1873
Маргарита Кирилловна Морозова, до замужества Мамонтова
(окончание)
Морозова и философы
Знакомство с князем Сергеем Николаевичем Трубецким произошло в 1902—1903 годах благодаря Александру Скрябину. Скрябин считал себя учеником Трубецкого, а тот руководил философским чтением композитора. Сближение Морозовой с младшим братом Сергея Николаевича — Евгением — произошло позднее, после Всероссийского съезда земских деятелей, происходившего в её доме на Смоленском бульваре в мае 1905 года. Активное участие в делах съезда Евгений Николаевич принимал наряду с Сергеем Николаевичем. Братья Трубецкие были дружны с философами Владимиром Соловьёвым (умер в 1900 году), Л.М.Лопатиным и входили в костяк Московского психологического общества (его членом был и А.Н.Скрябин). Общество имело свой орган — журнал «Вопросы философии и психологии», субсидировавшийся купцом Алексеем Алексеевичем Абрикосовым. Журнал был единственным сугубо философским периодическим изданием, издававшимся в России. Маргарита Кирилловна также начала отпускать свои средства на издание этого журнала. И после революции она по-прежнему принимала участие в делах Московского психологического общества, состоя с 1921 года его казначеем. В ноябре 1905 года было организовано «Московское религиозно-философское общество памяти Владимира Соловьёва» (МРФО). Членами-учредителями общества, кроме Маргариты Кирилловны, значились С.Н.Булгаков, князь Е.Н.Трубецкой, Н.А.Бердяев, С.А.Котляревский, Л.М.Лопатин, священник П.П.Поспелов, Г.А.Рачинский, А.В.Ельчанинов, В.П.Свенцицкий, П.А.Флоренский и В.Ф.Эрн — цвет русской религиозной философии. Морозова принимала непосредственное участие в работе общества наряду с князем Евгением Трубецким. Работа в обществе сблизила Маргариту Кирилловну с Львом Михайловичем Лопатиным, о котором мемуаристка оставила подробные воспоминания. «Я очень близко знала Л.М. и очень его любила», — писала она на склоне лет. «Глаза Л.М. также загорались, когда он рассказывал свои «страшные рассказы» за чаем или за ужином. Эти «страшные рассказы» все очень любили. Кроме самих рассказов, привлекала всегда удивительная русская речь Л.М. и игра его выразительных глаз при передаче всех «ужасов». Ужасы всегда заключались в явлениях души умершего, причём душа являлась в самой будничной, домашней обстановке, являлась она близким и родным и говорила крикливым, резким, пронзительным голосом.» — Морозова М.К. Мои воспоминания // Наше наследие. — 1991. — № 6. — Страница 104. По её мнению, Лопатин в качестве главного представителя философской науки в Москве не оказывал серьёзного влияния на учащуюся молодёжь своего времени. Она писала об эпизоде, связанном с возможным приездом в Москву французского философа Анри Бергсона, и о том противодействии, которое оказал этому Лев Лопатин в качестве главы московских философов, поскольку приём европейской знаменитости был сопряжён с обременительными для флегматичного Лопатина хлопотами по приёму на французском языке. Раздосадованная апатичностью своего инертного друга-философа, Маргарита Кирилловна приняла решение в своём доме организовать в частном порядке «Философский кружок» и дать прибывающим из-за границы философам возможность публично выступить. Такой возможностью у неё воспользовались Б.В.Яковенко и Соломон Лефшец. Я.В.Морозова предполагает, что этот «Философский кружок», о котором упоминает в своих мемуарах Маргарита Кирилловна, и был «Московским религиозно-философским обществом», только его создание она относит к 1906 году.

П.Н.Милюков: «Я было обрадовался, узнав, что М.К. — пианистка, и в простоте душевной предложил ей свои услуги скрипача, знакомого с камерной литературой. Я понял свою наивность, узнав, что интерес М.К. сосредотачивается на уроках музыки, которые она берёт у Скрябина. Я не имел тогда понятия о женском окружении Скрябина, так вредно повлиявшем на последнее направление его творчества и выразившемся в бессильных попытках выразить в музыке какую-то мистически-эротическую космогонию»
Любовь к Евгению Трубецкому
С философом и публицистом Евгением Трубецким Маргарита Кирилловна познакомилась вскоре после возвращения из Швейцарии весной 1905 года, вероятнее всего, в конце мая. На какой почве происходило их сближение, неизвестно. Факты говорят о том, что Евгений Трубецкой принимал участие в деятельности Всероссийского съезда земских деятелей, проходившего в мае 1905 года у неё в доме. А в письме от 4 августа из Биаррица Маргарита Кирилловна самые интимные подробности своей жизни сообщает ближайшей подруге (мамочке) Елене Полянской: «Я „его“ люблю очень глубоко и не расстраивайтесь этим, а радуйтесь». Из этого же письма становится ясным, что она давно была внутренне готова к новому чувству: «Я пожила внутренней жизнью, почитала, подумала, отдохнула, но теперь довольно. Мне хочется жизни и деятельности». Возможно, это сближение произошло за границей, именно в Биаррице:
«…мы слишком близки. Особенно мы пережили сильные и какие-то священные минуты здесь, за границей. Победу я предполагаю только в том, что угаснет такое острое желание, но сохранится то светлое с ним, что мне так дорого и незаменимо. Это зависит от его сил и от моих. Конец будет, если даже и будет известное событие, но будет потеряна светлая небесная сторона всего. Уверяю Вас, что у меня даже волосы поседели, так я здесь мучилась. Я предполагаю для себя возможным теперь в крайнем случае, какого-нибудь другого человека, чтобы только успокоить эту бурю.» — М.К.Морозова, письмо Е.И.Полянской, <17 августа 1905. Биарриц — Москва>.
«Другой человек» — это, по мнению В.Кейдана, П.Н.Милюков. Чтобы проверить свои чувства к Трубецкому, Морозова решает поближе познакомиться с известным историком и будущим лидером кадетов. Она как будто всё ещё выбирает, кого ей предпочесть, Милюкова (Штольца) или Трубецкого (Обломова), но главный выбор в пользу преодоления одиночества уже сделан: «Насчёт Обломова и Штольца Вы правы и неправы. Житейски это так, Штольц мог бы мне многое дать, но никогда не мог бы дать того, что может дать „он“. Кроме „него“ может только Христос». Итак, М.К.Морозова доверилась своему чувству беззаветно и осталась ему верна несмотря на то, что никогда не испытывала недостатка в поклонниках. Под влиянием князя Евгения Николаевича Трубецкого (или, вернее, ради него) она стала интересоваться общественно-политическими вопросами. Она изучала труды Лотце, Канта, В.С.Соловьёва, «Систему трансцендентального идеализма» Шеллинга с тем, чтобы не быть скучной своему избраннику и при случае обнаружить свою культурную осведомлённость. По взаимной договорённости ими было предпринято в Москве издание еженедельной общественно-политической газеты «Московский еженедельник». Газета начала выходить в марте 1906 года при поддержке М.К.Морозовой и издавалась до конца августа 1910 года.

