Книга о счастье и несчастьях. Николай Амосов  

«Человек живет и действует только собственными стимулами, даже когда он жертвует жизнью для других. Он не может иначе. Он будет несчастен, если иначе, несчастен до несовместимости с жизнью.
Мои собственные стимулы пока заставляют меня заниматься хирургией. Это страсть. Есть еще разум, составляющий модели с большим обобщением по времени. Есть память, сохраняющая сведения о чувствах.
Разум напоминает: тебе шестьдесят семь. Сколько еще лет для хирургии? Три? Пять? Трудно предположить больше. А потом?
Память говорит: было удовольствие в творчестве. Было, даже если отвергали его продукт - за ошибки или по неприемлемости.
Но тебе 67! Пропустить три-пять лет, что останется? Не поздновато ли будет? Вот я и колеблюсь между хирургией и дальними целями уже пятнадцать лет.
Время неумолимо. Шагреневая кожа жизни все уменьшается и уменьшается, логика сокращает возможные сроки планов на будущее. В молодости кажется: всего можно достичь! Даже не заметишь, как подходит время, и встают иные мысли: "На это и на это уже не хватит времени. Сократись!" Незаметно придет момент, когда скажешь себе: "Завод кончился!" Впрочем, это, кажется, будет нестрашно.»


«Потеря миловидности» это такая глупая потеря по сравнению со «способностью творить».
Не противопоставляй себя им, ставь на одну ступень. Ты никогда не верила с систему двух лагерей.

Цитадель. Экзюпери.

"И еще я понял: человек без стержня, без внутренней формы — ничто. Если он слился с толпой, послушен ей, живет по ее законам, он никогда не пожертвует собой, не воспротивится соблазну, не смирится со смертью."

"А жаждущий? Он хочет пить, он идет к колодцу, скрипит ворот, гремит цепь, ползет вверх ведро, вот он вытянул полное ведро на край колодца — вода для него стала песней, он запомнил все ее переливы. Благодаря жажде он ощутил крепость своих рук, ног, зоркость глаз, жажда возвысила его, словно поэзия. Другой подозвал раба, тот поднес к его губам воду, но песни он не слышал. Удобство — это чаще всего пустота и безмолвие. Люди не верят в необходимость напряжения и боли и поэтому живут так безрадостно. () Я видел жаждущих — жажда сродни ревности, она мучительнее болезни: тело знает целительное снадобье и требует его, как требовало бы женщину, оно видит во сне, как другие приникли к воде. Ревнивцы тоже видят женщин, которые улыбаются не им. Неоплаченное душевно и телесно — не ощущается как значимое. Не существует случайности, если я не попал в случай. () Повторяю вам: право не сделать усилие дается вам лишь ради другого усилия, потому что вы должны расти."

Mark Manson

When we think about our own deaths we typically think about the final moments. The hospital beds. The crying family. The ambulances. We don’t think about the long string of choices and habits which lead to those final moments.

You could say that our death is a work-in-progress over the course of our lives — each breath, each bite, each swallow, each late night and missed traffic light, each laugh and scream and cry and crashing fist and lonely sigh — they each bring us one step closer to our own dramatic denouement from this world.

So the better question isn’t when you’re going to die. It’s what are you choosing as your vehicle to get there? If everything you do each day brings you closer to death in its own unique and subtle way, then what are you choosing to let kill you? 

[...]finding meaning and purpose is not a five-day spa retreat. It’s a fucking hike through mud and shit with golf-ball-sized hail pelting you in the face. And you have to love it. You really have to love it.

[...]

Finding the passion and purpose in your life is a trial-by-fire process. You don’t simply wake up one day and become happy doing one thing forever and ever. Like death, it’s a constant work-in-progress. You must try something, pay attention to how it feels, adjust and then try again. Nobody gets it right on the first try, or the tenth or sometimes even the two-hundredth.

And then, when you do get it right, it’s liable to one day change. Because you change.