(продолжение дневника Дагона)

17 августа 1998 год

            Сегодня закончил читать «Люси Краун» Ирвина Шоу. Признаюсь, по началу книга нисколько не впечатлила меня. Диалоги главных героев казались мне сухими, а стиль автора немного скованным. Может, все дело в переводе. Вполне возможно, переводчик оказался скупым на слова или же не смог в полной мере передать красочность языка автора. Не знаю. Но чем дальше я читал, тем все больше и больше затягивала меня книга. Теперь произведение уже не казалось мне сухим, а автор скованным. Я восторгался умением  Шоу, который превзошел мои ожидания, сделав из книги не сентиментальный любовный роман, а  не лишенное психологических аспектов творение.

            Люси Краун – это женщина, которая из-за своей слабости разрушила семью. Потеряла мужа, сына, себя. Изменив мужу, Люси изменила, прежде всего, себе. Но не стоит думать, что раз есть измена, то обязательно будет изобличающая ее мораль. Это не так. Книга намного глубже. Она раскрывает нам причины  падения Люси. Причины, которые прятались далеко не развращенности женщины. К тому же Люси не была свойственна распутность. Произведение Ирвина Шоу рассказывает нам о слабости и страхе и о том, к чему все это может привести. Она говорит нам о том, что даже одно несказанное слово, что даже самый безобидный отвергнутый жест может перевернуть всю жизнь вверх дном.

            Вся наша жизнь состоит из мелочей. Они – фундамент, на котором строится наше мировоззрение, наши отношения с людьми, наши отношения с самими собой. Даже самое серьезное событие нашей жизни можно разложить на сотни мелких, которые составляют звенья нашей жизни. Если хоть одно звено окажется непрочным, то наша цепочка может порваться. Жизнь – это сотни, нет тысячи мелочей. Блажен тот, кто умеет видеть их.

            Тема измены вызвала во мне некоторые воспоминание из детства. Те, кто будут читать этот дневник, сразу же скажут: «Так, так. Воспоминания из детства». И, напялив очки (если они у них будут), примутся перелистовать томик Фрейда, который уже давно пылится в самом темном углу их книжного шкафа.

            Не спешите, друзья мои. Не спешите. Не все можно подвергнуть анализу. Мало того, не все нужно анализировать. Поверьте мне. Не всё. Есть вещи, которые лучше оставить непознанными.

            Поверьте мне.

            Итак, измена и мои воспоминания.

            Это было давно. Я тогда учился то ли в шестом, то ли в седьмом классе. Отец был в командировке. Неделю мы не видели его дома. Я скучал.

            Это произошло вечером за день до возвращения отца. Мама вернулась домой с мужчиной – другом семьи – и, похоже, была навеселе. В смысле не радостная, а подвыпившая. Они расположились на кухне и, вынув, из принесенного с собой пакета, бутылочку коньяка, продолжили гулянье. Мама говорила громко (она всегда говорит громко, когда выпьет), а ее собеседник (дядя Костя) изъяснялся сдавленным шепотом. Это было ему свойственно и потому нисколько меня не удивило.

            О чем они говорили?

            Да, ни о чем. Так болтали о пустяках. Смешили и хвалили друг друга. Им, похоже, было хорошо.

            Но не мне. Я чувствовал смутную тревогу. Мне было не по себе. Да, это знакомый. Да, они просто болтают. Казалось, не должно быть поводов для тревожных мыслей.

            Но объясните это ребенку.

            Мало того, что я не любил, когда мама пила, так я еще терпеть не мог всяких непрошеных гостей, нарушающих нашу семейную идиллию. Теплый вечер с мамой у телевизора, показался мне иллюзией, которая, подразнив меня, исчезла.

            Раздраженный, я закрыл дверь в зал (это была «моя комната» и там я спал) и улегся спать. Время уже было позднее, а мне назавтра нужно было рано вставать в школу. Но смутная тревога не давала мне уснуть. Я ворочался в постели, ожидая, когда дядя Костя, наконец, уйдет и я смогу спокойно погрузиться в мир сноведений.

            Уходили минуты, за ними утекали часы, а кошмар все не заканчивался. Насколько я понял, у мамы с дядей Костей была не одна бутылка коньяка, и они все никак не решались оставить свои запасы недопитыми. Или это было лишь поводом, и они просто не хотели расставаться. Не знаю. И не хочу знать.

