В детстве такое бывало: подхватила что-то суровое, долго провалялась в постели, с температурой и прочими радостями, и вот выздоравливаешь и в первый раз выходишь на улицу. А там жара, распустились уже листья и всё вокруг и над головой зелено, так ярко-зелено, сочно. И на дорожке белые камни. Идёшь медленно, сил ещё не очень много.
Потом я уже и не болела так, наверное.
И вот теперь новый виток: когда дети, подцепившие что-то своё удивительно мощное, неделю оба с соплями, кашлями, и как будто соревнуются, кто повыше загонит ртуть в градуснике: тридцать восемь и пять, а вот тогда тридцать девять, а как тебе тридцать девять и один?
Жизнь останавливается, у каждого из нас двоих тогда на руках по горячему стонущему мальчику, которым всё не так и ничего не нужно, кроме того, чтобы не отпускали их ни на минутку.
Смотришь (как из окна на солнце, снег, распускающиеся почки, опять снег, опять солнце) на мир через окошко телефона. Не тоскуешь даже о крашеных яйцах или куличах, которых не сделал, конечно, в такие-то дни, да и никто не принёс счастливым вестником с воли.

И вот этот марафон заканчивается наконец-то. Сперва один, потом второй веселеют, встают, набрасываются на борщ и кашу. Как на свободу, убегает весело на работу Олег, а я стою и смотрю в окно: снег идёт, надо же, снег.