За картинками - в комменты.

Корабль – это совершенно особый замкнутый мир, противопоставленный как суше, так и морю. Механика, дисциплина и мистика – вот три составляющие атмосферы любого корабля. Моряки, особенно опытные, безупречно вышколенные и знающие судно как свои пять пальцев, всегда отличались суеверностью. Существует некая таинственная связь межу всяким кораблем, бороздящим водную стихию, и ужасным Кораблем-призраком, увидеть который на горизонте считается дурным предзнаменованием. В наименовании корабля всегда зашифровано покровительство со стороны высших сил, благосклонность которых предохраняет судно от гибели. Очутиться на корабле означает временно перейти в «никуда», хотя и сохраняя воспоминания о покинутой суше.
Теплоход «Роял Ирис», на котором мне предстояло прожить неделю, достигал 145 метров в длину, весил 15 000 тонн и был способен развить скорость 20 узлов. Девятиуровневый плавучий дом, он вмещал до 1000 пассажиров в 360 каютах, а кроме того включал три опоясывающие судно прогулочные палубы, три бассейна (два пресноводных и один – с морской водой), сауну, джакузи, тренажерный зал, баскетбольную площадку, три открытых площадки для загара, на которых были установлены около сотни пляжных лежаков, кинозал, два алкогольных бара, ночной клуб, казино, дискотеку, торговый центр, несколько офисных помещений и парочку лифтов.
В порту греческого острова Кос по соседству с нашим теплоходом причалил американский корабль-отель «Наутика», прибывший в солнечную Грецию из атлантических вод. Надо признать, что по сравнению с «Ирисом» американский лайнер казался просто небоскребом. Все внешние каюты этого гиганта были оборудованы не банальными иллюминаторами, но огромными стеклянными окнами с лоджией.
Экипаж «Ириса» состоял из трехсот человек. Команда моряков – одесская, административный штат – израильский, а уборкой жилых помещений и ресторанами заведовали филиппинцы, видимо, строжайше отобранные, потому что все они отличались безукоризненной вежливостью и приятным внешним видом.
Однажды я разболтался с горничной по имени Энн. Нас сближали ужасный английский, чувство юмора и надежды на лучшее будущее. Энн рассказала, что согласно трудовому контракту обязана отработать на корабле семь месяцев прежде чем сможет вернуться на сушу. Она проплыла на «Ирисе» всё европейское Средиземноморье, а также северное побережье Африки, но увольнения на берег, к сожалению, слишком кратковременны, чтобы можно было как следует осмотреть города и красоты мира. Еще она поведала, что команда проживает в специальных кубриках на нижней палубе, по четыре человека в боксе, женщины и мужчины раздельно, однако поскольку коллектив сплоченный и изолирован от внешнего мира постоянным пребыванием в море, с насыщенной личной жизнью проблем не возникает.
А вот у меня на борту «Ириса» ощущались серьезные проблемы с личной жизнью, хотя первые несколько дней я держался просто молодцом и честно думал, в основном, о высоких материях. Объектами моих неизбежных сладостных фантазий в конце концов стали матрос Славик и официант Джей. Славик - крепенький, широкоплечий и русоволосый одесский паренек - носил синий рабочий комбинезон и вечно красил на палубе какие-то чугунные болванки. На фоне морской стихии он смотрелся весьма романтично – мускулистый, стройный, покрытый бронзовым загаром, с физиономией начинающего голливудского актера.
Что касается Джея, это был весьма экзотический худощавый метис со слегка раскосыми миндалевидными глазами и улыбкой, от которой можно было не только потерять аппетит (Джей работал в ресторане), но и вообще рехнуться.
Иногда я представлял себе Славика и Джея коротающими ночь в одной каюте – с большим круглым иллюминатором, усыпанным звездами, и одеждой, небрежно разбросанной по полу.