Словно из щёк, полетели маленькие синие остроугольные пирамиды,
которые разбавились красными кубами. Желтые шары присоединились к ним ,
вся картина затянулась туманом и стала удаляться с шипеньем в пространстве.
После этого продолжалась длинная пауза, выворачивающая своей невыносимостью
наизнанку. Насколько я помню, в ту ночь было очень жарко.



После этого всё стало каким-то бессмысленным. Он ничего не мог
понять. Казалось, только вчера ему было всё вокруг понятно, и, даже,
просто. Сейчас же окружающий мир стал как-то далек. Он перестал видеть
логику, и чувствовал, что с ним произошли какие-то перемены, но он сам
не знал какие. Его обычные вопросы, ответы на которые он предполагал
заранее, сегодня были какими-то противоположными. Он метался, пытаясь
опровергнуть свои опасения, но ничего не помогало, и он уже начал думать,
что сошёл с ума, или что сошёл с ума весь мир. Потянуло к бутылке. Флягу
за флягой он глушил не останавливаясь, и в результате напился как свинья
(хотя это ещё спорно пьет ли свинья). Обнаружив, что слишком часто
''целует'' косяки в своей квартире, он вышел на площадь, на которую
глядело его окно. Уже опять была ночь (день здесь редко кто замечал),
и фонари стояли на своём посту. Посреди площади плевался фонтан,
построенный каким-то заезжим итальянским мастером полвека назад,
и где-то там, в улицах, ржали лошади. Пьянчуга, как шершавый синий язык,
вывалился из вонючей пасти своего дома, и приподнялся на свои хлипкие ноги.
Дом с призрением посмотрел на него своими светящимися форточными квадратными
глазищами, и, поморщившись, зашторился. Он же потянулся до скользкой ноги
фонаря, чтобы встать, а тот брыкнулся, стряхнув с себя не только пьяного
беднягу, но и семилетнюю пыль. Тогда Он, долго не думая, выломал фонарь
и бросил в подъезд дома. Дом был доволен своим языком, ведь сегодня он
доставил ему огромное удовольствие, накормив частичкой городского света.
Теперь там, далеко в его подвальном желудке, в кислоте прорванных труб,
нежно ржавел свет, согревая своим распадом. "Язык" поволочился дальше
по площади, изредка смачивая её собой.
И вот опять бар. Стриптиз бар. Столики маленькие и заплеванные, стулья
низкие и широкие, шесты на сцене длинные и протёртые. Но бар пуст.
И даже легкий сквознячок тянет с заднего выхода, создавая пустынный звук.
"Ниччё ни понял!" - еле рявкнул Он. Вот другой бар - тоже пуст.
"Что такое !?"- с большим возмущением протянул "язык". Вот третий,
и снова никого. "Люди, где вы!!?"- испуганно прокричал уже мальчик:
"Лююдии" - снова начал кричать он, и с дрожащим голосом побежал вниз
по склону, к морю. Его опьянение так быстро прошло, словно его и не бывало.
Тапочки, которые он надел наспех, бились о каменные плитки мостовой, со звуком, эхом разносившимся по пустому темному городу. Фонари
словно указывали ему правильную дорогу, включаясь и выключаясь на его пути.
А дома чопорно тянулись вверх, загораживая ему вид на море.
"Кто-нибудь" - все кричал и кричал он, уже охрипшим голосом, набирая
разгон на самом крутом спуске. И вот уже последний дом чуть не взлетел,
загораживая море, как перед мальчиком открылась ужасная картина:
чёрно-синий океан, выдававший свою глубину, из которого, время от времени,
вырывались яркие вспышки, бушевал, словно с чем-то боролся. Над ним
зависло огромное огнедышащие вертело, медленно надвигавшееся на город.
Вот вспышки, одна, вторая - вертело оправилось, и грозно, с оскалом
двигалось дальше. Третья, четвертая - разозлилось, и выплеснуло из
своего чрева испепеляющий луч, который на долго вывел море из строя.
Обомлевши полностью, он, не сводя испуганных глаз с этого явления, нервно
присел и мужественно спросил сам у себя: "Что это?". Чувство
безысходности вдруг охватило его. Он не знал, что приближается к нему,
но знал наверняка, что именно из-за этого город так опустел. В шоке
он почувствовал себя маленьким ребёнком, которого потеряли родители,
посреди злого темного города. Его виски стали нервно пульсировать,
а страх придавил голову к груди, и не давал глазам смотреть.
Юноше показалось, что он сходит с ума. Он сам, подсознательно, стал убеждать себя, что ему всего лишь померещилось, что все это лишь плод его бесконечных пьянок и фантазёрства.
Хотелось бы верить... Наконец он поднял глаза: "Матерь божья.
Этого не может быть. Этого не может быть! Этого ... не может... быть?"
Огненное вертело продолжало злобно плеваться бордовыми каплями,
напоминающими лаву, а небо, потеряв последнюю надежду, охладело и
замертво отсинело на задний план. Зверский рёв пронзал уши. Приходящий
неизвестно откуда, он дробил сознанье, расчленял его изнутри, и человек
беспомощно трясся, прося Бога о спасении.
Все переживания промчались за считанные секунды. Он стал
метаться и усиленно думать о собственном спасении. И единственное что
пришло ему в голову на тот момент это бег. Он побежал. Срезая себе
путь в темных переулках, он слышал, как море отчаянно борется с
чудовищем, как мужественно сгорают с шипением волны-воины, и как
бьются о воду окаменевшие обломки вертела. Сердце, как артель,
тарабанило по вискам. Ноги тяжелели. Он упал и поцарапал колени,
но встал и побежал дальше. И вот не большой подъем, каменная мостовая
блестит, а луна тихо шепчет над головой. Узкие дома, по сторонам дороги,
изгибаются, с шелестом сходят с фундаментов и закрывают проход.
"Кто враг, кто друг? Кто за, кто против?", - смешалось в голове.
За спиной заорал дом, без языка.
Его плачущий силуэт растворился в фиолетовом свете, который изредка
отливал красным, а потом и вся картина была обожжена вспышкой света.
Опять темнота.