Инскрипт на книге Ф.Сологуба «Мелкий бес», подаренной весной 1907 (?) года
Вера Трубецкая — М.К.Морозовой
Милая Маргарита Кирилловна
Посылаю Вам Евангелие от Святого Иоанна и «Мелкий бес» и с этими двумя противуположностями посылаю Вам ещё крепкий сердечный поцелуй.
Много мы обе за эту зиму перечувствовали и переживали, могли друг от друга оттолкнуться и друг друга чуждаться, но мы лично ближе узнали друг друга, и то чувство, которое могло бы нас разъединить, нас сблизило, мы соединились на хорошем, высоком и чистом чувстве, и я верю, что наше с Вами сближение глубоко.
От души обнимаю Вас. Дай Вам Бог хорошо провести это лето и дай Вам Бог душевного мира.
Любящая Вас Вера Трубецкая

За эти годы отношения издательницы и редактора претерпевали изменения, вызываемые периодом охлаждения и вспышками чувств, но при этом всегда оставались отношениями двух близких людей. В письмах 1906 года Евгений Николаевич ещё сдержанно и по-деловому обращается к Морозовой на «вы», а уже в последующие годы тон писем исключительно дружеский и задушевный. Он называл свою корреспондентку не иначе как «милая и дорогая моя Гармося», делился с Морозовой своими творческими и семейными планами, спрашивал её совета, искал у неё поддержки в своих духовных исканиях. В тон ему отвечала и Маргарита Кирилловна: «Ангел мой Женичка!», «Дорогой, милый, бесценный мой!», «Целую тебя крепко и нежно…». Но Трубецкой был старше Маргариты Кирилловны, он был в браке уже в течение двадцати лет, имел троих детей и не хотел бросать семью (П.Н.Милюков также был женат).
Как явствует из сообщений Трубецкого, жена Вера Александровна (урождённая княжна Щербатова, дочь московского городского головы) знала о его отношениях с красавицей-меценаткой и весьма болезненно реагировала на их связь. Она знала всё из рассказов мужа, принципиально избегавшего пошлости обывательских измен, обманов и склок. Более того, по словам Трубецкого, она желала встречи с Маргаритой Кирилловной и объяснений с ней. Защищая жену, он так писал о ней Морозовой: «Она повторяет, что хочет Вас видеть! Боже мой, за что я так избалован любовью! <…> А должны мы с Вами вместе подумать, как бы волос не упал с её головы; без этого ни Вам, ни мне нет благословения… Помните, что для неё я — всё».
Маргарите Кирилловне также претили лицемерие и ложь вульгарного адюльтера, она искренна в своих чувствах: «А неужели Вам хотелось бы, чтобы моя жизнь разрешилась буржуазно-благополучной связью с обманом. Чтобы моя душа на этом остановилась! <…> С Штольцем это возможно. А здесь, где вся моя душа, и вдруг в её святыню — ложь и обман! — Никогда!», — пишет она подруге. Своё чувство она переживала трагично: «Никогда не суждено мне иметь двух радостей: быть твоей перед Богом и увидеть дитя, в котором соединились бы чудесным образом твои и мои черты! От нашей любви ничего не останется!» — писала она Трубецкому.

Маргарита Кирилловна в 1910-е годы
В минуты отчаяния и одиночества ей приходили мысли разорвать этот треугольник, покончить со своей «греховностью» и даже объясниться с женой Трубецкого, чтобы иметь возможность начать жить заново: «Мне очень гадко, ангел мой, мамочка! Я в Москве одна в пустом доме и одна, одна! Чувствую себя на развалинах с такою любовью построенного здания! Я одна и вот опять Вам пишу, <…> чтобы не видеть этого мрака одиночества!» Постепенно Маргарита Кирилловна приходит к мысли, что нужны решительные перемены в её жизни: «Нужно изменить своё чувство! Это всё Бог меня наказывает за грешные пожелания!» В письмах она в отчаянии умоляет Евгения Николаевича: «Я буду приносить все жертвы, я хочу одну минутку, одну маленькую минутку радости, моей радости в жизни! Подумай только, ведь это единственная моя минута, когда я живу — это с тобой! Но только совсем, совсем с тобой, одной с тобой в целом мире, хотя на минуту! Я знаю, что за это всё отдам и всё вынесу!». Но ответом ей было длинное рассуждение о христианской этике: «С грехом у Бога не может быть никаких сделок и компромиссов: тут кладутся законы безусловные».
Но ситуация, когда из философского принципа отрицания греховности Трубецкой позволял себя любить обеим женщинам, не устраивала ни одну из них. «Неинтересно быть второй любимой женщиной… <…> Хотела бы быть единственной», — писала Маргарита Кирилловна. И тогда, чтобы снять напряжённость и успокоить ревность Веры Александровны, переломив ход событий в свою пользу, Морозова решила закрыть газету «Московский еженедельник» якобы из-за финансовых проблем. В действительности она делала это, чтобы смягчить страдания Веры Трубецкой. Этот вывод исследователя Александра Носова прямо противоречит несколько прямолинейному выводу прежних советских историков об истинных причинах закрытия газеты, согласно которому финансовая несостоятельность «Московского еженедельника» происходила от банкротства либерализма на фоне «острой классовой борьбы в стране». Морозова жертвовала регулярными встречами со своим «редактором» (работа редакции происходила также под крышей морозовского особняка), поскольку, задумав новое совместное издание, решила вернуть Трубецкого в семью, оставив себе лишь возможность личной переписки с ним. Обоснованием своего неостывающего чувства к Трубецкому стала её мысль: «Наша любовь нужна России».
Таким необычным образом одним из выдающихся итогов этой, по выражению А.А.Носова, «беззаконной любви» стало московское издательство «Путь» по выпуску религиозно-философской литературы. Оно начало свою работу ещё в феврале — марте 1910 года. Номинально князь Трубецкой в издательских делах «Пути» был равноправен по отношению к другим членам-учредителям издательства, фактически же его голос подчас становился определяющим. Так, например, произошло при обсуждении издательской концепции и политики книгоиздания. В итоге здесь увидели свет работы Владимира Соловьёва, Н.А.Бердяева, С.Н.Булгакова, Е.Н.Трубецкого, В.Ф.Эрна, П.А.Флоренского. М.О.Гершензон выпустил в нём сочинения П.Я.Чаадаева и И.В.Киреевского. Здесь же печатались работы В.Ф.Одоевского, С.И.Щукина, А.С.Глинки, С.Н.Дурылина. Первой книгой, выпущенной издательством, стал сборник статей «О Владимире Соловьёве» Как пишет исследователь творчества Е.Н.Трубецкого А.А.Носов:
«Их роман разворачивался в культурной парадигме века минувшего: переживаемое ими чувство было для своего времени слишком искренно, глубоко, цельно, а главное, оно было слишком подлинно; и в нём отсутствовало именно то, на что XX век предъявлял особый спрос, — собственно литературность, игра, всегда предполагающие зрителя, пусть и единственного. Нельзя сказать, что они остались совершенно невосприимчивы к «ядовитым туманам» и «дионисическим экстазам» русского декаданса (в большей степени им была подвержена М.К.), но если бы им суждено было стать литературными героями, то героями классического романа; об их любовной драме, возможно, смог бы рассказать автор «Былого и дум». Но классический роман ушёл вместе с породившим его веком, а новое столетие просто утратило тот язык, который требовался для такого повествования.» — Носов А.А. «Наша любовь нужна России…» // Новый мир. — Москва, 1993. — № 9.

Е.Н.Трубецкой в издании «Пути». Ремарка Издание автора призвана отделить его от С.Н.Булгакова и других «путейцев»
Маргарита Кирилловна и Евгений Николаевич тщательно скрывали свои отношения от окружающих, хотя из письма Морозовой к Е.И.Полянской 20 июля 1908 года можно понять, что одиночество молодой, состоятельной и красивой женщины вызывало естественные вопросы у окружающих: «Как мне досадно, что все Вам пишут об „этом“, о моём личном!» Невозможность брака тяготила их обоих. Двусмысленное положение порождало размолвки и непонимание. В том же письме своей подруге Морозова неоднократно сетует на характер своего возлюбленного: «У „него“, по-моему, очень тяжёлый, замкнутый и памятливый характер»; «Я к нему с добром и самоотверженьем, а он с гордостью, женой и самолюбием! Не легко это. Хотя он прав, но тогда зачем он влез во всё это?» 1910 год во многом стал переломным для них, в большей степени для Маргариты Кирилловны. В этот год она многое вынуждена была переменить в своей жизни. Большую часть коллекции мужа она передала в Третьяковскую галерею. Она продала роскошный особняк на Смоленском бульваре и переехала в более скромный дом в Мёртвом переулке. Она отказалась от издания «Московского еженедельника» и основала издательство «Путь»; и самое главное, она приняла решение прекратить регулярные встречи с Евгением Трубецким, давая покой его семье. Но и это было не всё. Трубецкой большую часть своего времени жил в имении Бегичево Калужской губернии, М. К. Морозова жила в Москве. В 1909 году она приобрела имение-дачу Михайловское неподалёку от Бегичева. Все эти решения были тесно связаны друг с другом и были тщательно продуманы ею. С этого момента переписка с любимым становится едва ли не самым важным делом её жизни. Но, отдалившись от Трубецкого по его собственному настоянию, Морозова почувствовала себя ещё более одинокой, чем раньше. C 1909 года интенсивность их переписки значительно возросла: с июня по 20 августа 1909 года Морозова написала Трубецкому около 60 писем, то есть примерно два письма каждые три дня. Но среди её корреспондентов, кроме Трубецкого, были А.В.Кривошеин, Андрей Белый, П.Н.Милюков, С.Н.Булгаков, А.Н.Скрябин, В.А.Серов. Внушительное по объёму эпистолярное собрание Морозовой сопоставимо с её заслугами перед отечественной культурой, «памятник не меньшего культурного значения, нежели профинансированный ею журнал „Московский еженедельник“ или десятки книг, выпущенных в учреждённом ею книгоиздательстве „Путь“», как писал об этом журнал «Наше наследие». Сама благотворительница при этом не злоупотребляла своим положением и не пыталась испытать свои возможности в качестве мыслителя или хотя бы просто публициста. Это также говорило о её вкусе и такте общественного и культурного деятеля. Творческая сущность Маргариты Кирилловны в полной мере нашла себя в эпистолярном жанре, в особенности, в письмах к Е.Н.Трубецкому.

