"CLXVI

     -- Я в ответе за каждый шаг каждого человека, -- говорил отец.
     -- Но  у тебя есть  предатели и трусы, -- возразили  ему. -- Что же, ты
трусишь и предаешь?
     --  Да,  моей  трусостью  трусит трус.  И  моим предательством  предает
предатель.
     -- Как ты можешь предать сам себя?
     -- Факты я представил некой картиной, они не согласились с ней, картина
моя, я за нее в ответе, я сделал  ее явью, а  она убедила их в правоте моего
врага. Значит, я сослужил службу своему врагу.
     -- А каким образом ты оказался трусом?
     --  Трусит  тот,  --  отвечал  отец, --  кто отказывается  идти вперед,
чувствуя, что беззащитен.  Трус кричит: "Река уносит меня!" Смелый чувствует
свои мускулы и плывет.
     Я  называю трусом  и предателем  того, -- заключил  отец, -- кто  винит
других за ошибки и жалуется, что враг слишком силен.
     Никто не понял его.
     -- Как-никак, есть множество  обстоятельств, и за них мы никак отвечать
не можем... -- сказали ему.
     -- Нет, таких не существует, -- сказал отец.
     Отец взял одного из гостей за руку и подвел к окну:
     -- Скажи, что тебе напоминает это облако? Гость долго присматривался.
     -- Спящего льва, -- наконец сказал тот.
     -- Покажи его своим друзьям.
     Друзья гостя полюбовались в окно  на спящего льва, которого тот показал
им.
     Потом отец  отвел их  всех в сторону  и  позвал к  окну  совсем другого
человека.
     -- На  что похоже это облако? -- спросил он. Гость долго всматривался в
него.
     -- На улыбающееся лицо, -- наконец сказал он.
     -- Покажи его своим друзьям.
     И друзья увидели улыбающееся лицо, на которое показали им пальцем.
     Затем отец собрал всех гостей вместе и предложил:
     --  Поговорите-ка об облаке,  что висит за окном.  И гости  ожесточенно
заспорили:  так очевидно для одних было улыбающееся лицо,  а  для  других --
спящий лев.
     --  Факты,  --  сказал  отец гостям,  --  бесформенны,  словно  облако;
вожатый,   ваятель,  мыслитель  придает  им  форму.   Формы  все   одинаково
достоверны.
     --  Относительно облака мы с  тобой согласны, --  отвечали  ему, --  но
относительно жизни... Утром  на поле боя ты видишь, что войско твое ничтожно
по сравнению с армией противника. Разве в твоей власти изменить ход битвы?
     --  В моей, -- отвечал отец.  -- Облако занимает пространство; события,
факты -- время. Если я озабочен, чтобы моя картина мира  восторжествовала, я
должен печься, чтобы время ей шло на пользу. Я не изменю того, что свершится
к вечеру, но завтрашнее дерево  вырастет из моего семечка. А оно есть  уже и
сегодня. Создавать не означает тотчас воспользоваться  уловкой, которую тебе
подбросил  случай и благодаря которой ты победишь.  У твоей победы не  будет
будущего.  Созидание  не  морфий, что избавляет  от боли,  но не  излечивает
болезнь. Создать -- значит сделать победу  или выздоровление  неизбежностью,
как неизбежно тянется вверх дерево.
     Но гости не понимали его.
     -- Логика событий... Отец мой разъярился.
     -- Тупицы! -- рявкнул он. -- Холощеный скот! Историки! Логики! Критики!
Вы похожи на трупных червей, вам никогда не понять, что такое жизнь!
     Он повернулся к премьер-министру:
     -- Король, наш сосед, надумал объявить нам войну.  Мы  не готовы к ней.
Создать, сотворить -- вовсе не значит за один день собрать  войско, которого
нет. Надеяться на это -- ребячество. Нужно создать в короле-соседе того, кто
захотел бы нашей любви.
     -- Не в моей власти сделать это.
     -- Я знаю одну  певицу, -- продолжал отец.  -- Когда я устаю от тебя, я
всегда думаю  о ней.  Как-то  вечером она пела  нам об отчаянии преданного и
нищего влюбленного, что  не смеет признаться в  своей  любви. Я  видел:  наш
главнокомандующий плакал. Хотя он богат, спесив  и насилует девиц без счета.
На десять  минут она превратила его в  робкого ангела, и он пережил все муки
застенчивости.
     -- Я не умею петь, -- ответил премьер-министр."