Мой доклад на давешней конференции.

Смысловое наполнение термина «легитимизм» за два века, прошедшие после его появления в начале XIX столетия, существенно изменилось или, что более верно, – расширилось и углубилось.

Разумеется, прямая переводная сущность понятия, произошедшего от ново-латинского legitimus и, преемственно, от французского légitime, т.е. «законный», сохранилась. Но термин постепенно зажил вполне самостоятельной жизнью, наполняясь новыми смыслами. Огласитесь, «словосочетания «республиканский легитимизм» или «революционный легитимизм» звучат как нонсенс, оксюморон, в отличие, например, «демократической» или «революционной» законности, которые вполне вошли в оборот.

Уже в начале ХХ века в Полном словаре иностранных слов, вошедших в употребление в русском языке под редакцией М. Попова, изданном в 1904 году, термин «легитимизм» трактуется как «политическое учение, последователи которого считают верховную власть наследственной и независимой от воли народа». В Энциклопедическом словаре под редакцией Ф. Павленкова, вышедшем в 1910 году, дается такое определение: «Учение, признающее верховную власть в государстве наследуемою наравне с другими частными правами, и независимою от воли народа, как это признается приверженцами выборного начала в престолонаследии».

Понятие постепенно обрело глубину, получило самостоятельное значение, стало полноценной идеологической концепцией, базирующейся на фундаменте традиционного религиозно-ориентированного миропонимания, превратилось в основу не формально-политической, но глубинной духовной идеи контрреволюции.

Безусловно, юридическая составляющая, принцип соблюдения попранных революцией или демократической «волей народа» законов, прежде всего в сфере преемственности Верховной власти, осталась неизменной. Важнейшим, на мой взгляд, элементом легитимизма является религиозный. Следование закону в этом смысле не является простым юридическим формализмом, а непосредственно касается самой идеи «власти Божией милостью», т.е. приобретает мистическое значение. Через человеческий закон Господь указывает Своего Помазанника. Таким образом, отказ от следования правовым нормам становится не просто нарушением юридических требований, но прямой борьбой с Божией волей.

Сегодня же, в рамках разговора об идейном наследии Ивана Солоневича, хотелось бы затронуть такой аспект, который я назвал бы стихийным, «мужицким» легитимизмом или «легитимизмом здравого смысла», как, вероятно, охарактеризовал бы его сам идеолог Народной Монархии.

В своих статьях И.Солоневич прямо признает, что он не силен в юридических аспектах Престолонаследия, а также плохо разбирается в учении Православной Церкви о власти, в связи с чем не берется комментировать связанные с этими темами вопросы.

Тем не менее, всю свою политическую жизнь Иван Лукьянович оставался легитимистом, пусть даже, скажем так, не «классического» типа. Это касается даже самого проблемного с этой точки зрения, периода его творчества, когда он открыто и последовательно критиковал идеологию младоросской партии, несмотря на то, что она получила поддержку Императора в изгнании Кирилла Владимировича. Даже в известной истории с «черным квадратом» И.Солоневич в сущности не встает на антилегитимистские позиции.

Если кто не в курсе, напомню, что произошла эта история после убийства большевицкими резидентами 3 февраля 1938 года супруги И. Солоневича Тамары и сотрудника «Голоса России» Николая Михайлова. Накануне сороковин, Иван Лукьянович публикует статью-некролог «Памяти убиенных». В центре ее, в траурной рамке был размещен следующий текст: «На этом месте должны были быть напечатаны хотя бы несколько слов участия по поводу гибели двух новых жертв первой советской партии: еще одного русского мальчика и еще одной русской женщины. Мы ждали этих слов и мы имели право их ждать: оба убитые были монархистами и оба погибли за Россию. Эти слова не получены. Династия была обязана их сказать. Она их не сказала».

Эти слова, наряду со статьей «О монархии и монархистах», в которой И.Солоневич, критикуя позицию Императора Кирилла, договаривается до того, что «монархия должна служить нам, монархистам» и что порой «надо спасать монархию – даже и против монарха», являются самыми сильными антидинастическими выпадами И.Солоневича. Отметим, однако, что историю с «черным квадратом», очевидно, следует считать следствием эмоционального срыва, вполне объяснимого гибелью жены. В других публикациях, будучи в более уравновешенном состоянии, публицист, никогда в полемике не стеснявшийся резких выражений, в отношении возглавителей Дома Романовых таких реплик не позволял.

