Лелька, я уже знаю, что коммент к этому тексту ты успела настрочить! Выкладываю - комментируй! Ленка

...Я життя випльовую слово за словом...
Укладывайся поудобнее, малыш, я расскажу тебе сказку. Только это будет очень странная сказка….

...Он был обычным вороненком, светло-серым, как и другие дети, глупым и наивным. Его воспитывали, учили чистить перышки и склевывать пищу быстрее остальных. Но была одна странность в этом птенце: когда перья других уже начали темнеть, его так и остались светлыми. Шел год за годом, и постепенно вороны осознали, что белые перья уже никогда не станут черными, и этого урода нужно гнать из стаи. И вот, холодным осенним утром серо-черные птицы взмыли кверху красивой волной и, сделав круг, упали вниз на белого выродка. Нет, нет, мое солнышко, это не сказка о гадком утенке, это жизнь…
С поломанными крыльями птица поползла по земле, спасаясь от гнева родичей. Какое это страшное зрелище, малыш! Крылья, привычные к небу, повисли безжизненной обидой, волочась за ним, как тяжелое гранитное украшение. Я видела, как он пытался взлететь, но тут же падал вниз. И по голому замерзшему камню земли он продолжал свой странный побег. От горя, от непонимания, от злости, которая не была ему понятна, он забыл ветер, прогнал легкость из сердца и не смог подняться высоко даже для того, чтобы упасть вниз в последний раз. Нет, ему не подарили такого шанса. Это был первый день его настоящей жизни.
Ему удалось добраться туда, где его никто не мог увидеть. Постепенно его крылья зажили, но на них остались громадные шрамы – вечное напоминание о жестокости черно-серых ворон. Он смог летать, не сразу, но смог. И каждый раз во время полета за пищей он как истребитель кидался на пролетающего мимо серого сородича, который хотя бы на метр приближался к нему – так сильна была память о боли, которую он однажды пережил. Потянулись дни новой жизни. Он привык, смирился, стал взрослее и сильнее. Некоторые люди, подняв глаза к небу, могли видеть его белоснежный полет на фоне пронзительно-голубого зимнего неба. Это было дико, красиво, но очень странно. Дети пытались покормить его в парке, но мамы кричали: «Отойди, он не такой как все, наверное, болеет, еще заразишься!» А глупые мальчишки в тусклых дворах кидали в него камни – в такую заметную цель попасть легко.
Он был очень зол на воронов, на людей, на мир. Но даже ворон не может жить без любви. И не получая ее извне, он стремился раздать свою, которая годами накапливалась, фильтруемая душой из потока ненависти и обид. Кому же он отдавал ее? Малышам, будь то птенец, ребенок или щенок. Часто он помогал брошенным бродягам пережить голод и тоску по ласке. Он их учил тому, что так и не мог понять сам. Тех, кого бросали в пропасть, он ловил внизу, залечивал их раны, стараясь сделать все аккуратнее, чтобы не осталось таких же шрамов, как на его крыльях. Нет, малыш, он не был хорошим вороном, он просто жил как умел…Он мог увидеть грусть и одиночество в других, услышать его запах и почувствовать вкус. Тот, кому однажды сделали больно, навсегда станет экспертом такого рода ощущений.
Чем же закончилась моя сказка? Ничем. Ворон жив и сегодня. Ему никогда не вернуться в стаю, как бы не хотелось, особенно снежной зимой. И поэтому он ее избегает. Почему же он возвращает тех малышей, которым когда-то помог, в их жестокие семьи? Не потому, что желает им зла. Просто он не хочет, чтобы они повторили его путь.… А потому вылечив их, научив защищаться, он взмывает в небо, и оттуда раздается голос: «Я тебя отпускаю, ты свободен…Вдохни воздух, в котором нет тягучего вкуса обиды и злости! Иди к своим, люби, живи счастливым! Жить вне стаи трудно…»
Он кричит то, чего самому никогда не услышать...Но каждый раз где-то глубоко в его сердце раздается писк надежды: «А может быть этот захочет остаться со мной?» Ведь он привязывается к каждому, кого подпускает к себе. И давая им свободу, он бередит старые раны, клювом раздирая шрамы на крыльях…
...все життя випльовую слово за словом, польоту нема...