Она стояла напротив и смотрела на меня своими чёрными, почти человеческими глазами. Грязная серая шерсть на лапах и животе свалялась, ухо было порвано, на хвосте висел невесть откуда взявшийся зимой репейник. Она была совсем худая, и по обвисшему тощему животу можно было понять, что где-то у неё есть совсем маленькие щенята. Я выбросила пакет с мусором в контейнер и подошла к ней, а она села и чуть наклонила голову набок. Мне нечего было ей дать. Я попыталась её погладить, но она отбежала в сторону. Видимо, кто-то изрядно её напугал. Я подошла ещё раз и села на корточки. Собака легла, положила голову на лапы и завиляла хвостом. Наконец мне удалось погладить её по огрубевшей холодной шерсти. Она была настолько худая, что даже через шерсть прощупывались округлые рёбра. Где-то раздался лай, она вскочила и побежала куда-то за гаражи, туда, где проходила теплотрасса. Я направилась за ней. Пять пушистых шевелящихся комочков сладко спали, тесно прижавшись друг к другу, под бетонной плитой. Им было не больше месяца. Она бережно легла рядом с ними и опять посмотрела на меня этим глубоким, бездонным взглядом. Я ещё раз погладила её и отправилась домой. Собака осталась с щенятами.
Взяв из холодильника всё, что можно, я пошла обратно. Она всё ещё была там. Она ждала меня. Она знала, что я приду. Я выложила на треснувшую тарелку остатки сыра, колбасы, жареную картошку и Бэрькин собачий корм. Собака не стала жадно набрасываться на еду, она с каким-то благородством подошла ко мне и начала есть. Я с умилением смотрела на сопящих щенят, а их мать, закончив трапезу, приступила к молоку. Тем временем некоторые комочки зашевелились и, зевая, стали искать маму. Она подошла к ним, легла на бок, и голодные дворняжки жадно присосались к её тощему животу. Дворняга положила голову на промёрзшую землю и закрыла глаза.
На следующий день я опять пришла к теплотрассе. Моя дворняга, тяжело дыша, лежала на боку. Щенков не было. Неподалёку гуляли дети, я спросила: «Ребят, а вы щенков отсюда не брали?». Их ответ мне всё объяснил. «Нет, тут какие-то дяди на машине их забрали». Понятно. Я положила на тарелку остатки вчерашнего ужина. Собака не пошевелилась. А я пошла домой, раздумывая над её собачьей жизнью, над её собачьей судьбой.