Острие его критики было направлено на младоросскую партию, поддержку которой со стороны Династии И.Солоневич, основываясь на своем опыте жизни в СССР и знании настроений подсоветского населения, считал катастрофической ошибкой, опасной для перспектив восстановления Монархии в России.

Необходимо подчеркнуть, что даже в период его наиболее критического отношения к Императору в изгнании Кириллу Владимировичу, И.Солоневич, хоть и продолжал титуловать его «Великим Князем» никогда не опускался до оспаривания законности его прав на Всероссийский Престол. Такие попытки, как известно, предпринимались некоторыми врагами Династии, но получали достойный отпор со стороны легитимистов.

Резюмируя, можно заключить, что Иван Лукьянович безусловно признавал права Кирилла на Царский Престол, но считал некоторые его действия (прежде всего, – поддержку «второй советской партии») ошибочными. Очевидно, что это позиция не антилегитимистская, хотя, конечно, и отклоняющаяся от классического легитимизма, предполагающего, что верноподданные должны следовать предначертаниям своего Государя, по крайней мере, по основным принципиальным вопросам.

После того, как Император Кирилл скончался, а его преемник – Великий Князь Владимир Кириллович «отнял руку» от младороссов (характерно, что после этого «вторая советская партия», претендовавшая на лидерство в русском монархическом движении, рассыпалась как карточный домик) никаких «конфликтных точек» в отношении И.Солоневича к Династии фактически не осталось.

Не удивительно, что он приветствовал нового Государя следующими словами: «На Великого Князя Владимира Кирилловича история возложила задачу чудовищной тяжести. Мы все должны в меру наших сил помочь ему разрешить эту задачу», а в главном труде мыслителя – «Народной Монархии» есть призыв «вернуться к 1613 году: «Яко едиными усты вопияху, что бытии на Владимирском и Московском и на всех Государствах Российского Царства Государем и Царем и Великим Князем всея России Тебе – Великому Государю Владимиру Кирилловичу».

Как уже говорилось, юридический и религиозно-мистический легитимизм не были близки И.Солоневичу. Легитимистом его делали твердые монархические убеждения (как он сам любил подчеркивать «я – монархист до мозга гостей»), разумный прагматизм и здравый смысл.

Последний диктует в сущности элементарную и совершенно очевидную истину: рассуждать о монархии, не говоря о монархе – верх нелепицы. Это примерно то же самое, что проповедовать христианство, ни словом не упоминая Христа. Т.е. ценнейшей составляющей законов о Престолонаследии являлись для И.Солоневича следующие слова Акта Императора Павла I от 5 апреля 1797 года, собственно объясняющие причину нужды в этом документе: «дабы Государство не было без Наследника. Дабы Наследник был назначен всегда Законом самим».

Для монархиста-практика, монархиста-прагматика, каковым именовал себя Иван Лукьянович (помните его знаменитую фразу «Я монархист совсем всерьез»?), совершенно неприемлемы лукавые теоретизирования фантазеров, любящих порассуждать о достоинствах и недостатках «кандидатов на престол», некоем мистическом знамении, которое должно «указать достойного» и «соборном единении», каковое позволит, дескать, «выбрать лучшего». «Практический» монархизм может строиться только на легитимизме, на твердой основе династического права, принципах преемственности и верности законному Наследнику. И И.Солоневич прекрасно это понимал.

Проистекает это из самой сущности монархического устройства. «Монархия есть наиболее сложная форма правления. Учинить республику можно в любой момент на любой территории и под любым климатом. И под руководством более или менее любого профессора — вот вроде нашего Милюкова или немецкого Прайса. Что из нее выйдет — это уж совсем другой вопрос. Организовать монархию путем профессорского изобретения – невозможно совершенно. Монархия есть явление органическое. Для ее роста требуются века. Можно разрушить дом и из его кирпичей построить новый. Но невозможно срубить дуб и из его щепок вырастить новый», – отмечал И.Солоневич.

Поэтому в «Народной Монархии мы видим такие строки: «Нам необходима законно наследственная, нравственная и юридически бесспорная единоличная монархическая власть, достаточно сильная и независимая для того, чтобы: а) стоять над интересами и борьбой партий, слоев, профессий, областей и групп; б) в решительные моменты истории страны иметь окончательный решающий голос и право самой определить наличие этого момента».

Отсюда проистекает естественное отношение И.Солоневича к идее «выбрать на престол хорошего человека».«Из всего, что я до сих пор писал, никто не имеет никакого основания предполагать во мне сторонника выборной монархии. Она у нас невозможна, и для нее нет абсолютно никаких оснований», – подчеркивал он в статье «Выборная монархия».

