[показать]
Рад приветствовать своих друзей со стажем, новых постоянных читателей, а также всех виртуальных путешественников, случайно оказавшихся на моей страничке. Особо признателен за внимание Superfine, которой я ответил в разделе комментариев к предыдущей записи. Ну а теперь – вперед, на штурм эпиграфов!

- О МОЯ ДОРОГАЯ, Я БУДУ ЛЮБИТЬ ТЕБЯ ДО ПОСЛЕДНЕГО ВЗДОХА! НО Я ВОИН И РЫЦАРЬ. НЕ МОГУ Я ЖИТЬ ВЗАПЕРТИ. МОЛЮ ТЕБЯ, ОТПУСКАЙ МЕНЯ ХОТЬ ИНОГДА НА ТУРНИРЫ И РАТНЫЕ ПОЕДИНКИ. ЕСЛИ РЫЦАРСКИЙ ОБЕТ ПОВЕЛИТ МНЕ ОТБЫТЬ В ДАЛЬНИЕ КРАЯ, НЕ УДЕРЖИВАЙ МЕНЯ, ГЕРЦЕЛОЙДА. БОЮСЬ Я, ЧТО ЕСЛИ ТЫ ОТКАЖЕШЬ МНЕ, НАША ЛЮБОВЬ ПОМЕРКНЕТ, КАК ЛУНА ЗА ТЕМНЫМ ОБЛАКОМ.
(Легенда о Пасифале)


СОЛНЦЕ ИГРАЕТ НА ЕГО ЛИЦЕ, ПЕРЕЛИВАЕТСЯ В ЕГО РУСЫХ ВОЛОСАХ. В АБСОЛЮТНОЙ ТИШИНЕ СЛЫШНО ЕГО МЕРНОЕ ДЫХАНИЕ. Я НЕ ДВИГАЮСЬ, БОЮСЬ ПОТРЕВОЖИТЬ И РАЗБУДИТЬ. Я ПРОПУСТИЛ МОМЕНТ, КОГДА ОН ПРОСНУЛСЯ И ПОЛЫХНУЛ НА МЕНЯ СИНЕВОЙ СВОИХ ГЛАЗ.
Adam_d, отрывок из его
Дневника на Gayru.net

В тот вечер Алексей покинул наш дружеский мальчишник с поспешностью Золушки. Подвыпившие гости честно пытались удержать его, однако он был настроен решительно и хотел во что бы то ни стало успеть на последний автобус. Я наблюдал, как он уходит, испытывая приятное головокружение. Сознание того, что его номер отныне хранится в памяти моего мобильника, переполняло душу драгоценным вином надежды и будоражило кровь не хуже всамделишнего алкоголя. Готов ли я был совершить предательство по отношению к Амнону? О, я предпочел бы сформулировать этот вопрос иначе: готов ли я был воспользоваться благоприятными обстоятельствами и той свободой, которую официально предоставлял мне Амнон? Стремительность, с которой разворачивались дальнейшие события, застала меня врасплох. Алексей звонил ежедневно, и мы умудрялись наговаривать на такие суммы, о которых сейчас даже вспоминать неохота. Вместе с тем, до последнего мгновения – мгновения нашей следующей встречи – этот человек оставался для меня загадкой. Казалось, в его натуре отсутствует целостность, нечто такое, что помогает понять или хотя бы почуять общий эскиз характера. Впрочем, поводов для беспокойства или антипатии Алексей не подавал, напротив, его красота, его сумасшедшая, пьянящая красота томно расцветала перед моим мысленным взором каждый раз, когда я слышал в трубке знакомый негромкий голос. Глупая впечатлительность, свойственная столь многим паренькам моего сорта, услужливо превращала мою душу в некое подобие храма, где все дышало законами алексеевой красоты, и где она жила, засыпая и просыпаясь вместе со мной. Я вполне отдавал себе отчет в том, что увлекся именно внешностью Алексея, тогда как сам он оставался для меня «персоной в тени». Безусловно, мне льстила та настойчивость, с которой он вскоре начал приглашать меня в гости. А что, вы бы на моем месте не воспряли духом и в один распрекрасный четверг не отправились к чертовой матери в Беер-Шеву на рандеву с парнем вашей мечты? В заранее оговоренной программе визита значились: общеобразовательный осмотр города, парк с водными аттракционами и сауной, кафе-погребок, облюбованное за стиль и цены местными мадригалами, ну и, на десерт – уютный гостиничный номер, где нам никто не помешает до утра. В салоне автобуса какая-то девушка тихо улыбнулась, глядя на меня, ибо я пребывал в изумительном настроении, крайне нехарактерном для зари XXI века. Позволив себе мимолетную, но дерзкую фантазию на тему молодого человека в переднем правом ряду, я лучезарно улыбнулся девушке, после чего отметил, что небо сегодня практически без облаков.
