1

Бывают дни, когда просыпаться – означает выдергивать себя из мира ласкового солнца и вываливаться в мир мрачного низкого неба и лысых ублюдков на улицах. Ужасное насилие над своей хрупкой и ранимой душой. Абсолютно не понимаешь, зачем тебе нужно это делать. Но делаешь. Я с трудом разлепил веки, исторгнув себя в холод промозглого октябрьского утра. Tool, ванная, кофе, сигарета, после некоторых размышлений – вторая. Одинокая заблудшая молекула медленно летает внутри моей головы, мягко стукаясь о стенки черепа. Бумс, бумс. На третий «бумс» рука дрогнула и кофе пролился на стол. Лужица до боли напоминала очертания озера Байкал. Я затушил в этом Байкале сигарету и отправился наружу. У подъезда бабульки в очередной раз спорили о том, какой код поставить на замке двери, ведущей на улицу – 206 или 564. Я им посоветовал 342. После ночного дождя на асфальте остались приличные лужи, и автолюбители развлекались тем, что на большой скорости разбрызгивали их на прохожих. Особенно старалис!
ть они, проезжая мимо остановок – наверное, за остановки им давали специальный бонус. Я решил их слегка обломать и встал за остановкой, сквозь грязные стекла наблюдая за подергиваниями людей, на которых автолюбители зарабатывали свои бонусы. Подъехала маршрутка. Я забрался туда и поехал. В доме третий день из еды были только пшеничные хлебцы, поэтому конечной точкой моего маршрута должна была стать оптовка. Напротив меня сидел какой-то быдлер в кожаном пиджаке, рядом с ним - девушка. Быдлер с хозяйским видом держал свою руку у нее на колене. Девушка была ничего, симпатичная, впечатление портила лишь дурацкая норковая шапка с помпоном. На шее у девушки сияла пара засосов. Я представил, как быдлер трахал ее этой ночью, и мне стало противно. Я отвернулся от них и стал смотреть в заляпанное грязью заднее стекло. Хотелось курить. Грязь на стекле напоминала фотографию легких курильщика, которую я увидел в учебнике биологии в восьмом или седьмом классе. Тогда я твердо знал, что ни!
когда не буду курить. Ну-ну. Быдлер стал целовать девушку. Меня начало
тошнить. Маршрутка остановилась, и в салон пролезли двое юношей, одетых в стиле журнала «Птюч». Один стал сразу же рассказывать второму, как он сегодня ночью лишал девственности их общую знакомую. Второй птюч ему не верил, на что первый очень обижался и приводил все новые и новые аргументы в пользу своей теории. При фразе «да у нее на жопе ящерица наколота» второй птюч сдался и с восхищением протянул что-то вроде «ну ты, бля, даешь». Быдлер с интересом слушал этот рассказ, не забывая мять бедро девушки в районе промежности. У меня, как обычно – в самый неподходящий момент, начался приступ, который я называл «сверло в горле» – это когда внезапно в районе гланд начинает что-то зудеть, быстро разрастаясь до раскаленной спичечной головки, прилипшей к гортани. Любой вздох только усиливает это неприятное ощущение, из глаз начинают течь слезы, и непрерывно кашляешь, как пятидесятилетний шахтер. Птючи с неприязнью уставились на меня, на лице быдлера появилось что-то похожее на отвр!
ащение. Наверное, ему казалось, что перед ним корчится какой-то прокаженный туберкулезник, хотя вряд ли он знал такие слова. И уж тем более он не знал, что этот туберкулезник мог мгновенно замесить его, если бы он позволил себе что-то высказать в отношении моего «сверла». Ко всеобщему счастью, маршрутка остановилась на нужной мне остановке, и я вывалился наружу. Прокашлявшись и заслужив еще пару неприязненных взглядов, я сплюнул, закурил и поплелся к бывшему заводскому цеху, где торговали всякой едой.

2

Громадное гулкое помещение было заполнено сотнями галдящих людей, пришедших сюда пополнить запасы продуктов, шампуней и туалетной бумаги. Время от времени эту толпу, словно бульдозеры, рассекали небритые мужики с тележками, гружеными пакетами с соком и минералкой. Здесь я всегда чувствовал себя неуютно, поэтому старался побыстрее закупить необходимое и свалить. Когда я высматривал на витрине свой любимый сорт кофе, то обратил внимание на старенькую бабушку, которая стояла рядом и судорожно пыталась пересчитать деньги в потрепанном кошельке. Деньги эти представляли собой мятую рваную десятку и кучку мелочи, в которой бабушка все время путалась негнущимися скрюченными пальцами. Наконец она не выдержала, и вывалила все на прилавок.
- Дочка, посчитай мне тут, на чай какой-нибудь хватит? Чай дома кончился, прямо беда...
Толстая грудастая продавщица нехотя оторвалась от разгадывания сканворда и с кривой миной процедила:
- Я чё тут, старая, счетовод тебе чё-ли?
Бабушка оторопело уставилась на нее, потом ее морщинистое лицо исказила гримаса обиды, в уголках глаз появились слезы. (Я сбрасываю рюкзак с плеча и правой ногой изо всех сил пробиваю «маваши» по заплывшей жиром роже продавщицы. Она с хрюканьем отлетает в сторону, врезается в витрину, разносит ее вдребезги и, несколько раз дернувшись, застывает бесформенной тушей в груде стекла и кофейных банок. Ее выбитый бесцветный глаз валяется на грязном полу, бессмысленно уставясь в потолок). Я вытаскиваю две десятки и какую-то мелочь, кидаю все это на прилавок и, глядя куда-то в сторону, сквозь зубы:
- Дай пачку «Беседы», в пакетиках.
Продавщица испуганно подрывается (наверное, я не сумел до конца совладать с эмоциями и что-то все-таки отразилось на лице) и через пару мгновений приносит чай. Рожа ее стремительно белеет. Наверное, приняла меня за внука этой бабушки. Я беру пачку, кладу ее онемевшей бабушке в сумку, смахиваю деньги на пол (мелочь звенит, у продавщицы несколько раз дергается уголок глаза), беру бабушку под руку и вывожу ее из павильона. Пройдя с ней несколько метров:
- Вы не расстраивайтесь из-за этой стервы, мало ли уродов на свете.
Потом отпускаю ее локоть и ухожу. Перед выходом оглядываюсь: бабушка сует руку в сумку, достает злополучную пачку чая, бросает на пол и, прихрамывая, растворяется в толпе. Я открываю дверь и выхожу на улицу.
продолжение следет..