Купила себе новую чашку – с африканским слоном, или индийским, какая в сущности разница… Пью кофе, со сливками, потому как ничем, кроме поганых сливок нельзя скрасить вкус поганого кофе… Вот и к чему я все это написала? – Словоблудие…. Скоро день варенья, оттого все вокруг раздражает неимоверно…. Утром хочется выйти на балкон и завопить, чтобы услышал весь город: «Я ВАС НЕ-НА-ВИ-ЖУ!!!» А потом затихнуть и уползти прочь, стыдясь содеянного. Хотя, подозреваю, что городу глубоко на-…= наплевать, и кто и что по утрам вопит со своего балкона…

- Ну-с, батенька, - сказал бы Александр Сергеевич, который «ай-да Пушкин, ай-да сукин сын», - да у вас русская хандра приключилась. Лечить, лечить и еще раз лечить. Рюмашка, говорят-с, хорошо помогает. Выпьем, няня, и все такое, понимаете-с?…
- Ах, Александр Сергеевич, - вздохну я, - к черту рюмашку! Когда это водка спасала от хандры? Боюсь, усугубить-с…
- Ах, деточка, - вздохнул бы Александр Сергеевич, отставляя опустевшую рюмашку, - какие печали в ваши-то годы? Так-с, любови да прочая блажь…
- Ах, Александр Сергеевич, милейший мой друг, если бы любови… Так… Суета все, суета и прах…

И тут мы хлопнем-таки по рюмашке и разрыдаемся друг у друга на плече…
Отчего перед днем варенья, который должен быть «праздником имени меня», лезет в голову всякая чушь? Из какой такой глубокой темноты прут на свет старые любови, мечты да надежды? Куда лезут, несбывшиеся и неоправдавшиеся? Чего хотят убогие?… Сбыться? Стать? Быть? – Так не будут, не сбудутся. «Срок годности закончился, лежалый товар не принимаем, - скажут мне в небесной канцелярии по сбыче мечт и подмахнут резолюцию на потертом листке со списком бывших надежд. Да я и возражать не буду… Все верно… Лежалый товар…
Только как это объяснить им – убогим и забытым, что на их сбычу срок закончился? Они ведь хотят – как это… - воплотиться в жизнь, стать этой самой жизнью. Как им объяснить, что в моем существовании им места давно уже нет?

- Ах, Александр Сергеевич, плесните-ка еще… Помните, я ведь ваши стихи читала, все плакала: вот ведь, думала, как точно сказал, в самое сердце ударил… «Я вас любил так сильно, безнадежно, как дай вам Бог другими – но не даст…» Ах, простите, это не ваши, это Бродский шалил...
- Да полноте вам, Бродский так Бродский, хороши ведь стишки-с… Ай-да Бродский, ай-да сукин…

Действительно, не даст… «Он, будучи на многое горазд, не сотворит – по Пармениду – дважды сей жар в крови, ширококостный хруст, чтоб пломбы в пасти плавились от жажды коснуться…» коснуться… коснуться… коснуться… От жажды коснуться тебя у меня сводило кисти… Холод разливался в ладонях, словно к запястьям приложили по куску льда… Откуда вдруг ты взялся в моем настоящем? Откуда выплыл? Почему вспомнился? Кто сказал о тебе, кто? Я смотрю на твою украденную фамилию, которую я подло пользую несколько лет в качестве - ха-ха – своего псевдонима… и похолодевшие пальцы перестают чувствовать клавиши… «Я вас любил, любовь еще – возможно, что просто боль – сверлит мои мозги….»

- Ах, полноте, дитя мое, забудьте. Забудьте все… Все суета… Суета и прах…
- Суета и прах… «Все разлетелось к черту на куски»…

Ты не сбылся… Тебя не случилось… Тебя не было, нет и не будет… Не будет… Да и черт с тобой! Выпьем, няня…