Алма-ата, признаюсь, прекрасна и днем и ночью…. Она волшебна какой-то невообразимой своей внутренней силой, которая свойственна, наверное, только южным городам. Этакой деятельной расслабленностью, неторопливым поспешанием и нищетой дворцов.
Совмещай несовместимое, и ты увидишь этот город воочию…

Мы отъезжали почти в обед с вокзала, коих там оказывается целых две штуки, в поезде следовавшем в сторону Астаны. Фирменном. В купе.
Я не ездила в поездах дальнего следования уже, наверное, года два. И признаюсь честно, довольно здорово нервничала по поводу предстоящей дороги.
И вот тут не могу не отвесить низкий поклон и не сделать кучу разнообразнейших реверансов в сторону Доктора… право слово, он был великолепен и при этом вполне себе естественен. Он просто жил в этой среде и при этом вел себя как-то так, что я прямо таки даже практически не боялась, выглядывая из-за его широкой спины, с удивлением разглядывая окружающий мир, тыча в этот мир пальчиком и периодически даже выпрыгивая, чтобы поближе рассмотреть ту или иную диковину. И даже когда я, увлекаясь, запрыгивала слишком далеко или слишком опасно, он всегда оказывался рядом… чесслово, давненько не испытывала я такого чувства защищенности и внутреннего спокойствия...
Эх…
Так вот. Поезд. О, это песня, - украшенный коврами и помпезными шторками с помпонами, обитый деревом вплоть до стульчака в туалете (уж извините за подробности, но видимо это очень ценно и круто, да), пахнущий дынями и водкой, жаркий и стремительный, он несся через степь. Проводник носил нам, навязанный им же, чай в стаканах с подстаканниками, Доктор рассказывал страшное про то, что это нововведение, а вообще-то чай носят в пиалках, в соответствии со старыми тюркскими традициями. Соседи пили из этих стаканов водку, используя ее явно в качестве снотворного…
За стеной шуршали газетой, пахли рыбой и разговаривали разговорами….
И так все восемь? Десять? не помню - сколько часов до станции Сары-Шаган, где ждал нас незаменимый Юра на своем верном зеленом железном коне, чтобы отвезти до Приозерска.
И все эти восемь-десять часов за окнами простиралась степь. Бесконечная, желто-серая, припорошенная пылью, методично выжигаемая солнцем. Но при этом всем, все-таки неповторимо-красивая.
Как-то так, да…