Через час легший на живот и спустивший голову вниз отец Федор увидел, что Бендер и Воробьянинов уходят в сторону Крестового перевала.
Спустилась быстрая ночь. В кромешной тьме и в адском гуле под самым облаком дрожал и плакал отец Федор. Ему уже не нужны были земные сокровища. Он хотел только одного - вниз, на землю.
Ночью он ревел так, что временами заглушал Терек, а утром подкрепился любительской колбасой с хлебом и сатанински хохотал над пробегавшими внизу автомобилями. Остаток дня он провел в созерцании гор и небесного светила - солнца. Ночью он увидел царицу Тамару. Царица прилетела к нему из своего замка и кокетливо сказала:
- Соседями будем.
- Матушка! - с чувством сказал отец Федор. - Не корысти ради...
- Знаю, знаю, - заметила царица, - а токмо волею пославшей тя жены.
- Откуда ж вы знаете? - удивился отец Федор.
- Да уж знаю. Заходили бы, сосед. В шестьдесят шесть поиграем! А?
Она засмеялась и улетела, пуская в ночное небо шутихи.
На третий день отец Федор стал проповедовать птицам. Он почему-то склонял их к лютеранству.
- Птицы, - говорил он им звучным голосом, - покайтесь в своих грехах публично!
На четвертый день его показывали уже снизу экскурсантам.
- Направо - замок Тамары, - говорили опытные проводники, - а налево живой человек стоит, а чем живет и как туда попал - тоже неизвестно.
- И дикий же народ! - удивлялись экскурсанты. - Дети гор!
Шли облака. Над отцом Федором кружились орлы. Самый смелый из них украл остаток любительской колбасы и взмахом крыла сбросил в пенящийся Терек фунта полтора хлеба.
Отец Федор погрозил орлу пальцем и, лучезарно улыбаясь, прошептал:
- Птичка божия не знает ни заботы, ни труда, хлопотливо не свивает долговечного гнезда.
Орел покосился на отца Федора, закричал "ку-ку-ре-ку" и улетел.
- Ах, орлуша, орлуша, большая ты стерва!
Через десять дней из Владикавказа прибыла пожарная команда с надлежащим обозом и принадлежностями и сняла отца Федора.
Когда его снимали, он хлопал руками и пел лишенным приятности голосом:
И будешь ты цар-р-рицей ми-и-и-и-рра, подр-р-руга ве-е-ечная моя!
И суровый Кавказ многократно повторил слова М. Ю. Лермонтова и музыку
А. Рубинштейна.
- Не корысти ради, - сказал отец Федор брандмейстеру, - а токмо... Хохочущего cвященника на пожарной колеснице увезли в психиатрическую лечебницу.

LI 3.9.25