Евгений Николаевич Трубецкой — средний из братьев Трубецких
Истинным «предметом» её творческих усилий была любовь — долгая, преданная, беззаконная, а потому безысходная, ищущая своего философского «смысла» и «оправдания» (в традиции опять-таки соловьёвских «смысла любви» и «оправдания добра»). «Письма М.К.Морозовой князю Е.Н.Трубецкому — конечно же не love story в интерьерах Серебряного века <…>, и не только памятник глубокому и искреннему чувству конкретного человека: это, наверно, самый пространный, самый интимно пережитый религиозно-философский трактат о любви, когда-либо появлявшийся в истории русской культуры и русской мысли.» — Письма Маргариты Кирилловны Морозовой. Предисловие Александра Носова. // Наше наследие. — 2000. — № 52. — Страница 91.
Многолетняя переписка Морозовой и Трубецкого (с 1906 по 1918 год) содержит несколько сот писем (общее количество переписки Морозовой приближается к десяти тысячам писем). Об истинных отношениях двух этих людей не было бы ничего известно, если бы Маргарита Кирилловна незадолго до смерти не передала свой архив (несколько тысяч писем) в библиотеку имени Ленина — ГБЛ. Интенсивность переписки говорит о том, что оба, вынужденные жить в разлуке, все свои чувства вкладывали в почти ежедневные послания. Незначительная часть писем была опубликована в журнале «Новый мир» (1990, 1993).
Исследователь Александр Носов делает наблюдения над эпистолярным поведением Трубецкого и Морозовой:
«Письма Е.Н. написаны мелким, аккуратным почерком, чёрными чернилами; стандартный почтовый листок обычно до конца не дописан. Почерк М.К. крупный, размашистый, чернила синие или фиолетовые. Бумага с вензелем «ММ» исписана полностью, слова в конце строки загибаются вниз. Стандартного листа часто не хватает, и текст продолжается на маленьких листочках, которых иногда бывает по нескольку в одном письме. Заключительные фразы с трудом втискиваются на бумажное поле, постскриптумы порой пишутся поперёк уже написанного текста. Абзацев М.К. никогда не соблюдала.» — Носов А.А. «Наша любовь нужна России…» // Новый мир. — 1993. — № 9.
Письма приходили либо по адресу, либо «до востребования». Часть последних не сохранилась.
Отношения двух людей прервала революция и Гражданская война. Маргарита Кирилловна выступала против вхождения князя в активную политическую жизнь: «Брось всё это! Для политики надо быть Милюковым… или Керенским, тогда стоит всё отдать этому». Однако, несмотря ни на что, Евгений Николаевич в 1918 году примкнул к Белому движению, простился напоследок с Маргаритой Кирилловной под Москвой и умер от тифа под Новороссийском в 1920 году.

Владимир Соловьёв. Фото П.С.Жукова
Философско-интимная дискуссия о пантеизме Вл. Соловьёва и философии Эроса
Жалобы Морозовой на свою участь второй любимой женщины не совсем верны. Трубецкой, делясь своими творческими планами, наиболее откровенен был именно в письмах к Маргарите Кирилловне. Особенно сильно это сказалось в период работы над капитальным трудом философа «Миросозерцание Вл.С.Соловьёва» (1909—1913), до сих пор считающегося наиболее развёрнутым критическим анализом соловьёвского наследия. Биограф Трубецкого замечает, что его переписка с меценаткой запечатлела «самые тонкие нюансы духовных, творческих и интеллектуальных исканий и сомнений, пережитых и испытанных Трубецким за годы работы над книгой „Миросозерцание Вл.С.Соловьёва“».
По мнению А.А.Носова, новое исследование Трубецкого было адресовано трём категориям читателей: коллегам-оппонентам из издательства «Путь», всем остальным читателям, интересующимся личностью знаменитого философа, и Маргарите Морозовой в единственном числе, причём только Морозова могла вполне оценить истинную подоплёку философии Эроса, подробно развиваемую в книге. Она же стала первой читательницей и первым критиком труда Трубецкого. Без её замечаний книга была бы невозможна в том виде, в котором она была опубликована автором, но это был не властный диктат владелицы издательства, а уникальные по форме дружеские рекомендации коллеги-философа и одновременно возлюбленной. Ещё летом 1910 года Трубецкой говорил, что эта работа имеет неповторимый интимный смысл для двоих: «Всегда я в этой работе нахожу утешение, потому что она — плод всей моей духовной жизни и потому что она затрагивает смысл моих с тобой отношений».
Биограф пишет, что влияние «неинтеллигентной» дамы на формирование текста непростой научной работы кажется невозможным, парадоксальным. Тем не менее, в этом конкретном случае текст явился результатом «болезненного и острого интимно-творческого диалога» двух этих любящих друг друга соавторов. Их письма 1909—1913 годов представляют собой непрерывный спор по поводу едва ли не каждой главы книги, при этом издательница выступает в данном споре на равных, во всяком случае, не менее убедительно, чем профессор Московского университета.
«В основе своей «Оправдание добра» — чисто эротическая этика в плохом смысле этого слова, так как она написана сквозь призму мечты об андрогине. Вся нравственность для С<оловьёва> в зерне — в половом стыде; вся же сущность полового стыда — в отвращении от «ложного», то есть естественного соединения полов. Может ли быть хороша этика, построенная на такой основе и которая возводит в центральное дело человека ощущение половой любви без естеств<енного> полового соединения? Это — отрицательное. А положительное — указание на значение начала любви в христианском значении этого слова, которое у Соловьёва заслонено нездоровым пониманием любви половой.» — Трубецкой Е.Н. Письмо М.К.Морозовой, июль 1911 года.

Евгений Трубецкой в молодости
Приоритет Морозовой заключался в защите Соловьёва от обвинений его в «пантеизме». Это было связано с тем, что Трубецкой, разграничив мир грубого, телесного, неодухотворённого «земного» и истинного, возвышенного «небесного», пришёл к необходимости преодоления первого в пользу второго. Таким образом, земная любовь должна быть, по мысли философа, преодолена, освещена светом божественной истины и любви. На этом базировалась философия Эроса Трубецкого, но практические выводы, проистекающие из таких предпосылок, никак не могли удовлетворить цветущую, полную сил молодую женщину. В данном случае она соглашалась с тем, что переоценка полового стыда является необходимым последствием переоценки половой любви у Соловьёва. Но она уточняла, что даже не самой половой любви, а того, что воздержание в этой любви является, по мысли Соловьёва, едва ли не условием мирового переворота. «Вот по отношению к этому именно меня и приводит в сомненье твоя основная критическая мысль, что всякая земная ценность живёт за счёт небесной и что у Сол<овьёва>, в частности, земная любовь заслоняет собой от него небесную», — возражает она.
«Я не понимаю, как же тогда это связать с тем, что видно в его теории любви? Ведь вся его теория основана на отрицании земных радостей любви и как раз утверждает духовный смысл её. При таком понимании должно бы быть наоборот, духовный взор С<оловьёва> должен бы быть ясным, никакие земные ценности не должны были бы заволакивать от него неба. Откуда тогда эта романтическая дымка? Правильно ли твоё толкование? Действительно существо С<оловьёва> и его философии двойственно. С одной стороны, он <…> прямо пантеистически чувствует природу, и вдруг такой надлом внутри, такое неприятие и непонимание самой глубокой тайны природы и стремление что-то оторвать от земли и вознестись к небесам. Тут корень заблужденья и болезни. Корень этот не в том, что он переоценил земное, а в том скорее, что он недооценил его <…> небесное может реализоваться только в любви к земному.» — Морозова М.К. Письмо Е.Н.Трубецкому, начало августа 1911 года.
Евгений Трубецкой не оставлял без внимания замечания Морозовой, он неоднократно говорил, что устные и эпистолярные споры с Маргаритой Кирилловной превратились в необходимую составляющую его творческого процесса. В 1912 году, окончив писать «Заключение», он уведомлял её, что он заботливо прислушивался к её мнению и особенно выделял те темы, на которых корреспондентка более всего настаивала: призыв к деятельности и реабилитация временного. А переписывая второй том в 1913 году, переписывал, потому что «столько воспоминаний в нём связано с тобой», — писал он ей с благодарностью.

