Для тех, кто погиб в бою,
есть специальный рай,
где не надо просыпаться по крику «Вставай»,
где вражеская не прет пехота,
не утюжит прицельно арта,
где нет дурака-замполита,
штабных бумаг,
вообще ни черта
из земного страшного;
и в обед
борщ с картошкой жареной вместо галет.

В какой-то момент

он стучит по столу специального ангела такого в погонах
такого строгого, увиденного впервые,
говорит: да сами ебитесь тут в этом сонном
омуте; я требую увольнительную на боевые.
Ангел что-то чертит в блокноте пальцем.
Он говорит: я понимаю,
вам неважно, кто там у меня остался,
но имейте ж совесть, мать вашу в рот,
там же до сих пор-то война идет.

Ему вежливо объясняют: все это не по правилам,
как бы самого окончательно не угробило.
Понимаете, говорят ему, мертвые там ничего не могут,
это не я придумал, не сердитесь вы, ради бога,
просто у вас там совсем ничего не будет,
ну зачем вам все это видеть,
как цветком распускается мина,
как гибнут люди,
вы ведь уже разучились
быть,
любить,
ненавидеть,
то есть,
когда ваши там будут с жизнью прощаться,
вы вообще не сможете
ну никак
вмешаться.

Он стучит по столу,
разбивается чашка,
у ангела порезаны пальцы.
в крови у него пальцы,
и ангел крылом машет,
бормочет под нос: «да черт с ним».

Следующий кадр: терриконы,
на заднем плане поля весенние,
пехота идет в наступление,
миномет пашет,
молодой парень над ухом слышит
непонятное бормотание
и удар,
словно сзади толкнули:
обернуться необходимо.
Оборачивается,
и пуля
пролетает мимо.

https://vk.com/wall-32062265_7920


[604x453]