✔ АЛЕКСАНДР ШЕПИЛОВСКИЙ «НА ОСТРИЕ ЛУЧА» Глава шестая
01-03-2024 00:48
к комментариям - к полной версии
- понравилось!
вверх^
к полной версии
понравилось!
в evernote
«На острие луча»
Фантастика многолика, многогранна. Автор имеет право ставить своих героев в самые невероятные условия. И я воспользовался этим правом.
Герои повести Фил — человек одаренный сверх всякой меры. Он специалист во всех науках. С какими бы головоломными проблемами Фил ни сталкивался, он их легко решает и осуществляет грандиозные проекты.
Кто не знает барона Мюнхгаузена? Достопочтенный барон вытащил сам себя за волосы из болота. Фил не может этого сделать, но зато он может получить твердый свет и повернуть вспять ход биологических процессов своего организма. Фил имеет смелость оперировать точными цифрами и ссылаться на последние научные достижения. В этом его главное отличие от знаменитого враля. Тем не менее, родство их оспаривать невозможно.
Насколько мне удалось серьезные научные достижения сочетать со сказочными событиями — пусть судит читатель. И если читатель улыбнется, я буду рад. А если у него взыграет воображение и появится интерес к затронутым вопросам буду рад вдвойне.
ВСЕ ГЛАВЫ
https://www.liveinternet.ru/users/shmordaty68/post503774174/
* * *
Глава шестая
Фиолетовый глаз. Вынужденное бегство. Младенец. Сказочный рост. На чердаке.
Загадочная планета ПНЗ овладела всем моим существом. Откуда Бейгер получил о ней такие подробные сведения? Почему именно эта планета интересовала его? Ответа ждать не от кого. Надеяться можно только на самого себя. Придется собственными глазами взглянуть на планету. А заодно выяснить, пусто ли межзвездное пространство. А вдруг потухших звезд больше, чем видимых. Мне все нужно знать, не в парк собрался, во всем надо самому удостовериться, чтоб трасса была чистенькой, без мусора.
От телескопа, конечно, толку нет. О, у меня же есть ядроскоп! Если бы у микроскопа поменять местами объектив и окуляр, то получилась бы подзорная труба. Следуя этой аналогии можно ядроскоп переоборудовать в космоскоп, те же волны тяготения, искупаемые небесными телами, преобразовать в видимый свет. И дыру в потолке делать не надо, поскольку для тяготения преград нет.
Я взялся за дело, но опростоволосился. Космоскоп давал такое невероятное увеличение, что не только планеты Ригеля, а даже самые отдаленные небесные объекты, находящиеся от нас на расстоянии миллиардов световых лет и улавливаемые разве что радиотелескопами, приближал к самому глазу. Поэтому разглядеть что-либо было невозможно, все сливалось в сплошную туманную массу разных цветов и оттенков. А меньшего увеличения добиться нельзя. Всему есть предел.
Я направил космоскоп в своего рода тоннель, свободный от небесных тел, и увидел – кто бы мог подумать – увидел... глаз, застывший, немигающий фиолетовый человеческий глаз. Я не оговорился, именно фиолетовый. Это меня настолько поразило, что я более часа, не отрываясь от окуляра, рассматривал его. За это время я несколько сот раз моргнул, а тот глаз ни разу. Но он не был мертв, он был влажен, в нем светился разум. Мало того, этот глаз показался мне знакомым, где-то я его видел, а вот где, хоть плачь, не помню.
Прямые, как пики, фиолетовые ресницы торчали из век в разные стороны и местами пересекались. Зрачок цвета чистого рубина, состоящий из мелких восьмигранных ячеек, так и вперился в меня. А потом будто сверкнула молния. Я почувствовал, что если сейчас не оторвусь от окуляра, то глаз меня загипнотизирует. Я сделал легкое усилие, но голова даже не шевельнулась. Я сильнее напряг мускулы. Ни с места. Оказывается, оторваться вообще невозможно. Я сделал еще одну попытку и напряг мускулы так, что вены вздулись и посинели, но глаз словно приковал меня к себе и не отпускал. Хорошо, что мозг не попал под его влияние.
– Квинт, оттащи меня от окуляра, – простонал я. Молчание.
– Квинт! Слышишь! – взревел я, чувствуя, что еще немного и сознание покинет меня.