Удостоверение советского чиновника
Издательство преподавателей
Московского Университета
Мая 27 дня 1918
Удостоверение
Дано сие удостоверение гражданке Маргарите Кирилловне Морозовой в том, что она состоит помощницей Заведующего книжным складом «Издательства преподавателей Московского Университета».
Уполномоченный Издательства: приват-доцент Московского Университета
Николай Арсеньев
За Секретаря: И.Якобсол

Революция и жизнь в советской России
Маргарита Кирилловна никогда не была политически активна: «Я не верю в политику в России, да и вообще чистую политику ненавижу. Можно верить в торжество каких-нибудь политических принципов, когда они вытекают из органической государственной работы. Тогда, само собой, стоит на это класть жизнь… А тут дело идёт о „блоках“, „резолюциях“, газетном крике, собраньях с речами! Неужели ты в это веришь и тебе это не противно?» — убеждала она князя Трубецкого в 1916 году. Каждое лето, и в 1917, и в 1918 году она уезжала с детьми на отдых в подмосковное Михайловское. Она понимала по настроению крестьян, что ей придётся расстаться со своим имением, несмотря на напускное дружелюбие мужиков, жаждавших изъятия её земель: «И они и я прекрасно понимаем, что дело идёт об отобрании земли. Видимо, им совестно этого, их останавливает чувство неловкости передо мной», — писала она Трубецкому. Но Морозову не обескуражила позиция крестьян, оказавшихся сторонниками аграрной программы эсеров. «Думаю, что надо отчасти провести социалистические начала в деревне — иначе я не представляю себе, как можно поднять жизнь крестьян», — рассуждала в другом письме новая землевладелица. А иначе «приди ловкий большевик, и они заберут, что могут… В них всё приподнято, и они неуклонно считают, что земля их», — предугадывала она. В Москве было не легче: дом в Пречистенском переулке, где жила Маргарита Кирилловна перед Октябрьской революцией, весной 1918 года был национализирован и передан в ведение Отдела по делам музеев и охране памятников искусства и старины Наркомпроса. Им заведовали художник и искусствовед И.Э.Грабарь и историк Ю.Б.Виппер. Но она не была изгнана из своего дома: в обмен на десять картин и скульптуру «Ева» Огюста Родена гражданке М.К.Морозовой отвели две комнаты в первом полуподвальном этаже, где ранее располагались служебные помещения. Там она поселилась вместе с сестрой Еленой Кирилловной Востряковой. Позднее и последние картины, оставшиеся у Морозовой после передачи основной коллекции в дар Третьяковской галерее, также были у неё изъяты и переданы государству. Начался самый трудный период в жизни бывшей меценатки. В 1920–30-х гг. дом отдали в пользование дипломатической миссии Норвегии, затем Югославии (1945–1946 гг.) и Дании (с 1946 года и по сей день). Согласно легенде, датский посол сделал предложение Маргарите Кирилловне принять датское подданство, на что получил ответ: «Милостивый государь! Я потомственная московская купчиха. Всё здесь создавали мои предки. И даже если дело рук их, не дай Бог, будет уничтожено, мой вдовий долг обиходить родную могилу».

Дом в Пречистенском переулке, где Морозова жила с 1914 года до 1930-х годов; в 1920—1930 годах — в подвале
В конце концов посольский особняк ей пришлось оставить навсегда. В 1930-х годах Маргарита и Елена были выселены из подвала посольского дома; они вынуждены были поменять не одно временное пристанище, переселиться на подмосковную дачу в Лианозове, где сестёр и встретила война, но ни они, ни Михаил Михайлович Морозов, живший всё это время с ними, не думали покидать Москву. В годы войны они жили в комнате под лифтом на Покровке, неподалёку от того места, где родилась Маргарита Кирилловна. Бывали случаи, когда ей приходилось прятаться на кладбище Покровского монастыря в склепе Михаила Абрамовича Морозова, сооружённом В. М. Васнецовым. Все её дети, кроме сына Михаила, к тому времени давно были в эмиграции. Маргарита Кирилловна неоднократно просила разрешение на выезд в Берлин на встречу с детьми, но всякий раз получала отказ. Последней покинула Советский Союз в 1927 году Мария; переписку с ней Маргарита Кирилловна не прекращала до конца дней. Только ей суждено было пережить на несколько лет её престарелую мать. Всех остальных своих детей Маргарита Кирилловна пережила. О последних годах Маргариты Морозовой известно немного. Она по-прежнему интересовалась музыкой, раз в месяц посещала столичную консерваторию. Последним её пристанищем стали две комнаты в новом микрорайоне за Ленинскими горами на Боровском шоссе, возле МГУ. Здесь она написала воспоминания о своей юности, о встречах с Андреем Белым, Александром Скрябиным, братьями Метнерами (Николай Метнер в отсутствие Александра Скрябина давал Морозовой уроки музыки в 1905—1907 годах), о русских философах и художниках, с которыми она была знакома. Она начала писать свои мемуары ещё при жизни сына (чью смерть очень тяжело перенесла и о котором написала отдельные воспоминания) и работала над ними до последних дней, но они так и не были закончены. Она посвящала им всё свободное время. Поскольку источника доходов у М.К.Морозовой после смерти сына не осталось, они с сестрой жили крайне бедно, в основном за счёт помощи немногих оставшихся друзей. Жена композитора А.Н.Александрова Нина Георгиевна Александрова сообщала: «Они так бедны, что от них пахнет нищетой». Лишь в сентябре 1957 года, за год до смерти, ей была назначена персональная пенсия 50 рублей. Елена Кирилловна при этом по-прежнему не получала ничего. 30 июня 1958 года она умерла. После смерти сестры Маргарита Кирилловна ещё находила в себе силы на поддержку своего внука Михаила, она надеялась получить гонорар за статьи об Александре Скрябине в изданиях Музея А.Н. Скрябина на Собачьей площадке, но в начале октября силы оставили и её. Первого октября у неё случился инсульт, а 3 октября она умерла. Похоронена Маргарита Кирилловна на десятом участке московского Введенского кладбища под простым надгробием рядом с могилой сына, Михаила Михайловича Морозова. При жизни её мемуары так и не были опубликованы. Долгое время её работы были забыты и никем не востребованы; частично «Воспоминания об Александре Скрябине» увидели свет в журнале «Советская музыка» лишь в 1972 году, но полностью они, как и все прочие мемуарные работы, были опубликованы только в постсоветское время. По характеру они представляют собой простые, безыскусные тексты, написанные скорее для себя, нежели в расчёте произвести впечатление на потомков.
Наследие, благотворительная и общественная деятельность М.К.Морозовой
В Совет Московской городской художественной галереи имени Павла и Сергея Михайловичей Третьяковых вдовы коллежского асессора Маргариты Кирилловны Морозовой заявление
«Покойный муж мой Михаил Абрамович Морозов выражал, при жизни своей, желание, чтобы его собрание картин русских и иностранных художников перешло впоследствии в собственность художественной галереи имени П. и С. Третьяковых. В исполнение этой воли покойного, я представляю при сём опись сказанных картин всего в количестве восьмидесяти трёх номеров, и заявляю, что я передаю их в собственность галереи, причём шестьдесят картин передаются мною теперь же, остальные же, нижепереименованные, двадцать три картины я оставляю пожизненно в своём пользовании, и они должны поступить в галерею после моей смерти, причём, до того времени, за могущие произойти вне моей воли случаи порчи или утраты этих картин ответственности на мне лежать не должно…»
На первое января 1906 года состояние М.К.Морозовой насчитывало 832 245 рублей 56 копеек. Спустя семь лет, на 1 января 1913 года суммарный капитал оценивался уже в 4 281 714 рублей 68 копеек. При этом с 1910 года все дети Морозовой обладали своими непрерывно пополнявшимися счетами. Сумма остатка средств на личном счету Маргариты Кирилловны была не выше одного миллиона рублей, вплоть до национализации 1918 года, так же как и у её дочерей; сын Георгий Михайлович на 1 января 1914 года был обладателем 745 142 рублей 12 копеек, Михаил Михайлович — 764 033 рублей. Общий капитал на 1 января 1914 года насчитывал 6 052 950 рублей 61 копейка, на 1 января 1918 года — 6 981 067 рублей 43 копеек, при этом капиталы Юрия и Михаила перевалили за два с половиной миллиона у каждого. В 1910 году Маргарита Кирилловна значительную часть коллекции картин мужа (60 единиц), включавшей полотна Эдуарда Мане, Огюста Ренуара, Клода Моне, Поля Гогена, Винсента Ван Гога, Эдгара Дега, М.А.Врубеля, В.А.Серова, К.А.Коровина, С А.Коровина, А.М.Васнецова, В.М.Васнецова, передала в Третьяковскую галерею. Всего коллекция насчитывала 83 полотна, 23 из них меценатка оставила себе. Помимо этого, в коллекции мужа было около 60 икон и 10 скульптур. Передавая картины в дар, она выполняла устную волю мужа, но в любом случае её роль в передаче ценностей в публичное пользование неоспорима. Среди других её благотворительных деяний исследователи называют финансовую поддержку «Московского религиозно-философского общества», журнала «Вопросы философии и психологии», еженедельной общественно-политической газеты «Московский еженедельник», пропагандировавшей идеи партии мирного обновления (Москва, 1906—1910, редакторы Е.Н.Трубецкой, Г.Н.Трубецкой), «Христианского братства борьбы» В.Ф.Эрна, С.П.Дягилева в 1907 году на организацию русских сезонов в Париже, А.Н.Скрябина (в 1904—1908 годах Морозова посылала две тысячи четыреста рублей ежегодно, а после смерти композитора учредила фонд помощи его семье), В.А.Серова (после его смерти Морозовыми так же был учреждён фонд помощи его семье приблизительно в 25 тысяч руб., куда Маргарита Морозова внесла от себя 5 тысяч рубрей). Основала религиозно-философское издательство «Путь», выпустившее 45 книг.

