Вертолеты, мертвые мыши, над головой то и дело пролетают самолеты. Все потому, что аэропорт рядом. Под ногами снег. Белый, хрустящий. А дальше, по сторонам деревья, деревья, деревья. Целый лес.  Кажется непроходимый. Ни одной машины, кроме летающих объектов.  Как будто это я, и мне 8 лет. Стою посреди заснеженного леса на чистой поляне. За спиной какие-то здания, но они далеко, очень далеко. Видны только их размытое очертание.  А самолеты сюда прилетают редко, потому что лететь далеко для них… наверное, это край света, для меня всего лишь начало. А на краю света тоже холодно, только он называется южным. Теперь я знаю, что все это неправда. Что мыши все мертвы из-за того, что их норы кто-то расковырял и они замерзли. Кристаллики льда разрушили их клетки и, когда мухи проснуться, когда станет тепло, снега не будет, сухая земля и трава новая зеленая. Их маленькие тела станут мягкими, как будто у них внутри жиле. Шерсть скручена словно сосульки. Глаза сожрут уже ожившие мухи, и если подойти  поближе или даже наклониться, можно почувствовать вонь гниющего тела.

Этого не будет, потому что я не появлюсь здесь весной, меня не будет здесь летом. Больше никогда.

Запакована в куртку с сотней ремешков. На шее тоже какие-то ремешки. Я лишь играю роль в садо-мазохистской пьесе Ани. Я ее маленькая ручная мышка, исполняющая ее желания.  Я выхожу на сцену, прямо на самую середину. Стою, руки по швам. Мое лицо ничего не должно выражать.  Анна сидит в углу, в тени кулис, там, где ее не видно. Сжимает в руках трость и следит за каждым моим движением, за каждым мускулом моего лица. Я достаю из заднего кармана брюк опасную бритву, которую подарил папа. Достаю ее медленно, осторожно. Лезвие блестит. И тут я должна улыбнуться. Все, что я должна делать в ее инсценировке – это улыбаться, когда блестит лезвие, ремешок становиться туже или когда меня душит кто-нибудь из ее подчиненных, надеющихся задушить меня и занять мое место. Но они чересчур претенциозны. Из темноты появляется фигура Herr Анны. Она отстраняет слишком усердного слугу в сторону, ударив тростью. Он уходит недовольный. Вот почему он не заменит меня, не сможет растоптать себя ради Ани, раствориться, исчезнуть, перестать быть собой. Я всего лишь игрушка. Ее инсценировки скучны изо дня в день. Пока она что-то орет, я шепчу ей на ухо как тихо в лесу зимой, ни звука, только вертолеты и мыши, но они молчат, мыши мертвые. Лезвие блестит . Сейчас я должна приложить его к лицу. Знаю, Herr Анна поставит трость и можно будет услышать стук ее каблуков. Я должна улыбаться. Я марионетка.  Провожу острием лезвия линию вдоль, от запястья. Я повторяю линии своего тела, подчеркивая их. Я чувствую как у меня замерзают нос и уши. Еще чуть-чуть и появятся слезы. Пальцы становятся слабее, они вконец замерзли и не способны удержать бритву. Она падает рядом с розовыми лунками. Вокруг розовый снег.  Расковыряла и покопалась в душе.

Herr   Анна стоит молча, не зная как поступить, совсем тихонько. С пустым, не выражающим ничего лицом.