[294x417]
Собака - не человек
Опять долгая ночь. Ночь одиночества. Холодная осенняя ночь. Сколько можно засыпать с ноющим сердцем в холодной постели? Сколько ему ещё пить эту горькую чашу одиночества? За что, за что он столько времени чувствует себя вечным изноем, вечным провинившимся?
Сегодня опять почувствовать, на губе солёный вкус…нет, плакать это не по-мужски! Но что же он может поделать с собой? Душа по каплям вытекает из него каждую ночь. Никто не увидит этих слёз. Кроме…
Кроме собаки, его верной собаки Шейда.
Если бы не этот лохматый угрюмый пёс, он бы уже давно свихнулся. Приходить каждый день в ледяной пустующий дом – нет, этого не выдержал бы даже он. Пусть хотя бы тёмная тень Шейда встречает его. Хотя бы в этих тёмных глазах светится любовь и преданность. Пусть собака, пусть хромая дворняга, но она ждёт его. Она рада ему, она любит его. Да, собака – это не человек, но всё же…

В камине тихо догорал огонь. Шейд, примостившись у ног хозяина, смотрел на умирающее пламя.
Иногда в его собачьем сердце вдруг просыпалась необъяснимая тревога. Наверно, подходит срок и его огня, он уже старый пёс, и когда-нибудь также тихо погаснет на руках хозяина. Немного грустно, но всё не так уж плохо. Ведь, если смерть настигнет его тогда, когда рядом будет хозяин, то и могила покажется ему тёплой кроватью.
В тёмных глазах собаки промелькнуло воспоминание.
Сколько лет прошло, когда этот лохматый пёс в первый раз переступил порог его нынешнего дома?
Хозяин был тогда молод, да и сам Шейд был почти щенком. Они столько лет вместе, что, кажется, знают друг о друге всё. И чёрный пёс вздрагивает, если в голову приходит шальная мысль о том, что если бы хозяин не взял его тогда к себе, он умер бы где-нибудь в грязной подворотне, мокрый от слёз, никому ненужный, одинокий старый пёс. Но что мучить себя бессмысленными предположениями? Он дома, у него есть хозяин, и смерть не застанет его в одиночестве. Что ж, пусть тогда приходит, он прожил долгую жизнь, и ни о чём не жалеет.

Огонь потухал, и хозяин поворошил догоравшие угли. Сегодня опять его ждёт пустая холодная кровать. Засыпать рядом с одиночеством – это не просто. А ведь когда-то всё было другим.
Он был молод, он любил, и был любим. Он до сих пор помнит во всех подробностях их свадьбу, майский вечер, и ощущение крыльев за спиной. Он купил большой загородный дом, чтобы им и их будущим детям было свободно жить вместе. Он помнит два светлых года, проведённых с любимой женщиной, помнит почти каждый их день, почти каждый миг. А потом на него словно обрушился страшный сон. Непонимание, упрёки, обиды.
Измены, укоры и…уход. Она ушла от него к другому, оставив его одного наедине со своей болью. Он остался один в теперь бессмысленно и даже жестоко большом доме.
Первую неделю он даже боялся выходить из него, потому что знал, что не найдёт в себе силы вновь войти в огромный пустующий дом, гроб его мечты и счастья. И вот однажды, пересилив себя и выйдя на улицу, у ворот он увидел чёрного пса, даже почти щенка, с перебитой лапой. В собачьих глазах светилась мольба, мольба не оставить его одного, подарить любовь, дом, крышу. Грязный чёрный щенок, выкинутый кем-то, да к тому же побитый – как немой символ его никому ненужной сломанной любви. Он понял, что судьба смилостивилась и подарила того, кто хотя бы отчасти, хотя бы на время скрасит его одиночеств. «Что ж, тебя предали, как и меня, почему бы нам тогда не улучшить жизнь друг другу?» - подумал он.
Он взял его к себе, выходил, как смог залечил раненную лапу. Шейд до сих пор хромает, но это ничего… А назвал он его так, потому что Шейд в переводе – «тень». Собака – ень, он сам – тень, да и жизнь его – тень. Свет уже давно не заглядывал в окна этого дома, каждый день – лишь шлейф тяжких воспоминаний о безвозвратно ушедшем прошлом. По-моему, Шейд – самое подходящее для этого слово.
Так и жили эти две тени вместе в холодном доме. Собака, верно любящая своего хозяина, и хозяин, ищущий утешение в тёмных преданных глазах.
Но с каждым днём это становилось всё невыносимее и тоскливей. Годы уходили, как вода сквозь пальцы, он жил, словно робот. Каждое утро одно и то же – вой будильника, душ, завтрак, работа.
Он работал, как проклятый, просто потому что боялся того одиночества, которое сидело почти в каждом углу его пустого дома. Бесконечно одинаковые будни, ненужные выходные и тоскливые праздники.
Каждый вечер он растапливал камин, и ему казалось тогда, что при свете тёплого огня это съедающее одиночество съёживалось, забивалось в свои углы, и хоть немного отпускало его.
Шейд ложился тогда у его ног, и они оба погружались в воспоминания. Он не знал, о чём думал его верный пёс в те мгновения. Может быть, о том дне, когда его, грязного и мокрого, внесли сюда в первый раз.
А он… он снова вспоминает его прошлую жизнь, счастливую и светлую, когда он не знал, что такое одиночество. И душа его начинает биться в мучительной дрожи, он стискивает руки, чтобы удержаться от глупых слёз. Плакать – это не по-мужски.
Шейд, подняв голову, тихо скулит. Собака чувствует настроение хозяина, и его тревога передаётся ей.
Теплота и преданность в собачьих глазах, хоть кто-то его любит. Но собака – это не человек…

