Лет 15 назад, завернувшись в старую занавеску, исполнявшую роль плаща, я падала на колени и самозабвенно декламировала: «…всю жизнь я был бедняк бездомный, всю жизнь терпел лишенья я, мне все не удалось – и даже смерть моя…», переходя с душераздирающих стенаний на шепот, так, что последние слова еле слышно слетали с губ… Потом я «умирала», потому что следующую часть монолога еще не успела запомнить… Конечно, никого не было дома, иначе, как бы я смогла объяснить, почему я, благовоспитанная девочка, играю в сумасбродного воина-поэта, а не в сказочную принцессу…
А мне было чертовски обидно, что я не родилась мальчишкой… И даже не потому, что мальчишкам доступно лазанье по заборам и всяческие шалости… По заборам я лазила вполне успешно, а на экстремальные шалости меня никогда не тянуло (в общем-то я была тихой послушной девочкой)… Мне было чертовски обидно, что в качестве жизненного примера у мальчишек могут служить такие замечательные личности, как Сирано… Мне хотелось быть «как Сирано», меня восхищала его смелость, его верность чести… Как он говорит, как думает… И какая тоска во всем этом, и какой свет… И Луна… И как я ненавидела эту дуру Роксану и этого смазливого Кристиана… Откуда-то я понимала, хотя что я могла понимать, 12-летняя глупышка, что самым трудным подвигом Сирано была не битва у Нельской башни, и не храбрость на войне, и даже не отказ от любви Роксаны… Вся жизнь его была сражением – потому что он посмел быть самим собой, он посмел захотеть знать большее, он посмел поднять глаза от земли и взглянуть в небо… «Какого человека сгубили, какого человека!…» плакала я, закрывая книгу Ростана…
И, наверное, дома у родителей еще можно отыскать общую тетрадь, куда я переписывала «Сирано»… Потому что купить в то время книгу было невозможно, а библиотечный экземпляр рано или поздно приходилось возвращать… И до сих пор я могу наизусть воспроизвести почти все монологи ростановского Сирано… «Настал последний час. Зашла моя звезда… Нет! Нет! Любовь моя, я не любил тебя!»… Мне давно не 12, но я все еще смотрю на Луну… И до сих пор я думаю с грустью, что, покидая этот свет, вряд ли смогу сказать, что мой «рыцарский султан» остался и «незапятнанным, и чистым, и красивым»…