М.К.Морозова в конце жизни
Вместе с И.А.Морозовым, братом покойного мужа, в 1909 году приняла участие в организации Вятского художественного кружка; при финансовой поддержке Морозовых в 1910 году возник Вятский художественно-исторический музей. Финансировала несколько школ, приютов, больниц, постройку здания Пречистенских курсов. В 1905 году Маргарита Кирилловна пожертвовала 60 тысяч рублей на строительство детского приюта. Морозова была попечительницей женской гимназии Н.П.Хвостовой, действительным членом Общества для устройства и заведывания Убежищем для престарелых или впавших в неизлечимое состояние лиц женского медицинского звания Российской империи, действительным членом Всероссийского общества народных университетов, основательницей Белкинского народного дома (сентябрь 1916 года), почётным членом Белкинского сельскохозяйственного общества. Кроме этого, она являлась членом постоянной комиссии Московского совета детских приютов. В 1914 году, с началом Первой мировой войны в доме на Новинском бульваре, где располагалась редакция издательства «Путь», Морозова устроила на свои средства госпиталь для раненых. Салон Морозовой, её меценатская деятельность, издания, ею основанные или субсидируемые, во многом определяли московскую религиозно-философскую жизнь последнего предреволюционного десятилетия. При этом Маргарита Кирилловна старалась не афишировать свою деятельность: её имя почти не упоминалось в прессе, не фигурировало в субсидируемых ею изданиях «Вопросы философии и психологии», «Московский еженедельник», «Путь», лишь адрес издательства и канцелярии МРФО косвенно указывал на роль меценатки в истории русской культуры и развитии религиозно-философского Ренессанса в России. Композитор Н.К.Метнер посвятил Маргарите Кирилловне романс «Золотому блеску верил…» на стихи Андрея Белого.

Скульптурный портрет Морозовой работы К.Крахта, 1905, ГТГ
Усадьба Михайловское
В 1909 году Маргарита Кирилловна приобрела с помощью И.А.Морозова у В.П.Обнинского небольшую усадьбу Турлики на берегу речки Репинки, недалеко от её впадения в Протву. В память о покойном муже Михаиле Абрамовиче она назвала усадьбу Михайловским. Сын Мика — Михаил Михайлович — тоже мог быть одной из причин нового названия усадьбы. В письме Е.И.Полянской она делилась своей радостью: «Я очень глубоко рада, что имение куплено. Это большое событие для меня. Наконец-то, я успокоюсь и устроюсь. Эти заботы будут мне милы, да и перспективы открываются широкие и глубокие. Идти из корня, коснуться корня русской жизни — это ли я не люблю!! Это меня углубит и умудрит — я знаю». Усадьба располагалась в Калужской губернии, где неподалёку в своём имении Бегичеве жил Е.Н.Трубецкой. Спустя несколько лет она писала ему, что чувствует себя «лучше всего здесь, где мне каждый уголок дорог, каждый уголок мной устроен, столько вложено любви в каждое деревце, цветок, травку! Всё здесь до последней песчинки мне мило и дорого и мной всё из дебрей устроено». Морозова полюбила отдыхать здесь летом с младшими детьми; старшие Юрий и Елена чувствовали себя вдали от Москвы не совсем комфортно. В 1911 году Морозова купила участок земли рядом с усадьбой и занялась обустройством летней детской трудовой колонии «Бодрая жизнь», для чего познакомилась в Москве со Станиславом Теофиловичем Шацким и его супругой Валентиной Николаевной Шацкой, составлявшими костяк общества «Детский труд и отдых». Шацкий и стал руководителем колонии. В мае 1911 года педагоги привезли для летнего отдыха первую группу детей из семей рабочих Марьиной рощи. Дети из колонии ухаживали за животными и выращивали урожай. Первая группа состояла из 25 детей, а всего в первый год в колонию прибыло 47 ребят от 7 до 16 лет. На второй год отдыхающих стало 55 человек, в последующие годы число колонистов доходило до 100—150 человек. Кроме этого, позднее в селе Белкине была на средства М.К.Морозовой построена школа для крестьянских детей. Колония просуществовала до 1918 года, пока не была национализирована. Шацкий остался её руководителем благодаря вмешательству Н.К.Крупской. При Морозовой в усадьбе работали художники Василий Поленов и Валентин Серов. Гостили Андрей Белый с супругой Асей Тургеневой. Был здесь и Е.Н.Трубецкой. Ещё одно название усадьбы, помимо Михайловского и Морозовской дачи, — Морозово.

