Утром на меня глянул патлатый серо-белый, похожий на ламу, выгнувшийся жираф из полураспахнувшихся штор. Он, словно джин, выползал из узкого горла далеких труб. А вокруг разливалась тонкая голубизна, припудренная морозной дымкой. И еще через миг, оранжевый мазок выплеснулся из-за правой шестнадцатиэтажки. Стеклянное утро, изящное как японский рисунок, ничего лишнего и нельзя стереть ни единого росчерка и нельзя не заметить и не впитать в себя всего.