Это цитата сообщения Пупок_Вселенной Оригинальное сообщение

Боишься смерти? Все-таки боишься ее? Зря. Не стоит бояться ничего естественного и неизбежного.

Я расскажу тебе о ней. Я расскажу тебе, как мчался по шоссе и наехал вдруг на кусок бордюрного камня, лежащего почему-то посреди дороги. Двухтонная машина кувыркалась, как мячик, а я, кувыркаясь вместе с ней, думал, боюсь я смерти или нет. Я смотрел, как спасатели разбирают то, что осталось от взорванного на Каширке дома – окровавленные плиты, чье-то еще мокрое белье в обломках стиральной машины, чудом уцелевшая кошка… Зажатый обломком стены старик отчаянно кричал и звал на помощь, но когда спасатели оттащили в сторону кусок кирпичной кладки весом в тонну, упавший прямо ему на ноги, старик от души поблагодарил их и тут же умер: доставлявшая ему столько боли кирпичная глыба одновременно преграждала трупному яду доступ от омертвевших уже ног к остальной, живой еще части тела. Под соседней плитой обнаружились две девушки лет по семнадцать: они безмятежно спали, обнявшись, с абсолютно счастливыми лицами. Они удивились, будучи разбужены. Они, быть может, и теперь счастливы. Они, должно быть, влюблены.

Я видел, как смерть отступает. Я видел, как из-под груды трупов, сваленных у входа в театральный центр на Дубровке через полчаса после штурма, выбирается живой ребенок. Выбирается и спрашивает у подбежавших врачей, показывая пальцем на трупы: они что, все спят, да? И я видел глаза ответившего врача: да, малыш, они спят. А ты – проснулся.

Моя профессия заставляет меня видеть смерть часто. Я знаю, как хоронят мусульман и иудеев, я, кажется, помню наизусть тексты заупокойных служб и понимаю, что заунывные эти пения не способны ослабить страха перед смертью, а способны только заставить плакать или заставить зевать. Моя профессия заставляет меня хоронить столько людей, сколько хоронят, наверное, только попы и могильщики. Моя профессия заставляет меня привыкнуть к смерти, как привыкаешь к лицу начальника, пепельнице или степлеру: ну смерть и смерть, а чего особенного. Но когда смерть всегда рядом, невольно хочется, чтобы бессмертной была и душа, и тело. Хочется быть обычным человеком и не бояться смерти, будучи уверенным в собственном бессмертии.

Есть у Бернса стихотворение – Джон Ячменное Зерно. Вкратце оно о том, как злые враги задумали свести героя в могилу, но ничего у них не получилось: он то хмельными листьями вырастает из-под земли, то, будучи срезан, порублен и пущен в эль, шумит у них в головах – но жив ведь так или иначе, курилка. Проще и ясней, чем в этом стихотворении, невозможно связать между собой страх перед смертью, стремление к бессмертию и чувство жалости, живущие в каждом отдельном человеке. Вот и приходится признать, что человек, если бессмертен – значит, по сути своей не более, чем кусок земли.

В том-то все и дело. Мы все куски земли -- и бомжи, и политики, и иностранные дипломаты. Мы уходим в землю, прорастаем обратно, снова уходим… Прорастать и возвращаться, понимая это как основную жизненную миссию – и есть стремление к бессмертию, не такое уж и бессмысленное. И в молниеносных промежутках не стоит никого призывать к ответу: все ответим, все уйдем и вернемся. Все за всех виноватые и все всеми прощенные. Давай, пусть из нас чего-нибудь растет: если хлеб – прячьте в сарай и не сдавайте государству; если море разольется – ловите рыбу и катайте в банки икру; если дом построят – рожайте детей и не пускайте в армию. Научившись так понимать бессмертие и не бояться смерти, учишься и понимать жизнь: становиться, в общем-то, все равно, какая машина и в во что одет, стерва ли жена и послушны ли дети…Только имя и совесть держат нас цепкой рукой за шиворот, и не дают превратиться совсем в животных. Имя и совесть – но мы, уходя в землю, оставляем их дома, под подушкой.

Не бойся смерти. И не ставь точку: смерть, как и любовь, бесконечна, подобно Богу