британия объявила Германии войну. В тот же день Бетман-Гольвег, выступая в рейхстаге, подчеркнул, что Германия не хотела войны — её «пожар» разожгли российские военные. Германская империя должна будет искупить «несправедливость по отношению к Бельгии», но всякий, кому угрожают, должен думать только о том, как прорубить себе дорогу. Вечером 4 августа Бетман-Гольвег встретился с британским послом Эдуардом Гошеном. В отчаянии канцлер заявил: из-за «клочка бумаги» (имелось в виду соглашение с Бельгией о нейтралитете) Великобритания хочет воевать против родственной нации, которая желает жить с ней в мире. Позднее в своих воспоминаниях он признавал, что, хотя выражение «клочок бумаги» было вырвано из контекста, тем не менее, он, действительно, придерживался мнения, что бельгийский нейтралитет — ничто по сравнению с надвигающейся мировой войной.

Теобальд фон Бетман-Гольвег в военной форме
Определение целей войны
Если в начале войны канцлер ещё питал некоторые иллюзии в отношении британского нейтралитета, то вскоре ему пришлось убедиться, что военная пропаганда в Англии сделала своё дело: готовность британцев к войне, в частности, проявилась при высадке их экспедиционного корпуса на побережье Фландрии. В сентябре 1914 года Бетман-Гольвег направил статс-секретарю Имперского ведомства внутренних дел Клеменсу фон Дельбрюку, для предварительного обсуждения, свой проект послевоенного устройства Европы, впоследствии известный в историографии как «Сентябрьская программа». «Программа» не являлась официальным планом правительства и не была подписана канцлером или кайзером, сам Бетман-Гольвег в письме к Дельбрюку называл свой проект «предварительными заметками о руководящих принципах нашей политики при заключении мира». В «Программе» канцлер впервые сформулировал конкретные цели войны: территориальные аннексии во Франции и Бельгии, независимость национальных окраин Российской империи, а также создание Европейского таможенного союза, который должен обеспечить Германии экономическое лидерство в Центральной Европе. Обозначенные канцлером территориальные притязания были более умеренными по сравнению с требованиями военных и право-радикальных кругов. Неизвестно, насколько эти планы были непосредственно идеей канцлера, а насколько — сложились под влиянием его окружения. Существует мнение, что настоящим автором «Сентябрьской программы» был секретарь Бетмана-Гольвега Курт Рицлер, поскольку в дневниках последнего упоминается, что они с канцлером вскоре после начала войны обсуждали возможные условия мира. Однако достоверных доказательств этому нет.
«Программа» канцлера была попыткой найти компромисс между требованиями различных политических и экономических групп. Но тщательная консультация в соответствующих германских и прусских министерствах вскоре выявила такое изобилие разногласий, экономико-политических и организационных трудностей, что Дельбрюк во время поездки в штаб-квартиру в начале октября убедил канцлера отложить рассмотрение всего комплекса вопросов. В новой директиве, которую Бетман-Гольвег направил в Берлин 22 октября, уже не было упоминания о большом экономическом союзе. В ней говорилось лишь о желании «возместить на французском и российском рынках убытки … [понесённые] на мировом рынке …» — прежде всего, за счёт передачи Германии рудного бассейна Лонгви-Брие, долгосрочного торгового соглашения с Россией, предусматривающего снижение российских промышленных тарифов, а также определённых экономических преференций «в случае победы над Англией» (в частности, в области патентного права, колониальной таможенной политики и экономических концессий для крупных предприятий на Востоке). Патриотический энтузиазм начала войны почти не затронул канцлера. 30 августа 1914 года он писал своему другу Вольфгангу Эттингену:
«Работа и надежда в моих руках были расколоты на части. Но я не чувствую себя виновным в тех реках крови, которые льются сейчас. Наш народ славен и не может погибнуть. Впереди нас ждёт много трудного, возможно, даже самое трудное.»
Банкир и политик Карл Хельфферих, сопровождавший Бетмана-Гольвега в Верховное командование армии, позднее писал, что канцлера более всего занимал вопрос: «Где путь к миру?».
Высказывания Бетмана-Гольвега этого периода свидетельствуют о его внутренних противоречиях и стремлении дистанцироваться от собственных политических решений. 14 ноября 1914 года он писал пресс-референту Имперского министерства иностранных дел Отто Хамманну из Ставки верховного главнокомандования в Шарлевиле:
«Мне всегда стыдно, когда я сравниваю то, что делается в Берлине, и то, что мы здесь не делаем. Когда бываю на фронте и вижу поредевшие ряды наших серых мальчиков […] марширующих на Ипрскую бойню, то меня пронизывает насквозь. […] Бельгия — крепкий орешек. Вначале я бездумно болтал про полусуверенное государство-данника. Теперь я думаю, что это — утопия. Даже если мы уже убили медведя»