Угораздило же его не вовремя выйти. Я вспомнил, как он говорил: «дай гляну», кажется, тормошил меня, да разве от глаза оторвешься? Вот Квинту и надоело ждать. Я опустил веки и решил не поднимать их, пока не придет Квинт. Но глаз точно приказывал: «Смотри на меня!», и не было сил не подчиниться ему. Я сжал веки, приложил все душевные и физические силы. Но куда там. Не подчиняясь мозгу, веки мои сами поднялись, и этот окаянный глаз снова вперился в меня. Я пробовал скосить глаза в сторону, пробовал закатить их, чего только не перепробовал, но толку не было. Глаз тянул к себе, звал, приказывал, угрожал.
Я был на грани сумасшествия, когда хлопнула дверь и вернулся Квинт.
– Тащи меня, скорей, скорей! – закричал я.
– Куда тащить?
– Оторви меня от ядроскопа, от окуляра, скорей!
Квинт понял, что я не шучу. Он обхватил мою грудь руками и, натужно засопев, стал тащить, но, как и следовало ожидать, ничего не получилось.
– Ты не упирайся, Фил!
И действительно, я, зная, что нужно оторваться, все отлично понимая, отчаянно ему сопротивлялся.
– Голову оторви! – заорал я не своим голосом.
– Не могу, Фил. Голову не могу. Как хочешь.
– Да не от туловища, от окуляра оторви.
Поскольку лоб мой был плотно прижат к фланцу окуляра, Квинт не мог завести под него ладонь и поэтому стал тянуть за уши. Боль, должно быть, была нестерпимой, только я ее не чувствовал: чертов глаз уже стал двигаться и приблизился ко мне.
– Больше не могу, Фил. Иначе оторву совсем.
Квинт, конечно, понимал, что положение трагическое. Он чуть не плакал.
– Зови на помощь соседей. Бегом!
«Если соседей нет, тебе конец!» – сказал глаз и захохотал.
«Начинаю сходить с ума», – подумал я и еще крепче прижался к окуляру. Теперь я смотрел прямо в глаз не мигая. Он же холодно подмигнул, приблизился вплотную и наполовину «вошел в меня». Очевидно, началась агония. Глаза я больше не видел, он уже весь сидел во мне и прямыми ресницами разворачивал внутренности. В последних проблесках сознания я услышал отрывки фраз. Это вернулся Квинт, с соседями.
– Не то... Ради Рабсуна... Полотенце... Паралич...
Глаз во мне подмигнул и я уже собрался уйти в небытие, как сознание и причем довольно быстро вернулось ко мне.
Квинт с одной стороны и соседи с другой держали концы полотенца, середина которого опоясывала мою голову. Они, как пилу, вогнали его между лбом и фланцем и, упираясь о космоскоп, с трудом оттянули голову. Даже сейчас удерживали ее, не ослабляя усилий. Я еще бессознательно тянулся к окуляру, но сознание мое с каждой минутой прояснялось. Глаз больше не притягивал. Мускулы после небывалого, неконтролируемого мозгом напряжения, блаженно отдыхали. Теплая живительная волна прошла по телу.
– Странная история, – сказал я и обратился к соседям: – Извините за беспокойство. Неприятность вышла, а все глаз проклятый. Не знаю, как вас отблагодарить. Право, если бы не вы, я затрудняюсь сказать... Искренне благодарю.
– Ну что вы, – смущенно, заматывая полотенце и протягивая его Квинту, сказал дядя Коша, – мы просто выполнили свой долг. Припадки всякие бывают и со всяким могут случиться.
Соседи держались настороженно, изредка бросая косые взгляды на невиданную машину – космоскоп. В тете Шаше боролись страх и любопытство. Пришлось объяснить:
– Собственно, это был не припадок. Я пока и сам точно не знаю, что. Вероятнее всего, рубиновый зрачок парализовал центр высшей нервной деятельности.
– Зрачок? – упавшим голосом спросил дядя Коша. – Вам бы полечиться, голубчик.
– Рубиновый? – недоверчиво выдохнула тетя Шаша. – Таких не бывает.
– Раз зрачок, значит, рубиновый. Все бывает, – выпалил Квинт, хотя он и понятия не имел, о чем я веду речь. – Фил знает, что говорит.
– Помолчи, Квинт. Я пока не знаю толком, в чем дело, я констатирую факт. Зрачок, конечно, не мой.
Соседка незаметно дернула за рукав дядю Кошу.
– Присаживайтесь, будьте гостями. Я постараюсь объяснить.
