Старость следует уважать не за то, что она делает человека мудрым, а за то, что она неизбежна.
(Сенека)
В любовь не верят, однако ее продолжают искать, потому что боятся старости.
(Мой друг)

Аркадия Лазаревича поднял с постели сильнейший приступ астмы. Захлебываясь кашлем и хрипя, он едва дополз до ванной комнаты и принялся отхаркивать в раковину мерзкие гнойные сгустки. «Гримасы возраста», - думал Аркадий Лазаревич, рассматривая в зеркале собственное лицо, искаженное удушьем, - «неужели вот так и подохну когда-нибудь – голый, небритый, раздавленный болячками?.. Хотя какая к черту разница, траур справлять все равно будет особо некому…»
Днем Аркадий Лазаревич отправился подышать на набережную. Он присел на одну из лавочек и стал любоваться изумительным морским видом. На соседней лавочке слева самозабвенно целовалась молодая пара, лавочку справа оккупировала женщина с коляской. Спокойную и ленивую водную гладь изо всех сил пытались разозлить неугомонные серфингисты. Ловкие, словно дельфины, парни как будто дразнили море своей эквилибристикой, в их мокрых, гибких телах бесшабашно цвела юность, и Аркадию Лазаревичу казалось, что они дерзко смеются не собственным играм, но над самим Всевышним, который, вероятно, задумчиво теребит сейчас бороду, глядя на них сверху. Аркадий Лазаревич жадно наблюдал за серфингистами, хотя его глаза, бронированные темными очками, все равно слезились от яркого солнца. Наконец молодые боги выбрались на берег и ушли. Аркадий Лазаревич тоже покинул свою скамью, однако домой возвращаться раздумал. Он поднялся на верхний ярус прибрежного холма и оказался в тихом тенистом парке. Его аллеи, обрамленные густым кустарником, выглядели пустынными, и Аркадий Лазаревич стал вслушиваться в хруст гравия под собственными подошвами. Возле огромного платана с жилистым стволом, напоминавшим переплетение оголенных древесных мышц, одиноко слонялся какой-то юноша.
- Эй, как дела? – негромко произнес Аркадий Лазаревич, поровнявшись с юношей.
В ответ тот натянуто улыбнулся, и тогда Аркадий Лазаревич наклонился к его уху и что-то сказал. Юноша окинул Аркадия Лазаревича пристальным, колючим взглядом, после чего заявил: «Сто!»
- За что же сто? – растерялся Аркадий Лазаревич – я же не прошу…
- Тогда поищи кого другого, - пожал плечами юноша.
Аркадий Лазаревич обиженно нахмурился и полез в карман за деньгами.
Они с юношей стали пробираться в самую гущу кустарника, так чтобы их не было видно с аллеи. «Давай здесь!» - коротко распорядился юноша, сочтя место достаточно удобным. Он опустился на колени, деловито расстегнул на Аркадии Лазаревиче брюки и взял у него «интервью». Покончив со своей работой, юноша мгновенно растворился то ли в кустарнике, то ли в наступающих сумерках. Аркадий Лазаревич поправил на себе одежду и отправился домой. Отчего-то ему сделалось невыразимо грустно.
У подъезда дома, в котором снимал комнату Аркадий Лазаревич, выгуливала мопсика Броня Давидовна. Пожилая и болезненно тучная, Броня Давидовна славилась крайне сознательным отношением к собственному здоровью. Иными словами, она обожала лечиться, с каковой целью регулярно посещала местную поликлинику и всегда страшно возмущалась, когда симптомы заболеваний, которые ее якобы беспокоили, не подтверждались анализами. На врача, однажды пошутившего, что Броня Давидовна надолго переживет собственных эскулапов, она подала письменную жалобу, после чего врач строчил ей все требуемые рецепты, как А.С. Пушкин своего «Евгения Онегина» - вдохновенно и стихами. Броня Давидовна заслуженно гордилась собственной бдительностью и могла часами рассказывать первому встречному о том, что ей довелось пережить в «медицинских застенках». Сегодня жертвой ее разговорчивости коварная судьба избрала Аркадия Лазаревича.