Маргарита Кирилловна с новорождённой Марусей. 1904
Материнство
Морозов, Георгий Михайлович (Юра) (3 октября 1892, Москва — 1930). Гардемарин, участник Первой мировой войны, после 1918 года в эмиграции. Умер в Чехословакии. По другой версии, кончил жизнь раньше психически ненормальным, поскольку переписка с ним оканчивается в 1918 году.
Морозова, Елена Михайловна (Леля) (23 августа 1895, Москва — 26 марта 1951, Париж). В октябре 1916 года вышла замуж за Алексея Алексеевича Клочкова (2 ноября 1889 — 19 сентября 1945), вторично вышла замуж за Петра Владимировича Яфимовича (4 сентября 1882 — 24 ноября 1947). Все похоронены на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа в Париже.
Морозов, Михаил Михайлович (Мика) (2 марта 1897, Москва — 9 мая 1952, Москва) — переводчик, историк театра, режиссёр, шекспировед. Первая жена — княжна Варвара Александровна Туркестанова (1896—1941; после тюремного заключения в 1920-х годах впала в психическое расстройство и покончила жизнь самоубийством, выпрыгнув из окна пятого этажа), от неё родился внук Михаил Михайлович-младший, единственный сын Михаила Михайловича Морозова-старшего, продолживший ветвь Морозовых. Вторая жена — Татьяна Романовна Рогаль-Левицкая (1902—1989), замужем за М.М.Морозовым с 1928 года. Третья жена — Евгения Михайловна Буромская (1909—1996).
Морозова, Мария Михайловна (Маруся) (15 января 1904, Москва — 29 ноября 1964, Бостон). Пианистка. В 1927 году выехала за границу благодаря поддержке А.С.Енукидзе и итальянского посла графа Мандзони. До Второй мировой войны жила в Париже, Мюнхене, Берлине. В Париже вышла замуж за Александра Александровича Фидлера-младшего (умер в 1954 году), сына Александра Александровича Фидлера, директора Фидлеровской гимназии в Москве.
По-настоящему материнскую заботу Морозова начала проявлять после появления своего третьего ребёнка, самого любимого ею Мики, чьё рождение досталось ей с трудом. «Старшие были лишены моей материнской любви. Разве это не страдание для меня, что я вижу и понимаю… что оттого они такие неразвитые душой, что я не дала им своей настоящей души! Только Мика один и Маруся, конечно, составляют нечто светлое для моей души и успокаивают её», — писала она Евгению Трубецкому. Старший сын Юрий был трудным ребёнком, натурой «истерической, с проявлениями психической ненормальности», которую Наталья Думова приписывает отцовской наследственности. Все дети были очень хорошо обеспечены, Георгий и Михаил на момент революции обладали двухмиллионными состояниями, четырнадцатилетняя Мария имела богатое приданое для будущей свадьбы.
«Опавшие листья». Короб первый.
В.В.Розанов
Спрашивал Г.<Гершензона> о «Пути» и Морозовой…
Удивительная по уму и вкусу женщина. Оказывается, не просто «бросает деньги», а одушевлена и во всём сама принимает участие. Это важнее, чем больницы, приюты, школы.
Загаженность литературы, её оголтело-радикальный характер, её кабак отрицания и проклятия — это в России такой ужас, не победив который нечего думать о школах, ни даже о лечении больных и кормлении голодных.
Душа погибает: чтó же тут тело.
И она взялась за душу.
Конечно, её понесли бы на руках, покорми она из своего миллиона разных радикалистов.
Она это не сделала.
Теперь её клянут. Но благословят в будущем.
Изданные уже теперь «Путём» книги гораздо превосходят содержательностью, интересом, ценностью «Сочинения Соловьёва» (вышла деятельность из «Кружка Соловьёва»). Между тем книги эти все и не появились бы, не будь издательницы. Так<им> обр<азом>, простое богатство, «нищая вещь перед Богом», в умных руках сотворила как-бы «второго философа и писателя в России, Соловьёва».
Удивительно.
Отзывы современников
Знавшие Маргариту Кирилловну современники отмечали в ней обаяние, неизменную доброжелательность, исключительную женственность, ум и образованность. Резко-неприязненных откликов о меценатке история почти не сохранила, остались лишь множество благожелательных и несколько ироничных высказываний:
И.Э.Грабарь вспоминал, что в литературно-художественных кружках 1900-х годов было ходячей фразой упоминать отзывчивость Морозовой: «Вся надежда на Маргариту Кирилловну».
Андрей Белый: «В ней Ницше, Кант, Скрябин, Владимир Соловьёв встречались в нелепейших сочетаниях…»
Иван Леонтьевич Томашевский (весна 1917 года): «Как жаль, что существует Брешко-Брешковская! Иначе Маргоша была бы бабушкой русской Революции».
Ф.А.Степун в «Воспоминаниях» (Нью-Йорк, 1954, Том 1) посвятил главу М.К.Морозовой, которую скептически-доброжелательно назвал «княгиней Елагиной XX века».
В Москве шли споры о серьёзности духовных исканий Маргариты Кирилловны, о её уме и о том, понимает ли она сложные прения за своим зелёным столом. Допускаю, что она не всё понимала (без специальной философской подготовки и умнейшему человеку нельзя было понять доклада Яковенко «Об имманентном трансцендентизме, трансцендентном имманентизме и дуализме вообще»), но уверен, что она понимала всех… Не знаю в точности, но думаю, что Маргарита Кирилловна, многое объединяя в себе, не раз мирила друг с другом и личных и идейных врагов. — Степун Ф.А. «Бывшее и несбывшееся».
Со слов видного краеведа Н.С.Ашукина известно, что ещё в конце 1960-х годов память о Морозовой сохранилась в Обнинске, возникшем на месте бывшей Морозовской дачи уже после Великой Отечественной войны, и много лет спустя после того, как Морозова вынуждена была покинуть свою усадьбу. Местный журналист, сообщивший об этом Ашукину, попытался в обнинской газете «Вперёд» вспомнить меценатскую деятельность Маргариты Кирилловны добрым словом, но столкнулся с тем, что в памяти ветеранов она сохранилась «как некое допотопное чудовище, эксплуататорша, паразитка и т. д.».
Народная артистка СССР Софья Владимировна Гиацинтова: «В Москве её хорошо знали, стоило ей появиться, высокой, стройной, в шляпе с большими полями над прекрасным лицом, в публике пробегала волна восхищения».
Андрей Белый (1922): «Чуткость её, восприимчивость и умение сглаживать острые углы меж кружками — естественно создали из Морозовой незабываемую фигуру, которая оставила след в умственной культуре Москвы двух истекших десятилетий».

Прежний вид особняка Морозовых
Адреса в Москве: Улица Покровка, 27, дом Д.П.Боткина. Рождение и детские годы (1870-е годы); Тверской бульвар. После смерти отца до 1888 года; Большая Никитская улица, угол Леонтьевского переулка (1888—1891 годы); Леонтьевский переулок (с марта по осень 1892 года); Смоленский бульвар, 26/9. Особняк М.А.Морозова. Период замужества (1892—1903) и после — до продажи дома в 1910 году; Новинский бульвар, 103 (1910—1915). Книгоиздательство «Путь». Лазарет для раненых; Улица Знаменка, 11. Книгоиздательство «Путь»; Пречистенский переулок, 9. Собственный особняк М.К.Морозовой (1915—1920-е годы), перестроенный архитектором И.В.Жолтовским, с 1946 года занимаемый посольством Королевства Дании; Улица Покровка (1940-е годы); Боровское шоссе (1950-е годы).

