Ну воть...Написала рассказец - не рассказец, а что-то очень похожее...Подруга, правда, говорит,что это очень личное. Но мнение ваше узнать хотелось.
Тапочками тольк не швыряйтесь - они когда по уху попадают, больно очень...

[показать]



Холодный ветер бьет в лицо, холодные перила жгут холодные руки, холодные ступни уже не ощущают холодный кафель балкона. А ей было уже все равно. На черном небе не было ни звезд ни луны – все затянуло черными облаками. А, может, они и были – вот только она их сейчас не видела – как не видела она сейчас никакого света вокруг – ни зажженных окон, ни отблеска фонарей на первом снеге – никакого. Она видела лишь черную пропасть глубиною в семнадцать этажей под ней...И асфальт. Черный, припорошенный снегом асфальт. Она присела на перила балкона, свесила ноги...Подождала. Никого. Никто не выглянул в окно, не посмотрел наверх. А ведь внизу сидела большая компания. Сидела, курила и бренчала на гитаре. До ее этажа доносился даже приятный запах сигарет – ей даже казалось, что она может различить в нем запах «Кент». Различала она и слова песен – ребята пели громко, и, казалось, збыли и о холоде, и позднем времени – обо всем.

Побледневшие листья окна
Зарастают прозрачной водой.
У воды нет ни смерти, ни дна.
Я прощаюсь с тобой.
Горсть тепла после долгой зимы
Донесем. Пять минут до утра
Доживем. Наше море вины
Поглощает время-дыра.

Нету у нее горсти тепла. И долгая зима еще только предстоит.

Это все, что останется после меня,
Это все, что возьму я с собой.

А что останется после нее? Ничего. Только забытый дневник в детской голубой обложке, куда она пыталась плакаться, когда подруга бросала трубку. Несколько дисков на деревянной полке. Книги...Останется белая с цветами чашка, из которой каждое утро она потягивала невкусный чай. И плюшевый мишка с грустными черными глазами. И несколько увядающих цветков на замерзающем подоконнике. И пыльные перья от отпавших крыльев.

С нами память сидит у стола,
А в руке ее пламя свечи.
Ты такою хорошей была.
Посмотри на меня, не молчи.
Крики чайки на белой стене
Окольцованны черной луной.
Нарисуй что-нибудь на окне
И шепни на прощанье рекой.


«Да хватит уже петь! Ну посмотрите же на меня! Ну кто-нибудь, посмотрите же на меня! Почему?...» - она хотела кричать, но что-то останавливало ее. Не хотят..Ну и не надо. Так больно...Так больно шрамам на спине. Шрамам от крыльев. Когда-то она умела летать...В ее руках был обломок кинжала. Тонкого, острого кинжала. Который она всегда носила с собой. Теперь он сломался. Сломался незодолго после того как сломались крылья. Ей раньше казалось, что он убивает ее несчастья – теперь погиб ее последний защитник.
Она обернулась назад в комнату. Никого. Тихо. Только кошка удивленно смотрит на нее из своего кресла, настороженно приподняв уши. Счастливая кошка, она никогда не умела летать, и ей никогда не узнать, как больно, когда ломаются крылья. Ну ничего...Сейчас она снова взлетит. Ненадолго..И в тоже время навсегда. И никто и не вспомнит. И ничего и не останется после нее.
Она отпустила руки...Подалась вперед...Она уже почти почувствовала как взлетает – еще чуть-чуть и она больше никогда не ощутит под ногами этот скользкий холодный кафель.
- За что ты так со мной? – голос, окликнувший ее, был перполнен грусти – вселенской грусти. Но не вечной. Нет. Не вечной.
Незнакомка стояла на балконе позади нее. Не высокя и не низкая, она по горло была укутана с странный плащ. Черно-белый...Оба цвета причудливо смешивались, полосы то сужались то расширялись, и невозможно было определить, какой же цвет преобладает...Хотя казалось, что все-таки светлый. Ярко выделялись на фоне плаща круглые четки, которые девушка неторопливо кака бы ленясь, перебирала длинными тонкими пальцами – яркие, цветные, тут были бусины всех цветов радуги, и как нежно отблескивали они под лучами неожиданно пробившейся из-за туч луны.
Ее лицо казалось совсем еще юным...Тонкие черты его врядли запомнились бы настолько, что, встретив ее в толпе, можно было бы непременно узнать странную ночную гостью. Только глаза – огромные и необычайно светлые – выделялись на узком овале лица. Но ее волосы...Черные как смоль, удивительно пышные и густые, седина в них так странно смотрелась рядом с молодым лицом. И печаль..Печаль выражалась во всем – в огромных глазах, и в тонкой полуулыбке, и в легких движениях.
- За что? – повторила незнакомка свой вопрос.
- Кто ты?
- Я? А кто дал тебе увидеть первую снежинку, дал сорвать первый подснежник? Кто Подул тебе в лицо первым теплым ветром, кто подарил тебе любовь? Кто сделал так, что твои крылья выросли – но выросли не только у тебя, но и у меня. А потом они сломались...И в этом нет моей вины. И ты не смогла обороняться. Каждая слабость, каждая слабая душа – еще один седой волос в моей голове, еще меньше сил в моем теле. За что?
- Жизнь?..- она посмотрела гостье в глаза.
- Можешь считать и так...Жизнь. Не сахар. А смерть тебе не чай. Пойми эти слова, милая...Я причиняю боль – но без боли ты никогда не ощутишь, что ты счастлива. Если бы ты никогда не расшибала коленки, падая об асфальт, то никогда не ощутила бы новых приливов восторга, когда тебе вновь удавалось взлететь. А смерть...Твоим родителям причиню боль уже не я – а моя вечная сестра, вечная соперница и в то же время союзница. Смерть тоже причиняет боль, но не тебе, а тем, кому меньше всего на свете ты хотела бы ее причинить...И мне.
- И что теперь?Ради чего мне жить?
- Ради чего? Да хотя бы ради дневника в детской голубой обложке. Ради плюшевого мишки с грустными черными глазами. Ради цветов, которые увянут без твоей заботы. Ради подруги, которая бросает трубку не потому, что не любит тебя, а потому, что ты причиняешь ей боль своей болью. Ради борьбы.
Гостья наклонилась и почесала за ушком вышедшую на балкон кошку.
- Подумай. Просто подумай. И...Пожайлуста, сожми в ладони свой кинжал покрепче – и не сотит его выпускать. А я с тобой. Я с тобой до тех пор пока мое место не займет моя сестра...
И она испарилась, испарилась так же внезапно как и возникла, и даже следов не осталось на припорошившем кафель снегу.


Две мечты да печали стакан
Мы, воскреснув, допили до дна.
Я не знаю, зачем тебе дан.
Правит мною дорога-луна.
Ты не плачь, если можешь, прости.
Жизнь - не сахар, а смерть нам - не чай.
Мне свою дорогу нести.
До свидания, друг, и прощай.


Она посмотрела на кинжал в своих руках. Острый и блестящий, он вновь был цел. Вновьь призывал ее к бою. К вечному бою.
А за спиной проросли крылья. Проросли быстро, как бы расцвели из тонких шрамов на спине, и девушка ощутила, как щекочут ее кожу пушистые перья. Девушка вспорхнула и слетела к себе в комнату. Полила увядающие цветы в горшке, положила дневник в детской голубой обложке себе под подушку, плюшевого мишку с повеселвшими черными глазами устроила на покрывале, почесала за ушком успокоившуюся кошку...А потом набрала номер подруги и в ответ на заспанное: «Алле» сказала просто: «Спасибо» - и, не дожидаясь ее ответа, бросила трубку сама.