Множество парижан едут в понедельник утром в метро на работу, и выражение лиц у них такое, что сразу ясно: люди приставлены к полезному делу. А среди них еду я, весь такой на вакациях. Ну так вот, еду я, и будучи прямо с утра на вакациях, думаю: а каково мое место среди этих винтиков и шестеренок экономики единой Европы?

И тут я понимаю, что место мое среди них более чем значительно. Я, как труженик российской глянцевой прессы, вольно или невольно побуждаю бывших братков и прагматичную гебню из нашей нефтянки покупать продукты индустрии luxury. То есть именно благодаря мне бабло, вырученное моими незадачливыми соотечественниками за немеряно дорогую нефть, течет обратно из России в цивилизованный мир (производящий эту самую лакшери, гуччи всякие, бээмвэ и комдегарсоны). И достается в конечном счете — непосредственно или через сложную систему социального обеспечения — этим самым утренним парижанам. А не ставропольским учительницам и не медработникам из Перми, что было бы не менее логично.

Потому я с полным правом могу ехать в парижском метро, гордо подняв голову, поглядывая вокруг по-орлиному, лишь иногда дополнительно запрокидываясь, чтобы отглотнуть, потому что я в конце концов на вакациях и могу себе позволить глядеть на вещи шире.