Введенское кладбище, могила Морозовой и Т.Р.Рогаль-Левицкой (справа) и М.М.Морозова (слева)
Библиография: Морозова М.К. Воспоминания о А.Н.Скрябине. // Советская музыка : журнал. — 1972. — № 1; Мамонтова-Морозова М.К. Воспоминания. / Куранты : историко-краеведческий альманах. — Москва, 1983. — Страницы 344—352; Морозова М.К. Андрей Белый. / Андрей Белый: Проблемы творчества: Статьи, воспоминания, публикации / Составители Ст.Лесневский, Ал.Михайлов. — Москва: Советский писатель, 1988. — Страницы 525—544; Морозова М.К. Мои воспоминания. / Публикации Е. М. Буромской-Морозовой. Примечания Д.М.Евсеева. // Наше наследие : журнал. — 1991. — № 6 (24). — Страницы 89—109; Морозова М.К., Трубецкой Е.Н. Переписка. // Новый мир : журнал. — 1993. — № 9—10; Морозова М.К. Андрей Белый. / Воспоминания об Андрее Белом. — Москва, 1995. — Страницы 31—50, 518—520; Морозова М.К. Воспоминания о А.Н.Скрябине. Письма В.И.Скрябиной и Т.Ф.Шлёцер М.К.Морозовой. / Публикации, вступительная статья и примечания А.А.Носова. // Наше наследие : журнал. — 1997. — № 41. — Страницы 45—62; Морозова М.К. Мои воспоминания / Московский альбом: воспоминания о Москве и москвичах XIX—XX веков. — Москва: Наше наследие, 1997. — Страница 200; Взыскующие града. Хроника русской религиозно-философской и общественной жизни первой четверти XX века в письмах и дневниках современников. Письма и дневники К.М.Аггеева, С.А.Аскольдова, Л.Ю.Бердяевой, Н.А.Бердяева, И.П.Брихничева, С.Н.Булгакова, А.Г.Габричевского, А.К.Герцык, Е.К.Герцык, С.И.Гессена, А.В. Ельчанинова, А.В. Карташева, Л.М.Лопатина, Э.К.Метнера, П.Н.Милюкова, А.Р.Минцловой, М.К.Морозовой, М.М.Морозова, М.А.Новосёлова, Е.Ю.Рапп, Г.А.Рачинского, В.В.Розанова, С.М.Соловьёва, Е.Н.Трубецкого, П.А.Флоренского, В.Ф.Эрна, Б.В.Яковенко и др. / Вступительная статья, публикация и комментарии В.И.Кейдана. — Москва, Школа «Языки русской культуры», 1997. — 753 cтраницы; Морозова М.К. Письма Е.Н.Трубецкому. / Публикации и примечания А.А.Носова. // Наше наследие : журнал. — 2000. — № 52. — Страницы 92—95. Литература: Дар М.К.Морозовой Совету Третьяковской галереи. — Утро России : газета. — 6 марта 1910; Андрей Белый: Проблемы творчества: Статьи, воспоминания, публикации / Составители Ст. Лесневский, Ал. Михайлов; предисл. и примеч. В.П.Енишерлова; публикации Е.М.Буромской-Морозовой и В.П.Енишерлова. — Москва: Советский писатель, 1988. — Страницы 522—545; Андрей Белый. На рубеже двух столетий. Начало века. Между двух революций. Воспоминания. В 3 книгах / Подготовка текста и комментарии А.В.Лаврова. — Москва: Художественная литература, 1989—1990. — (Литературные мемуары); Валентин Серов в переписке, документах и интервью. В 2 томах. — Москва, 1989 (Том 1. — Страницы 410; Том 2. — Страницы 204—205, 286); Степун Ф. Бывшее и несбывшееся. — 2-е издание — Лондон, 1990; Семёнова Н. Четыре «эпохи» одной жизни. // Наше наследие : журнал. — 1991. — № 6 (24). — Страницы 89—109; Трубецкой Е.Н. О христианском отношении к современным событиям. Статьи. Письма. / Составление, вступительная статья, публикация архивных материалов и примечания Александра Носова. // Новый мир : журнал. — 1990. — № 7. — Страницы 195—229; Думова Н.Г. — Московские меценаты. — Москва, 1992; Носов А.А. Наша любовь нужна России… // Новый мир : журнал. — 1993. — № 9; Носов А.А. Наша любовь нужна России… // Новый мир : журнал. — 1993. — № 10; Артамонов М.Д. Введенские горы. — Москва, 1993; Линьков А. Фауст и Маргарита. // Памятники Отечества : журнал. — 1994. — № 29; Филаткина Н.Я.Морозовы. Опыт родословия. — Ногинск, 1995; Носов А.А. Предисловие к воспоминаниям М.К.Морозовой о А.Н.Скрябине. // Наше наследие : журнал. — 1997. — № 41. — Страница 45; Володарский В.М. Художественные коллекции Морозовых в Третьяковской галерее. / Морозовы и Москва. Труды юбилейной научно-практической конференции. «Морозовские чтения». Москва, 26-27 декабря 1997 г. — Москва, 1998; Смольянинова М.Г. Роль Морозовых в культурной жизни Москвы. / Морозовы и Москва. Труды юбилейной научно-практической конференции «Морозовские чтения». Москва, 26-27 декабря 1997 г. — Москва, 1998; Ульянова Г.Н. Благотворительность московских предпринимателей. 1860—1914. — Москва, 1999; Носов А.А. — Из наследия «дамы с султаном». // Наше наследие : журнал. — 2000. — № 52. — Страницы 90—91; Постернак О. Отблески сказки. // Наше наследие : журнал. — 2004. — № 70. — Страницы 136—139; Андрей Белый. Ваш рыцарь: Письма к М.К.Морозовой. 1901—1928. — Москва: Прогресс-Плеяда, 2006. — 292 страниц. — ISBN 5-93006-055-X; Варвара Алексеевна Морозова: На благо просвещения Москвы. В 2 томах — Том 1. Краткий очерк жизни и деятельности В.А.Морозовой. Дневник В.А.Морозовой, урождённой Хлудовой. Жизнь в доме отца. Начало самостоятельной жизни / Библиотека-читальня имени И.С.Тургенева; составление, вступительная статья, подготовка текстов, примечания Н.А.Круглянской. Текст Н.А.Круглянской и В.Н.Асеева. — Москва, Русский путь, 2008. — 176 страниц; Варвара Алексеевна Морозова: На благо просвещения Москвы. В 2 томах. — Том 2. Благотворительная деятельность В.А.Морозовой и её родственников. Морозовская мануфактура в Твери. В.А.Соболевский и «Русские ведомости». Общественно-политическая деятельность В.А.Морозовой. Дети В.А.Морозовой и их семьи. Памяти В.А.Морозовой / Б-ка-читальня имени И.С.Тургенева. Составление, подготовка текстов, примечания Н А.Круглянской. Текст Н.А.Круглянской и В.Н Асеева. — Москва, Русский путь, 2008. — 496 страниц; Морозова Я.В. Религиозно-общественные проекты М.К.Морозовой и Е.Н.Трубецкого: историко-философский анализ. // Автореферат диссертации на соискание учёной степени кандидата философских наук. — Москва, 2008; Семёнова Н.Ю. Московские коллекционеры: С.И.Щукин, И.А.Морозов, И.С.Остроухов: Три судьбы, три истории увлечений. — Москва: Молодая гвардия, 2010; Архивы: РГБ. Фонд 171, 327, единиц хранения 1892—1925; Статья М.Лобановой о М.К.Морозовой. Кинематография: «Мистика любви. Андрей Белый и Маргарита Морозова. Ваш рыцарь». Документальный фильм. ГТРК «Культура», 2008. Режиссёр Владимир Дав.