            Около трех часов ночи они вдруг затихли. Я обрадовался. Наконец-то, непрошенный гость, которого я уже записал в списки своих врагов, оставит нашу семью в покое. Но моя радость быстро сменилась страхом, когда я услышал, как две пары ног тихонько прошуршали в спальню родителей. Через мгновение послышался щелчок запираемой на замок двери. Так делали мама и папа, когда хотели заняться любовью, предостерегаясь таким образом от неожиданного появления ребенка. Дверь в спальню была со стеклом, которое родители завесили плотной шторой, но, несмотря на это, однажды, преисполнившись любопытством, я увидел, чем же они там занимаются. Представляете себе реакцию ребенка при виде отца и матери, занимающихся сексом. До этого я не мог поверить, что мои родители делают это. Секс (тогда я даже не знал, что это так называется) казался мне чем-то грязным и порочным. Но сознание того, что этим занимаются все мамы и папы для того, чтобы произвести на свет детей, пересилило мое отвращение. С важностью ребенка я простил моих родителей, дав себе обещание никогда не мешать им.

            В этот раз было совсем другая ситуация. Моя мама закрылась в спальне с дядей Костей.

Не с папой, а с этим толстым и шепелявым ублюдком!

Мне было очень страшно. Мне казалось, что при моем молчаливом согласии происходит некое святотатство. Я видел тяжелый меч, который угрожающе поднимался над тем уютным мирком, который я считал своей семьей. Я накрылся с головой, но даже это не спасло меня от подозрительного шороха, доносившегося из спальни. Этот шорох холодным лезвием проникал в любую мысль, которой я хотел отвлечь себя. Он открывал моему детскому воображению ужасающие картины. Я покрылся потом. Мое сердце стучало так сильно, что мне казалось еще чуть-чуть, и оно вырвется из груди.

И я не выдержал. Молча, поднявшись с кровати, я, нарочито громко топая, подошел к двери в спальню и постучал. Ответом мне было быстрое шарканье, будто по ту сторону застигнутый врасплох вор, в отчаянии пытался замести следы. Через несколько мгновений мама открыла дверь. Я заглянул в спальню. Дядя Костя в растрепанной рубашке лежал на кровати и недовольно смотрел на меня. Я выдержал его взгляд и что-то сказал матери. Я не помню своих слов, да это и неважно, потому что я говорил нечто не значительное и мой тон был доброжелательным, словно я желал маме «спокойной ночи». Но в моем взгляде, обращенным на мать было столько упрека и ненависти, что она отшатнулась от меня. После этого я уверенно вернулся в свою постель.

Дверь в спальню не закрывали. Дядя Костя быстро оделся и, что-то буркнув на прощанье, ушел. Я ликовал. Ощущение тревоги не покинуло меня, но я чувствовал, что одержал победу. Я спас свою семью.

Мама сходила на кухню и вернулась со стаканом воды. Сев в кресло возле моей кровати, она немного выпила и заплетающимся языком произнесла:

- Ты сердишься на меня.

- Нет, - ответил я, желая, чтобы она побыстрее отстала от меня.

- А я думаю, сердишься. Ты должен понять меня. Думаешь, твой любимый папа в командировке хранит целомудрие? Ха! – она попыталась изобразить саркастическую усмешку, но это у нее совсем не получилось. – Как бы не так. А я? Я должна здесь сидеть одна. Одна.

При этих словах я зло посмотрел на нее и демонстративно отвернулся к стенке.

- Послушай меня, - продолжала мама. Ты должен все понять. Ты должен! Твой отец… Он… Он… Я… А что ты понимаешь! Ты еще ребенок. Мы с дядей Костей ничего плохого не делали. Да, я немного выпила, но я не пьяная, - она отхлебнула воды из стакана и продолжила. – Я не пьяная. Просто немного навеселе. Слышишь?

Я молчал.

Внезапно она вспыхнула и набросилась на меня:

- Ты не любишь меня! Ты любишь своего отца. Ему ты все прощаешь, а стоило мне раз оступиться и ты со мной перестаешь разговаривать. Ты совсем меня не любишь! Я одна! Все меня бросили. Я совсем одна в этом мире. Никто не желает меня понять. Знал бы ты, как тяжело мне живется с твоим папочкой. Если бы ты знал…

- Мама я не сержусь на тебя. Ложись спать. Завтра на работу, - прервал я. – Пожалуйста.

Мама молча встала. Умылась и легла спать.

Я долго ворочался не в силах уснуть.

Утром вернулся отец. Он привез много подарков. Мама выглядела так, будто ничего не произошло. В ее обращении со мной и папой не было ничего необычного. Казалось, что события вчерашнего вечера были лишь кошмаром, который исчез с первыми лучами восходящего солнца.

Только казалось. Я все помнил хорошо.

Но я простил маму. Я ничего не сказал отцу. Ничего.

Ради нашей семьи.

Вот такая вот история. Не знаю, почему я записал ее в свой дневник. Просто…

Это был первый раз, когда меня по-настоящему предали.