После приятной кондиционированной прохлады автобуса уличный жар казался нестерпимым. Беер-Шева, словно диковинная арабская ваза, которую некий джинн вдребезги раскурочил посреди угрюмой холмистой пустыни, сверкала под солнцем стеклом и металлом своих высоток, калейдоскопически дробилась красными черепичными крышами частных домов, ярко-зелеными шевелюрами финиковых пальм и серыми нотными знаками узких каменных переулков. Бетонный павильон автостанции обещал спасительную тень, и я устремился к нему, подобно Одиссею, укрывшемуся под сводами гигантской пещеры на острове циклопов. Вечером, тем бархатным израильским вечером, когда журчание поливальных установок сменилось нежной трелью сверчков и мерцающие кристаллы звезд величественно проступили на черном брюхе Вселенной, Алексей наконец предстал передо мной во всем великолепии своей красоты. Он просто стоял голышом посреди маленькой, тускло освещенной неоном комнаты, а я не мог отвести от него глаз и с трудом верил в реальность происходящего. Линии его тела, сильного и изящного одновременно, гипнотизировали меня, они внушали скорее восхищение, нежели жажду обладания. В голове лихорадочно пульсировали бессмертные стихи лесбийской поэтессы Сапфо (VII век до н.э.):
Богу равным кажется мне по счастью
Человек, который так близко-близко
Пред тобой сидит, твой звучащий нежно
Слушает голос
И прелестный смех. У меня при этом
Перестало бы сразу сердце биться:
Лишь тебя увижу, уж я не в силах
Вымолвить слова.
Наконец Алексей приблизился и осторожно лег на меня. От кайфа я едва не потерял сознание. И ИМЕННО В ЭТОТ МОМЕНТ хрупкую тишину разорвала пожарная сирена моего гребанного мобильника. Это верная подруга Аннушка чутко держала ситуацию под контролем:
- Алло, ты в порядке? Немедленно доложи обстановку! – потребовала она.
- Все просто замечательно, зайка, - полупроизнес, полупростонал я в трубку, - мы тут с приятелем… О-о-о-оххх…
Надеюсь, мне вовремя удалось воспользоваться кнопкой отбоя. Светящаяся панель телефона погасла. Вообще все вокруг погасло на какое-то время…
Часы на стене показывали четверть двенадцатого. Казалось, их мерное, успокоительное тиканье на правах абсолютного монарха воцарилось над миром, окутанным мантией тишины и сновидений. Второй раунд вымотал нас окончательно, и теперь мы блаженно отдыхали, два утомленных альпиниста, триумфально покоривших вершину чудесной скалы под названием оргазм. Я лежал на животе, уткнувшись носом в мятую наволочку подушки, Алексей растянулся рядом и задумчиво курил, установив пепельницу где-то в районе моего копчика. Должен заметить, что в постели он оказался партнером экстра-класса, умелым и темпераментным, как сам дьявол. Вместе с тем, у меня сложилось впечатление, что мальчик изрядно оголодал в плане секса, и если уж такие ребята остаются не при деле, размышлял я, то куда вообще катится наш лучший из миров?