[440x700]
1874
Александр Владимирович Богданович (сценический псевдоним — Владимиров)
артист оперы (лирический тенор), концертный певец, вокальный педагог и музыкально-общественный деятель. Заслуженный артист Республики (1925). Муж М.Гуковой. Родился в Смоленске, в семье учителя. Окончив в 1894 Смоленскую гимназию, поступил на медицинский факультет Московского университета (окончил в 1900). С 1897 эпизодически брал уроки пения у Л.В.Собинова. В Кружке любителей русской музыки познакомился с С.Танеевым, Н.Кашкиным, С.Кругликовым и другими музыкальными деятелями. За участие в революционных студенческих кружках неоднократно подвергался репрессиям. С 1900 работал врачом сначала в Смоленске (здесь участвовал в музыкальных вечерах, где впервые выступил как певец-любитель), с 1901 — в Санкт-Петербургском Еленском клиническом институте. Одновременно брал уроки пения у И.Онноре. В декаб. 1901 был арестован, но благодаря хлопотам Л.В.Собинова в январе 1902 освобожден под надзор полиции. В 1903 дебютировал в партии Синодала ("Демон" А. Рубинштейна), в Санкт-Петербургской русско-итальянской частной опере под управлением К.Гвиди, где успешно выступал один сезон. В 1904 совершенствовался в вокальном искусстве в Милане у Августо Броджи и Фернандо Валеро. В сезоне 1904/1905 пел в Тифлисской опере (антреприза Л.Дальского), в 1905 — в Санкт-Петербургском Народном доме (Оперное товарищество под руководством Кабанова и Яковлева). В 1905—1906 солист Санкт-Петербургского Мариинского театра (дебютировал в "Фаусте" Ш.Гуно), в 1906—1936 — московского Большого театра (дебютировал в партии Синодала — "Демон" А.Рубинштейна). Обладал редким по красоте голосом мягкого тембра, в совершенстве владел вокальной техникой (итальянское бельканто). Исполнение отличалось чувством стиля и сцен. темпераментом. Певцу были близки образы в русском репертуаре. За 30 лет работы на сцене московского Большого театра выступил в 45 операх. 1-й исполнитель партий: Санпьеро ("Матео Фальконе" Ц.Кюи, 1907); на русской сцене — Флоризеля ("Зимняя сказка" К.Гольдмарка, 1909). в московском Большом театре — Пинкертона ("Чио-Чио-сан"/"Мадам Баттерфляй" Дж.Пуччини, 1925). Лучшие партии: Баян ("Руслан и Людмила" М.Глинки), Финн ("Руслан и Людмила" М.Глинки), Самозванец ("Борис Годунов" М.Мусоргского), Ленский ("Евгений Онегин" П.Чайковского, 1921, на сцене московского Большого театра), Царь Берендей ("Снегурочка" Н.Римского-Корсакова), Левко ("Майская ночь" Н.Римского-Корсакова), Княжич Всеволод Юрьевич ("Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии" Н.Римского-Корсакова, 1916; 1926), Владимир Дубровский ("Дубровский" Э.Направника), Фауст (одноимённая опера Ш.Гуно), Альфред ("Травиата" Дж.Верди), Герцог ("Риголетто" Дж.Верди), Надир ("Искатели жемчуга" Ж.Бизе), Лоэнгрин (одноимённая опера Р.Вагнера). Другие партии: Князь ("Русалка" А.Даргомыжского), Владимир Игоревич ("Князь Игорь" А.Бородина), Молодой цыган ("Алеко" С.В.Рахманинова), Елеазар ("Маккавеи" А.Рубинштейна), Иван Лыков ("Царская невеста" Н.Римского-Корсакова), Царевич Гвидон ("Сказка о царе Салтане" Н.Римского-Корсакова, 1905), Моцарт ("Моцарт и Сальери" Н.Римского-Корсакова), Индийский гость ("Садко" Н.Римского-Корсакова, один из первых исп. на сцене Большого театра; чередовался с Д.А.Смирновым, 1906), Водемон ("Иоланта" П.Чайковского), Княжич, Андрей ("Мазепа" П.Чайковского), Вакула ("Черевички" П.Чайковского), Вертер (одноимённая опера Ж.Массне), Кавалер де Грие, Джеральд ("Лакме" Л.Делиба), Рылеев ("Декабристы" В.Золотарева, 1925, один из первых исп., чередовался с С.Юдиным). Принимал участие в спектакле "Севильский цирюльник дыбом" (опера-пародия-шарж. Музыка Дж.Россини (1923). Партнёры: К.Е.Антарова, Г.А.Бакланов, В.Барсова, Держинская, С.Зорич, Е.К.Катульская, М.Н.Кузнецова-Бенуа, В.А.Лосский, В.Н.Лубенцов, С.Мигай, П.М.Норцов, Н.Н.Озеров, Н.А.Папаян, В.Р.Петров, Ф.Петрова, В.Н.Петрова-Званцева, Г.С.Пирогов, Л.Ф.Савранский, П.И.Цесевич, Ф.И.Шаляпин. Пел под управлением У.И.Авранека, Н.С.Голованова, М.М.Ипполитова-Иванова, Э.А.Купера, А.В.Павлова-Арбенина, В.И.Сука, Н.Фёдорова. Выдающийся концертный певец. Ежегодно давал бесплатные концерты для студентов и рабочих в Санкт-Петербурге и Москве, в Ярославской и Смоленской губерниях. Часто гастролировал с концертами в Киеве, Одессе, Ростове-на Дону, Тифлисе (вместе с женой М.Гуковой). Пропагандировал творчество А.Гречанинова, И.Черепнина, С.В.Рахманинова (1-й исполнитель ряда романсов этих композиторов, в том числе "Покинем, милая", "Пощады я молю!", "У моего окна", "Фонтан", "Ночь печальна", 12 февраля 1907 под аккомпанимент А.Гольденвейзера). Постоянно участвовал в концертах Кружка любителей русской музыки, с 1902 начал выступать в симф. концертах под управлением А.Д.Шереметева. В симфонических концертах исполнял сольные партии в произведениях И.С.Баха, Г.Ф.Генделя, Й.Гайдна ("Времена года"), В.А.Моцарта (Реквием, в ансамбле с П.Доберт, А.Добровольской, Д.Рознатовским, 22 декабря 1910, под управлением В.Булычева), Дж.Верди (Реквием), Л.Бетховена (в финале 9-й симфонии), Р.Шумана ("Рай и Пери" в ансамбле с П.Доберт, А.Добровольской, 12 февраля 1911 под управлением В.Булычева). Пел также под управлением Г.Абендрота, Б.Вальтера, О.Клемперера, О.Фрида. Богданович помогал К.С.Станиславскому в создании оперной студии при Большом театре, в 1922—1924 руководил ею; позднее был его помощником по музыкальной части в Оперном театре имени К.С.Станиславского. В 1934—1936 заведующий оперой Большого театра и руководитель студии, созданной при театре для молодых артистов. В 1914 одновременно со сценической деятельностью работал врачом, заведуя лазаретом казенных театров. После 1917 был председателем корпорации солистов Большого театра. В 1923—1927 депутат райсовета, в 1927—1930 — Моссовета от трех театров (ГАБТа, Малого и МХАТа 2-го). С 1936 руководитель секцией музыкального театра при ВТО, одновременно председателем вокально-методической комиссии при Управлении музыкальных учреждений. Записывался на грампластинки в Санкт-Петербурге ("Колумбия"/Columbia, 1903; "Граммофон", 1903—1905, в том числе — квартет из оперы "Риголетто" в ансамбле с Максимовой, Владиной и Фрейем), Москве ("Пате"/Pathé, 1908). Ария Вакулы (1905) Pearl GEMMCDS 9007/9 (No. 12 only). Умер в Москве 6 апреля 1950 года. Сочинения: Станиславский в опере // Декада московских зрелищ. 1938. № 4; Памяти большого артиста (Г.Пирогова) // Театр. неделя. 1941. № 9. Страница 23; Слово благодарности // Антонина Васильевна Нежданова: Материалы и исследования. — М., 1967. Страница 433; Автобиография (машинопись) в ЦГАЛИ, фонд 1944, опись 1, единиу хранения 1. Литература: Концерт А.В.Богдановича // Советское искусство. 1938. 6 апреля; Рой И. Творческая жизнь А.В.Богдановича // Советский артист. 1938. 11 апреля; К тридцатипятилетию сценической и общественной деятельности заслуженного артиста Республики А. В. Богдановича. — Москва: ВТО, 1938; Яблочкина А., Нежданова А. и др. Памяти А.В.Богдановича. (Некролог) // Советское искусство. 1950. 18 апреля; Яковлев С.М. Певец-гражданин // Рабочий путь (Смоленск). 1963. 2 марта; Яковлев С.М. Смоляне в искусстве. — Москва, 1968. Страницы 66—72; Зелов Н. Жизнь прожита недаром: К 100-летию со дня рождения А.В.Богдановича // Советская музыка. 1975. № 2. Страницы 98—100.

1874
Рихард Валлентин (немецкое имя — Richard Vallentin)
немецкий режиссёр. В 1894 сценическую деятельность начал как актёр в берлинском "Остенде-театре". В 1896 вступил в труппу Немецкого театра. Принимал участие (вместе с М.Рейнхардтом) в постановках литературно-театрального кабаре "Шалль унд раух" (1901), затем был режиссёром берлинского Малого театра, где поставил спектакль "Ночлежка" ("На дне" Горького, 1903), в трактовке которого проявились натуралистические тен денции. В этом же театре поставил "Виндзорских проказниц" (1904). Для режиссёрского искусства Валлентина характерно сочетание натурализма с яркой театральностью. Сложные взаимоотношения с Рейнхардтом заставили Валлентина перейти в венский Городской театр. Позднее Валлентин участвовал в создании "Хеббель-театра" в Берлине, открытого в 1908, вскоре после смерти Валлентина. Умер 14 января 1908 года.