Это цитата сообщения Дарт_Штомпель Оригинальное сообщение

О переводах и переводчиках



Зацепила меня темка в передаче. Решил порыться в сети, поскольку заинтересовал случай с Введенским.

Какой? Очень даже любопытный.
В передаче коротко сказали, что Иринарх Введенский переводя Диккенса довольно свободно обращался с оригиналом иногда вводя дополнительные абзацы, и даже персонажей.

Нашел, и не где-нибудь, а в книге Корнея Чуковского "Высокое искусство", как раз посвященной переводу и переводчикам.
Местами слегка коробит козыряние действующей власти, но статьи посвященные идеологическим веяниям читать не обязательно, а интереснейших комментариев и примеров как хорошего, так и плохого перевода просто масса. Местами книга очень даже веселит.
Кстати, иногда Корней Иванович в пылу творчества противоречит сам себе. То он "отъезжает" на Бальмонте за обилие красивых слов (понятно, что Бальмонт - буржуазный поэт-символист), то сам же обвиняет переводчиков в анемичности, когда они не способны найти красивый синоним.

http://www.chukfamily.ru/Kornei/Prosa/Vysokoe/vysokoe.htm

В частности вот кусок про перевод уже упомянутого Введенского:
"...У Диккенса, например, говорится:
«Самые черные дни слишком хороши для такой ведьмы».

Иринарх Введенский переводит:
«А что касается до водяной сволочи, то она, как известно, кишмя кишит в перувианских рудниках, куда и следует обращаться за ней на первом корабле с бомбазиновым флагом».

Переводчик сочинил от себя всю эту затейливую фразу и великодушно подарил ее автору.

Впрочем, автором он склонен считать скорее себя, чем Диккенса. Иначе он не сочинял бы целых страниц отсебятины, которая в течение семидесяти лет считалась у нас сочинением Диккенса.
...
В пылу полемики с журналом «Современник» Иринарх Введенский сам заявил о своем переводе «Домби и сына»: «В этом изящном переводе есть целые страницы, принадлежащие исключительно моему перу».

В переводе «Давида Копперфильда» он сочинил от себя конец второй главы, начало шестой главы и т. д. Даже названия глав нередко являются его измышлением. Он вообще полагал, что было бы лучше, если бы «Копперфильда» и «Домби» написал не Диккенс, а он. Диккенс, например, изображает, как жестокий педагог мистер Крикль сам, по своей воле, снял со спины у школьника позорный ярлык.

Переводчику это явно не нравится. Ему кажется, что было бы лучше, если бы кто-нибудь вступился за этого школьника, защитил бы его от мистера Крикля, и вот, не обращая внимания на Диккенса, Иринарх Введенский сочиняет такое: «Стирфорс, по мере возможности, ходатайствовал за меня перед особой мистера Крикля, и благодаря этому ходатайству меня освободили наконец от ярлыка, привязанного к моей спине».

Все это - собственное сочинение Иринарха Введенского; у Диккенса Стирфорс ни за кого не ходатайствовал и не хотел ходатайствовать, потому что у Диккенса он эгоист, заботящийся лишь о себе. А у Введенского он гораздо добрее.

У Диккенса сказано: «Я не хочу его видеть!» - он переводит: «О, я хочу его видеть!» - и тем весьма существенно изменяет психику героя романа.

У Диккенса сказано: «Жития святых мучеников», - он переводит: «Похождения героев кувыркательной профессии».

Ему кажется, что так гораздо лучше. Скажут, что тут отчасти виновата цензура, которая запретила упоминать в романе мучеников, но не цензура же заставила Иринарха Введенского сделать этих мучеников клоунами!

И, кроме того, Введенский чуть не на каждой странице навязывает Диккенсу словесные вензеля и курбеты.

У Диккенса сказано: «назовите это фантазией». Введенский не может не сказать: «назовите это фантазией или химерической гипотезой».

У Диккенса сказано: «Я поцеловал ее!» - Введенскому этого мало. Он пишет: «Я запечатлел поцелуй на ее вишневых губках».

Если Диккенс говорит: «она заплакала», Введенский считает своим долгом сказать: «слезы показались на прелестных глазах милой малютки». Галантность его доходит до того, что все части женского тела он обычно превращает в уменьшительные. У женщины, по его мнению, не голова, а головка, не щека, а щечка, не зубы, а зубки, не глаза, а глазки.

Встречая у Диккенса слово «приют», он непременно напишет: «приют, где наслаждался я мирным счастьем детских лет».

И если у Диккенса сказано «дом», он переведет это слово так: «Фамильный (!) наш, сосредоточенный пункт моих детских впечатлений».

К довершению бедствия он не понимал обыкновеннейших английских слов и ежеминутно попадал впросак. В «Копперфильде» на стр. 137 мы читаем: «Он стоит у швейцарской ложи».
Что за швейцарская ложа? Разве швейцары - масоны? Или дело происходит в театре?

Нет, в подлиннике сказано: lodge. Это значит: комната привратника, сторожка.

Слово speaker он переводит: «самый громогласный оратор Нижней палаты», а между тем, наоборот, это самый тихий, молчаливый человек во всем парламенте, почти не произносящий ни слова: председатель палаты общин.

Выражений технических Иринарх Введенский не понимал никогда. Военный корабль - man of war - оказывался у него военным человеком! Когда в детстве я читал «Копперфильда», помню, меня очень взволновало, что этого мальчика чуть было не сослали на какой-то Ковентрийский остров. Мне чудилось, что Ковентрийский остров это нечто вроде Сахалина, гиблое место для каторжников. Я искал этот остров на карте и не нашел его до нынешнего дня, потому что Ковентри вовсе не остров, а прелестный городок в центре Англии, разбомбленный фашистами во время последней войны. Выражение «послать в Ковентри» есть выражение фигуральное, и означает оно - бойкотировать, подвергнуть бойкоту. Маленький Давид опасался, что товарищи будут его избегать, не пожелают знаться с ним. Иринарх же Введенский сделал из этого чудовищную фразу:

«Что если они, с общего согласия, отправят меня в ссылку на Ковентрийский остров!»

Как будто школьники - коронные судьи, которые могут присудить человека к отбыванию каторжных работ!

Не зная английского, Иринарх Введенский не знает и русского.

Он, например, пишет: «Это она сделала скороговоркою». «Я выглядываю девочкой». «Я облокотился головою». «Жестокосердые сердца». «Шиповничья изгородь».

О, недаром Диккенс в одном разговоре назвал Введенского - Вреденским! Нет ни одной страницы, которую этот человек перевел бы вполне доброкачественно."