– Нет, нет, спасибо. Мы спешим, мы отлучились на минутку по вызову вашего э... квартиранта. В следующий раз.
После ухода соседей Квинт, естественно, спросил, почему я прилип к космоскопу.
– Загляни-ка лучше в него сам.
Квинт приник к окуляру и секунд через пять таинственно сообщил:
– Знаешь, там незнакомый дядька со стеклянным, подкрашенным глазом подсматривает. Как он пробрался туда? И чем он дышит? Да я его... Эй, одноглазый!
– Оставь, Квинт. Там никого нет. Мы столкнулись с новым непонятным явлением.
Я хотел определить расстояние до глаза и не смог. Абсолютная его неподвижность и незнакомые линии в спектре не позволяли произвести расчет. А раз космоскоп дает невероятное увеличение, значит глаз находится на невообразимо громадном расстоянии от Земли, которое невозможно ни представить, ни измерить. Это открытие меня огорошило. Дикие мысли закопошились в голове, но я не стал разбираться в них, и без того забот много.
Столько времени убили на космоскоп и ничего нового!
– А одноглазый? – сказал Квинт.
– Что одноглазый. Он нам не поможет. Но паниковать не будем. На той планете мы побываем сами. Может, и Бейгер там окажется. Продолжай получать ядронит, а я сажусь за расчеты.
Квинт мигом завял свое рабочее место.
Дни мелькали, как телеграфные столбы перед окнами мчавшегося поезда. Наконец все вычисления произведены. Я рассматриваю результаты и чувствую горькое разочарование. Луч может нести на себе строго ограниченную массу. Другими словами, роль «зайчика» может исполнить тело массой восемьдесят килограммов и два грамма. Меньше можно, а вот больше – ни на грамм. Я весил 70 килограммов, Квинт на пять меньше. Отправиться вместе невозможно, это исключено: расчеты трижды проверены. Отправить Квинта одного – не справится, погибнет. Отправиться самому – но и на земле оставлять его опасно: обязательно что-нибудь натворит и неизвестно, где кончит дни свои. К жизни он пока не приспособлен. Не искать же опекуна.
Мы зашли в тупик.
Но уныние – опасная штука и я вспомнил старый мой лозунг «Нет безвыходных положений!». И выход нашелся.
Это была дерзкая идея. Я решил уменьшить свой вес в пять раз. Для этого нужно все биологические процессы, протекающие в моем организме, повернуть вспять. Тогда мое развитие пойдет на убыль, в обратном направлении и, таким образом, я возвращусь к детскому возрасту. Став мальчиком лет четырех, а следовательно и весом килограммов пятнадцать, я остановлю процесс. Квинту придется похудеть килограммов на пять (ограничит себя в приеме пищи, и будет порядок).
Конечно, это не к спеху, это можно сделать перед самым стартом. Но чтобы быть уверенным в успехе, я решил проделать опыт сейчас.
Квинт пробовал меня отговорить – не вышло.
Как ни хорошо я разбираюсь в биологии, все же пришлось изрядно попотеть, учитывая тысячи мелочей. А в общем вопрос сводился к одному: уменьшить количество живых клеток, каждая из которых – сложнейший природный механизм. Во всех живых телах постоянно идет обмен веществ. Старые клетки распадаются и погибают. Их место занимают новые, вновь ассимилированные и, таким образом, происходит постоянное обновление организма. Я сделал так, чтобы новые клетки не нарождались, а поскольку старые погибают, значит общее их количество уменьшится.
Когда формула состава пилюль была получена, я чуть не совершил оплошность. Мы совсем не учли, что назад пошло бы не только физическое развитие, но и умственное. Став четырехлетним мальчиком, я потерял бы все свои знания и мыслил бы как ребенок этого возраста.
Я снова сел за работу и довольно скоро сумел получить нужные пилюли. Теперь на мозг с его ячейками памяти и нейронами обратный биологический процесс не распространялся, лишь вследствие уменьшения черепной коробки он станет более уплотненным.
Готовую пилюлю, едва остывшую после реакции, я, не задумываясь, немедленно отправил в рот, а заодно принял стимулятор, ускоряющий процесс в тысячу раз.