- Добрый вечер, Аркадий Лазаревич! – хищно воскликнула Броня Давидовна, завидя кандидата в собеседники и бросаясь ему наперерез, - Как ваше здоровье?
Аркадий Лазаревич заметался было в поисках пути к бегству, но Броня Давидовна чудесным образом выросла рядом с ним и цепко ухватила за локоть.
- Простите, я очень спешу, - попытался трепыхаться Аркадий Лазаревич.
- Умоляю, - простонала Броня Давидовна, - выслушайте старую больную женщину! Мы живем с вами в одном доме и практически не общаемся, разве это не прискорбно?
Аркадий Лазаревич обреченно кивнул, и Броня Давидовна, сладостно прикрыв глаза, начала в подробностях описывать, как ей позавчера делали рентген. Слушая ее, Аркадий Лазаревич думал о Раскольникове: молодой был, собака, красивый, и дернул же его черт расследовать механизмы собственной души…
Внезапно мопсик Брони Давидовны подкрался к Аркадию Лазаревичу и выпустил на его правый ботинок тугую струйку мочи. Хватка Брони Давидовны мгновенно ослабла.
- Людвиг, ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ? – притворно ужаснулась Броня Давидовна, - Аркадий Лазаревич, простите ради Бога!
- Ничего страшного, милый песик! – попытался улыбнуться Аркадий Лазаревич, - Ну, я, пожалуй, пойду.
- Доброй вам ночи! – с сожалением отпустила его Броня Давидовна.
Аркадий Лазаревич вошел в свою комнату. С некоторых пор это маленькое, убого обставленное пространство стало тождественно его жизни. Здесь есть и кровать, и стол, и обои с ромашками, но нет надежды. С потолка ветхим, облупившимся абажуром свисает одиночество. На стене громко тикают часы с маятником, за окном экскаватор застыл у недорытой траншеи. Аркадий Лазаревич смотрел-смотрел на все это и вдруг заплакал. Точнее, он просто стоял и глядел в одну точку, а слезы медленно вытекали из его глаз и сбегали по морщинистым щекам. Несколько соленых капель добрались до кончика носа и уже оттуда сорвались вниз. Внезапно Аркадия Лазаревича осенила некая бодрящая мысль. Он умылся, пригладил волосы и вышел, тщательно заперев за собой дверь.
Народу в Интернет-кафе практически не было. Аркадий Лазаревич уплатил дежурному положенные пятнадцать шекелей и, оказавшись перед компьютером, принялся одним пальцем отстукивать на клавиатуре адрес. Костик написал ему, Костик особенный мальчишка, самый лучший в мире, и он… О, ДА, ОН ОСТАВИЛ ДЛЯ АРКАДИЯ ЛАЗАРЕВИЧА ЭЛЕКТРОННОЕ СООБЩЕНИЕ! Светло улыбнувшись, Аркадий Лазаревич так и впился глазами в экран.
«Слушай, дед, отцепись от меня, заколебал уже! Я тебе в вежливой форме дал понять, что хрычами не интересуюсь. Мы с тобой оба мужики – поэтому давай говорить напрямую: если хочешь ловить кайф с молодежью, будь либо в жопу красавцем, либо преуспевающим дельцом. А так, ну, извини, естественный отбор не на твоей стороне, попробуй искать сочувствия у сверстников или геронтофилов, может, еще нарвешься на большую любовь. Долгих лет жизни и всяческих благ =Костик=».
Аркадий Лазаревич побледнел, губы его непроизвольно сжались, а взгляд сделался злым. «Издевайся, говнюк, издевайся, - глухо прорычал Аркадий Лазаревич, словно колдун, насылающий на свою жертву магическое проклятье, - Когда-нибудь ты тоже станешь старым!»