"Сантехника Натали" - из окна автобуса прочитал я на вывеске. Интересно, однако, думалось мне, если, положим есть сантехник Степан, то почему бы не быть сантехнике Натали? Некоторая потуга на аристократичность, или просто по старой русской привычке не называть себя Наташей, Натальей, Натой, наконец, а непременно Натали! Так же, как и парикмахер Жан во времена оны был в быту цырульником Иваном. Так что я готов был пропустить вывеску мимо сознания, если бы не одно но.
У меня когда-то была знакомая Наталья, она торговала сантехникой. Вот же случай, думаю я, неужто?
Я врываюсь в магазин, весь такой летящий и трепетный, вижу - таки да, это она, ангел небесной кроткости и бесчисленных достоинств! Подлетаю к ней весь такой окрыленный, бормочу истово: "Я готов, о Натали, в порыве безумной страсти довести когда-то однажды начатое дело до конца - укусить тебя за талию, и укусить тебя за грудь, за мочку уха я готов тебя тоже укусить, но вот беда! Я снова где-то потерял свою вставную челюсть! "
"Вы, Марлезон, по-прежнему такой же рассеянный и неряха! Неужели, идя на свидание к даме нельзя было почистить ботинок и отряхнуть штанины от налипшей грязи?" - с укоризной молвила прекрасная Натали.
"Я пытался, честно, даже три раза, но увы, летать так и не научился," - отвечаю я прелестнице, и, в ответ на ее вопросительный взгляд, добавил: "иначе в вашем городе никак невозможно дойти от дома до автобусной остановки, не запачкав брюк!"
"Прочь, прочь, негодяй!" - возопила Натали, - "Не смейте так говорить о нашем городе!"
Грудь ее тяжело вздымалась, третий и четвертые подбородки нервически тряслись, а складки на бедрах напоминали мне волны цунами на в Тайланде в декабре 2004. Не по силе, а по возможным последствиям.
"Грубая, дикая вы женщина", - ответствовал я, - "так прощайте же навеки!"
Автобус медленно повернул на улицу Химиков и вывеска исчезла из виду. Как хорошо, что в моей жизни не было сантехники Натали, и не надо ни перед кем оправдываться за всякие пустяки. На остановке, возле дома, я вышел на тротуар, посмотрел на свои лаковые, безупречно чистые штиблеты, расправил крылья и полетел к дому. Внизу медленно брели по глинистым разводам одинокие прохожие.