Через сутки я уже был краснощеким, пышущим здоровьем юношей, на вторые сутки обратил внимание, что Квинт стал значительно выше. Значит я начал расти вниз. И, странно, хотелось прыгать, скакать и вообще резвиться. Сидя на кровати утром на третьи сутки, я уже не доставал ногами пола и с удовольствием ими болтал. Соскочив, я по привычке схватил брюки. Примерил. На ладонь выше головы. Черной пастью смотрел на меня огромный ботинок. Майка болталась как балахон, о трусах и говорить нечего. Пошел умываться, да кран высоко, не достанешь. Тогда я разбудил Квинта и не узнал своего голоса – пискля-я-вый.
– Ты откуда, мальчик? – спросонок не понял он.
– Не узнаешь? – обиженно крикнул я и едва удержал всхлипывание. Тьфу, совсем в детство впал.
– Глазам отказываюсь верить, но это ты, Фил. Тебя не узнать, мой мальчик. Совсем коротыш.
Он не удержался и ласково потрепал меня по пухлой щеке.
– Но, но! Нежности. И поменьше философии, Квинт. Позаботься об одежде, видишь, в чем стою. Я не подумал о такой мелочи, и ты не догадался. Снимай мерку и бегом в город: возьмешь приличный костюмчик, да не перепутай, на девчонку не возьми. Но помни: нигде не останавливаться и ни с кем не разговаривать. Ты глухонемой. Понял?
Отослав Квинта, я с интересом рассматривал квартиру и вещи, будто был здесь впервые. Оказалось, что мне трудно регулировать ходьбу. Мозг по-прежнему давал приказание на широкий шаг, а короткие ноги не позволяли сделать его. Получалось несоответствие, и неудивительно, что я задел книжный шкаф, на верху которого громоздились чуть ли не под потолок горы всевозможных бумаг, черновиков, чертежей и проч. От легкого толчка вся эта громада обрушилась на меня. А много ли ребенку надо. Не мудрено, что я был сбит с ног и оказался погребенным под нею. Отчаянно работая туловищем, я освободил голову и руки. В это время в коридоре раздался какой-то грохот, дверь отворилась, и вошла тетя Шаша.
– Ой, что тут творится! – заголосила она и, увидев меня, принялась яростно раскидывать папки с драгоценными листиками вычислений, прокладывая себе дорогу. «Остановитесь! – хотелось крикнуть мне, – что вы делаете?» Разве можно равнодушно смотреть, как безжалостно она топчет мой неоценимый труд. Я не вытерпел и взмолился:
– Тетенька, поосторожнее, не мните.
Она не обратила на мои слова ни малейшего внимания и, пробив дорогу, не церемонясь, вытащила меня, при этом ворча себе под нос:
– Ишь, обелить, что ли, собираются. Взрослые люди, а ведут себя хуже детей. Натворил невесть что.
Она взяла один листок, покрутила его, пожала плечами и скомкав, бросила.
– Какие-то крючки, закорючки. Или им топить нечем, не понимаю. Дядя Фил-то дома?
Она опасливо покосилась на соседнюю дверь.
– И да и нет, – ответил я.
– Странный мальчик. Стало быть, нет. И квартиранта, или как его, тоже нет? Когда придут, скажешь, чтобы убрали из коридора посуду. Заставили весь проход. Ноги переломать можно.
Это Квинт без моего ведома вынес посуду, соблюдая какой-то древний обычай. Надо сделать ему внушение.
Соседка потерла ушибленный бок.
– Ты живешь здесь?
– Да.
– А кем ты приходишься дяде Филу?
– А я, тетенька, не знаю. Я, тетенька, прихожусь сам себе.
Она меня начинала раздражать.
– Где твоя мама?
– Нет у меня мамы, – глядя исподлобья, грубо сказал я.
– А папа?
– Нет у меня папы, – еще грубее ответил я.
– Бедный ребенок. То-то такой невоспитанный. Так волчонком и смотрит. А давно ты здесь живешь? Что-то раньше я тебя не замечала.
* * *
123bl1ogspot.blogspot.com/p/blog-page_255.html
ctpanni.ucoz.ru/load/shepilovskij_aleksandr_efimovich/17
Вы сейчас не можете прокомментировать это сообщение.
Дневник ✔ АЛЕКСАНДР ШЕПИЛОВСКИЙ «НА ОСТРИЕ ЛУЧА» Глава шестая | SHmordaty68 - Решил раскрасить Книжку-малышку с помощью Gif |
Лента друзей SHmordaty68
/ Полная версия
Добавить в друзья
Страницы:
раньше»