Снова его ждёт холодная постель. Снова ночь одиночества, бесконечного одиночества. Уже стало всё равно, будет ли рядом с кроватью лежать чёрная тень лохматого пса. Потому что собака – не человек. Это не любимая женщина, это не дружная семья, это не счастливая жизнь. Шейд не приготовит ему ужин, не скажет: «Привет, любимый», не прокричит «Здравствуй, папа». Он лишь тихо вильнёт хвостом и ляжет у его ног. Шейд – лишь хромая дворняга. А собака – это не человек…
Шейд в последнее время плохо спит по ночам. Хозяина мучает какая-то боль и обида, вечная тревога.
Он чувствует это, и не может понять, из-за чего. Хозяин смотрит на огонь и в его глазах слёзы, он смотрит за окно – и в его глазах слёзы, эти слёзы бередят душу старого пса. Как бы он хотел помочь хозяину убить ту боль, что живёт в его душе. Но ведь он не может сказать об этом. Ему остаётся лишь более преданно любить его, лишь более верно служить. И почему он назвал его Шейдом? Он считал себя другом, единственным и самым верным другом, готовым на всё ради своего хозяина. Разве тень на это способна? Самый верный и преданный друг человека – собака. Она никогда не предаст и не бросит. Разве не человек бросил его хозяина, из-за чего тот мучается вот уже столько лет? Разве не человек заставил его бесконечно страдать и скрывать свои слёзы?
Нет, собака – это не человек, она на это не способна.
Невесёлая жизнь текла по обычному сценарию. Пришёл сырой март, таял грязный снег, а печаль и одиночество по-прежнему были жителями этого дома. Шейд часто выходил во двор, гонимый необъяснимым зовом. В прозрачном воздухе пахло весной, переменами.
Душа старого пса билась в нём, словно раненная птица. Он не находил себе места от необъяснимой тревоги.
Хозяин стал позже приходить домой. В последнее время он даже стал пропадать на несколько дней.
Шейд волновался, сердился и ждал. Ждал преданно, со слезами на глазах. Иногда ему казалось, что хозяин больше никогда не вернётся, что он умрёт один в огромном доме. И тогда скупые собачьи слёзы текли из его тёмных глаз. Вы не знали? Собаки тоже умеют плакать. Но этих слёз не видел никто, да и зачем их кому-то видеть.
А хозяин всё-таки возвращался и все страхи Шейда мгновенно уходили, он снова ложился в его ноги, и мирно спал у камина. Но проходили дни, и хозяин опять пропадал. Шейд опять плакал и верно ждал. Но вот однажды, хозяин ушёл утром и не вернулся вечером. Шейд тосковал, но знал, что через день или два он вернётся. Через два дня он не вернулся. Не вернулся и через три дня, четыре, пять, и через неделю.
Бесконечную неделю Шейд провёл в солёных собачьих слезах, бессмысленных догадках и бесконечном ожидании.
И вот, на девятый день он вернулся. Вернулся! Он не оставил своего верного старого пса, он не оставил его умирать одного.
Но через мгновение огонь счастья в собачьих глазах сменился удивлением.
За хозяином вошла чужая женщина. Шейд помнил её, она заходила в этот дом много лет назад, всего раз. Это та, которая заставила страдать хозяина столько долгих, бесконечно долгих лет. Это та, которая заставила хозяина беззвучно плакать в подушку столько бессонных ночей.
Вместе с ней в дом словно ворвалась февральская стужа, холодная и жестокая…

Он не знал, что делать. Что делать с таким навалившимся счастьем. Сколько долгих лет он бережливо хранил в себе надежду, что она вернётся. Столько бесконечных лет, и вот, словно в сказке, к нему возвращается счастье, к нему возвращается жизнь. Этот дом вновь наполнился счастьем, теплом и уютом. Тем, что он так долго ждал, разделяя своё одиночество лишь с чёрной дворнягой.
Однако среди всепоглощающего света нашлось место и для тени.
Она не любила собак, ненавидела их. Она поставила всего одно единственное условие – чтобы Шейда в их доме не было.
Он понимал, что чаши весов не равные. Вместе с той, которую он ждал столько лет, в его дом вернулась любовь, невероятная радость, счастье, мечта. Как будто все эти долгие годы были всего лишь кошмарным сном, который, наконец, закончился. Только теперь он впервые за всё это время, он почувствовал весну, настоящую весну. Только теперь он впервые за всё это время поднял свои изъетые слезами глаза на весеннее небо, и почувствовал себя по-настоящему счастливым. К нему вернулся самый дорогой человек.
На другой чаше скромно сидела лохматая тень – чёрный Шейд. Угрюмый щенок, которого он когда-то подобрал у своих ворот. Этот пёс был с ним все эти долгие годы ожидания, он делил с ним его холодное одиночество, и каждый вечер встречал у порога.
Целый день он ждал его, целый день он копил для него всю свою нерастраченную преданность и любовь.
И всё-таки, он был всего лишь собакой, а не любимой женщиной. Собака – это не человек.

