Великий бал у Сатаны. Часть 2

Вернемся теперь к несчастному барону Майгелю, погибшему в разгар бального веселья от пули Азазелло.
Вот он впервые возникает на страницах романа:
«Да, - говорила горничная в телефон, - как? Барон Майгель? Слушаю. Да! Господин артист сегодня дома. Да, будет рад вас видеть. Да, гости… Фрак или черный пиджак». (Кстати, еще одна ниточка, связывающая бал с приемом: «Принесли конверт из американского посольства с приглашением Миши и меня на 23 апреля»; в приглашении было указано – «фрак или черный пиджак». Дневник Е. С. Булгаковой, 29 марта 1935 г.)
Ровно в полночь барон появляется в бальных залах.
«…- Я счастлив рекомендовать вам, - обратился Воланд к гостям, - почтенного барона Майгеля, служащего зрелищной комиссии в должности ознакомителя иностранцев с достопримечательностями столицы.
Тут Маргарита замерла, потому что узнала вдруг этого Майгля. Он несколько раз попадался ей в театрах Москвы и в ресторанах».
Сразу же обнаруживается и объясняется резко отрицательное отношение автора к этому герою:
«…- Да, кстати, барон, - вдруг, интимно понизив голос, проговорил Воланд, - разнеслись слухи о чрезмерной вашей любознательности. Говорят, что она, в соединении с вашей не менее развитой разговорчивостью, стала привлекать общее внимание. Более того, злые языки уже уронили слово – наушник и шпион. И еще более того, есть предположение, что это приведет вас к печальному концу не далее, чем через месяц».
И немного ниже:
«- А скажите, - обратилась Марго, оживившаяся после водки, к Азазелло, - вы его застрелили, этого бывшего барона?
- Натурально, - ответил Азазелло, - как же его не застрелить? Его обязательно надо застрелить».
Таинственная фигура барона Майгеля расшифрована в книге канадского ученого Райта.
«Образ барона Майгеля основан на реальном тайном агенте бароне Штейгере, в чьи обязанности входило подслушивание светских разговоров иностранных дипломатов».
Тут же возникло внешне логичное, но по сути фантастическое предположение: если «сатанинский бал» Булгакова «происходил» в американском посольстве, а Штейгер вращался в дипломатических кругах, не помнит ли его кто-нибудь из старых американских дипломатов? Представьте себе мое удивление, когда в письме господина Кеннана я прочел следующие строки:
«Борис Штейгер, советский гражданин швейцарского происхождения, хорошо образованный и воспитанный человек, прекрасно говорящий по-французски, много вращался в дипломатическом обществе. Мы все его знали. Говорили, что он имеет влиятельные связи в высших правительственных кругах; и очевидно, это было верно».
«Я еще могу добавить, - сказал господин Кеннан, что Штейгер, насколько я помню, был доверенным лицом выдающегося политического деятеля Енукидзе, погибшго во время чисток в 1937 году». (Из разговора по телефону.)
Итак, «расследование убийства» барона Майгеля выстроилось в цепочку Штейгер-Енукидзе-Булгаков.
«Енукидзе Авель Сафронович (1877-1937), советский государственный, партийный деятель. Член КПСС с 1898 года. Участник создания организации РСДРП в Баку (1900 г.). Один из руководителей типографии «Нина». В 1917 году член Петроградского ВРК. С 1918 года секретарь Президиума ВЦИК. Член ЦКК партии с 1924 г. (член Президиума с 1927 г.). Член ЦК партии с 1934 года».
Мог ли такой человек иметь какое-то отношение к Булгакову? Оказывается, мог: А. С. Енукидзе был председателем Правительственной комиссии по руководству Большим и Художественным театрами, в которых долго работал Булгаков. От одного его слова зависела судьба не только спектакля, но иногда и театра, не говоря уже об отдельных его работниках.
Вот отрывок из любопытных воспоминаний директора музея Немировича-Данченко Андрея Леонидовича Баратова: «Во время сдачи спектакля «Дни Турбиных» государственной комиссии во главе с Енукидзе моя мать, Вера Сергеевна Соколова, играла роль Елены, а отец, Леонид Васильевич Баратов, режиссер МХАТа, находился в зрительном зале. Они рассказывали, что, когда после спектакля зажегся свет, у многих зрителей, в том числе и у Енукидзе, на глазах были слезы. Тут же поняв, что он льет слезы над белогвардейцами, Енукидзе запретил спектакль».
Итак, А. С. Енукидзе был председателем Правительственной комиссии по руководству Большим и Художественным театрами. И в романе «Мастер и Маргарита» нашлось место для председателя комиссии, занимающейся театрами:
«Приятный, звучный и очень настойчивый баритон послышался из ложи № 2 (…). Баритон принадлежал не кому иному, как почетному гостю сегодняшнего вечера Аркадию Аполлоновичу Семплеярову, председателю акустической комиссии московских театров». Председатель комиссии настойчиво требовал разоблачения фокусов Коровьева и Бегемота, но тут же при зрителях, жене и любовниц был разоблачен сам:
«- Уй, мадам, - подтвердил Фагот, - натурально, вы не понимаете. Насчет же заседания вы в полном заблуждении. Выехав на упомянутое заседание, каковое, к слову говоря, и назначено-то вчера не было, Аркадий Аполлонович отпустил своего шофера у здания акустической комиссии на Чистых прудах (весь театр затих), а сам в автобусе поехал на Елоховскую улицу в гости к актрисе разъездного районного театра Милице Андреевне Покобатько и провел у нее в гостях около четырех часов».
Отвлечемся от пикантной стороны ситуации, хотя и она, как мы увидим ниже, имеет значении, и сравним узел: Семплеяров-комиссия-Чистые пруды с действительно имевшим место узлом: Енукидзе-комиссия-Чистые пруды. А. С. Енукидзе был членом Государственной комиссии по просвещению и членом коллегии Наркомпроса, театральный отдел которого руководил работой театров республики. Все это располагалось на Чистых прудах в доме № 6.
Да, Семплеяров был публично посрамлен. Произошел дикий скандал. «Вот, почтенные граждане, один из случаев разоблачения, которого так назойливо добивался Аркадий Аполлонович!»
Был «разоблачен» и Авель Сафронович Енукидзе:
«Резолюция Пленума ЦК ВКП(б) по докладу т. Ежова, принятая 7 июня 1935 г. (…). 2. За политическое и бытовое разложение бывшего секретаря ЦИК СССР т. А. Енукидзе вывести его из состава ЦК ВКП(б) и исключить из рядов ВКП(б)».
А в гости к Сатане спешили еще двое.