- Тебе хорошо? – осведомился Алексей, явно напрашиваясь на комплимент.
Вместо ответа я накрыл ладонью его пах и улыбнулся.
- Я знаю, малыш, я знаю, - тихо произнес Алексей, и колечко дыма, напоминающее чей-то бесхозный нимб, лениво отправилось в свое последнее путешествие к потолку, - три счастливых года я шлялся по Европе, как призрак коммунизма, там-то и обучился светским манерам в стиле ню…
Вкратце история Алексея сводилась к следующему. Подобно большинству красивых людей, он был родом из глубокой провинции. До ближайшего от его поселка образца городской цивилизации – Нижнего Новгорода – приходилось больше часа добираться электричкой. Алешин отец бросил семью, когда пацану исполнилось два года, мать, сколько он помнил, беспробудно пила. Тихий звон опрокинутых бутылок переплетался с шелестом дождя за окнами, создавая унылую симфонию алешиного детства. Он всегда любил открытое пространство, стены отчего дома, казалось, давили на него, втискивали в рамки некой трагической неизбежности. Постепенно судьба родителей стала казаться ему не просто скверной, но и заразной, он не желал повторять ее, не желал гнить в этой забытой Богом дыре, над которой почти круглый год нависало тяжелое, серое небо… Есть, видимо, какое-то странное соответствие между общим рисунком жизни и теми мелкими историями, которые постоянно происходят с человеком и которым он не придает значения. Алеше всегда нравилось сбегать – из дома, со школьных занятий, из «плена» во время игры с товарищами в «разбойников» и «разведчиков». Его душа, подобно душе юного Икара, искала и ждала побега как своего высшего предназначения, а алешкина удивительная, необъяснимая и даже какая-то неприличная красота обещала подарить ему волшебные крылья, которые когда-нибудь перенесут его в другую, яркую и счастливую жизнь.
Каждый из нас рано или поздно встречает своего Мефистофеля, в случае Алешки им оказался католический священник. Его звали Роберт, он был немец и в Новгород прибыл с благотворительной миссией по линии церкви. Они увиделись случайно в кафе-мороженое, и после непродолжительной беседы восемнадцатилетний Алеша понял: вот он, его шанс, его Харон, его перевозчик через таинственную реку Стикс, за которой блистают веселые огни Европы, всегда умевшей, черт побери, ценить красивых русских юношей… Итак, бежать, сейчас или никогда!
- Вместе мы прожили в дрезденской квартире Роберта месяцев восемь, - сказал Алеша с улыбкой. Мне вообще нравится его манера улыбаться своему прошлому. – За это время, продолжал он, я столь детально изучил изнанку жизни некоторых пастырей церкви, которые частенько к нам наведывались, что, наверное, никогда уже не стану верующим человеком. – Он затянулся сигаретой и пояснил:
- Я их обслуживал, понимаешь? Их всех. В конце концов я сбежал от Роберта, на полном обеспечении которого находился все это время, и подался в Голландию, в либеральный город Амстердам. Там нанялся работать в пекарню и при первой же возможности посетил знаменитую гей-сауну «Термос», где рассчитывал найти себе очередного козла-покровителя…
- Неужели, живя в Европе, ты ни разу ни в кого не влюбился? – спросил я – Неужели только расчет и практическая необходимость?
- Любовь… - задумчиво проронил Алексей с таким видом, словно разглядывал диковинное насекомое, насаженное на булавку, - Мой тебе совет, малыш, - относись к любви с юмором. И вообще ко всему относись с юмором. – Он наконец убрал с моей задницы пепельницу, приобнял за плечо и, глядя прямо в глаза своими чудесными серыми очами, добавил почти шепотом:
- Сладость любви недолговечна, но именно неизбежность охлаждения и разлуки придает этому чувству головокружительную прелесть, ты не находишь?
(ЭТО ЕЩЕ НЕ ФИНИШ, КАК ВЫ, НАВЕРНОЕ, СМУТНО ДОГАДЫВАЕТЕСЬ)