Зачем он посадил его в машину и куда-то повёз? Почему хозяин так беспокойно и так бесконечно грустно смотрит на него? Шейд не мог понять, откуда эта невыносимая тревога, это непонятное ощущение беды поселились в нём. Сквозь стекло был в глаза яркий солнечный свет, это был луч апрельского солнца. Но сердце Шейда сжималось от предчувствия, что это последний свет его жизни.
Они ехали, наверное, целый день. Шейд уже устал от бессмысленных догадок, и просто смотрел на мелькающие пейзажи за окном. Хозяин молчал, и это молчание было почти осязаемым и каким-то тяжелым.
И вот, наконец, они остановились.
Хозяин открыл дверь, не глядя на него, выпустил его наружу.
Шейд не понимал, зачем его привезли в какое-то незнакомое место, он с вопросом посмотрел на хозяина.
- «Понимаешь, бывает такое в жизни, когда нужно между чем-то выбирать…Между тем, что тебе очень дорого…Это очень ложно… безумно сложно… но… приходится… так нужно. Впрочем, ты не поймёшь…»
Напрасно хозяин думал, что он не поймёт. Сердце понятливее слов. Его бросали…
- «Ты родился на улице, и она позаботится о тебе… прости… не хочу, чтобы ты видел мои слёзы… прощай Шейд…»
Да кто, как ни Шейд, видел все его слёзы за эти годы, проведённые с ним под одной крышей?
К чему стыдиться их, если прощаешься с другом?
- «Прости…»
И кто, как ни друг, должен уметь прощать?
Хозяин отошёл на шаг, и повернувшись, пошёл к машине.
Вот и всё, стольким годам, проведённым в вечном ожидании, в преданной любви и верности, пришёл конец. Собачье сердце верило, что оно закончит биться не в одиночестве, но видно, этому не суждено было сбыться…
Хозяин ушёл, сел в машину и, освещённый закатным светом, поехал домой. Туда, где его теперь ждёт другой человек, не собака…
Собаки умеют не только плакать, они умеют рыдать…

Потеря верного сердца - большое горе, но когда к тебе вернулась прежняя любовь, она всё затмевает…

Недолго длилось счастье. Меньше, чем через два месяца она снова ушла. Опять ушла с другим. Ушла, наверное, навсегда.
Она ушла дождливым утром, в этот раз не было ни слёз, ни молитв. Лишь холодная пустота.
Пустота и молчание. Он целый день сидел на одном месте перед холодным камином, не произнеся ни слова, не сделав ни движения.
И только под вечер он вдруг почувствовал необъяснимое желание выйти из этого проклятого огромного дома, выйти на улицу, под летний дождь, который бы смыл с него всю эту нелепость жестоких предательств. Его предали сегодня утром. Он предал два месяца назад.
Он вышел, почти выбежал во двор. Взгляд метнулся к воротам. Чёрный всполох…
Он не верил своим глазам…
Уткнувшись чёрной мордой в ворота родного дома, среди грязи, разведённой летним дождём, тёмным упрёком лежал Шейд, лежала чёрная тень.
Неужели он нашёл дорогу домой? Неужели он пришёл к нему тогда, когда его снова кинули?
Он бросился на колени, не придавая значения грязи и лужам: «Шейд, неужели ты вернулся?»
Ни звука, ни движения. Чёрные глаза закрыты…
Нет, только не это, не сейчас.
Он стал трясти его хрупкое, насквозь мокрое тело, кричать сквозь пелену дождя, но всё напрасно…
Прислушался к сердцу, оно больше не билось. А тело оставалось ещё тёплым…
Он умер совсем недавно, уткнувшись мордой в родные ворота…
Тот, кого он предал и оставил, пришёл к нему, умирая. С ним рядом не было хозяина, с ним рядом не было никого, только дождь. Старый пёс умер в одиночестве. Наверное, так умрёт и его хозяин.
По его щекам текли слёзы. Плакать – не по-мужски…да какого чёрта! Какой смысл скрывать слёзы, когда ты потерял друга?
Он прижался к мокрому, безжизненному телу, уткнулся в слипшуюся шерсть единственного друга…
И почему он назвал его Шейдом - тенью? Разве это была его тень? Разве в тени могло жить столько благородства, верности, преданности?
Сегодня умер его единственный друг, единственное, не предавшее его существо. Она ушла, заставила его предать… он сам виноват, и сердце было ослеплено уже не существующей любовью…
Он страдал столько долгих мучительных лет, в ожидании её возвращения, которое обернулось новым предательством.
И только одно, единственное в мире сердце, преданно билось о нём даже вдалеке…
Человек предал его сегодня, не собака…
Собака – не человек…