В своих работах мыслитель отмечал, что жители подсоветской России убеждены, что Императорский Дом уничтожен большевиками полностью: «Большинство «внутренней эмиграции» СССР настроено монархически. В свое время в СССР преобладало твердое убеждение, что Царствующий Дом погиб полностью. Возникла проблема: монархия необходима, Династии – нет. Где выход? Выход искали в «выборной монархии», не задаваясь конкретными вопросами о кандидатах на этот «выборный престол». Это, в общем, довольно понятно».

Но возникновение подобных идеек в эмиграции, прекрасно осведомленной о существовании Наследника Престола (в скобках отмечу: русское законодательство о Престолонаследии вообще не допускает такой возможности, чтобы законного Наследника не существовало), для И.Солоневича было абсурдно. Он писал: «Гораздо менее понятна та пропаганда «выборной монархии», которая под сурдинку ведется в эмиграции... У нас есть Династия. У нас есть Глава Династии. И если некоторые монархисты недовольны действиями Главы Династии, – так ведь никогда не было, нет и не будет человека, действиями которого были бы довольны все».

В статье «Темные силы» публицист дает развернутую критику самой идее «выборов царя». Прежде всего, он развенчивает пресловутую ideefix«выбирателей царей». «Собор 1613 года не избирал монарха – этот Собор со всякими натяжками только устанавливал «законные права на престол». О «выборной монархии» по польскому или по наполеоновскому образцу в 1613 году не было и речи. Нить легитимной монархии была затеряна, и Собор 1613 года пытался ее найти. Он не выбирал. Он только поднял затерянную нить», - пишет он. Та же мысль повторяется и в «Народной Монархии»: «Настоящей монархией может быть только легитимная. Когда после Смутного времени был поставлен вопрос о реставрации монархии, то собственно никакого «избрания на царство» и в помине не было. Был «розыск» имеющих наибольшее наследственное право на престол. А не «избрание» более заслуженных. Никаких «заслуг» у юного Михаила Феодоровича не было и быть не могло. Но так как только наследственный принцип дает преимущество абсолютной бесспорности, то именно на нем и было основано «избрание».

Весьма язвительно И.Солоневич высмеивает саму доктрину «честных выборов»: «Всенародные выборы» давно потеряли тот святительский ореол, которым они были увенчаны полвека тому назад. Мы теперь уже знаем, что в технике «гласа народа», основанной на самых современных достижениях самых демократических наук в мире, - «глас народа» есть глас кошелька. Едва ли особенно мудро поступили четыре самые современные и самые демократические демократии всей человеческой истории, организовав во всех четырех зонах Германии четыре гласа народа по четырем истинно демократическим образцам: в советской зоне большинство получила советофильская партия, в английской – социалистическая, в американской – капиталистическая, а в Саарском бассейне – честно голосовали за «включение во французскую экономическую орбиту». Совершенно очевидно, что глас немецкого народа никак не выражает ни одно это голосование. Мне очевиден тот факт, что если бы демократии были хоть на копейку умнее, то они не давали бы изумленному человечеству столь потрясающего образчика: всякая из четырех зон Германии голосует за ту партию, за которой стоит кошелек или штык соответствующей оккупационной власти».

И.Солоневич хирургически точно прогнозирует «практический», «прагматический» итог, к которому приведет реализация умозрительных фантазий «выбирателей царей». «Люди оспаривают легальность прав Великого Князи и предлагают «выборную монархию», где уж вообще никаких легальных нрав не будет. [В этой цитате И.Солоневич, в свойственной ему манере вольного обращения с терминами, использует слово «легальный», как полный синоним понятию «легитимный», что, конечно, не совсем верно – МЪ] Или – еще иначе – заблаговременно предлагают свою поддержку любому захватчику власти. Люди, предлагающие «выборную монархию», не могут же предполагать эту выборность в том пасторальном стиле, при господстве которого на престол Империи Всероссийской будет избран самый праведный пастух Империи. Совершенно очевидно, что в случае выборной монархии, будет выбран тот, у которого в данный момент будет «вся власть»; и далее:«Что, собственно, предлагают ном сторонники выборной монархии? Только одно: новое истинно социалистическое соревнование на длину ножа и краткость совести. Больше – ничего», – заключает он.

И.Солоневич, многократно писавший, что он «монархист, а не придворный» и вообще скептически относившийся к постоянному демонстративному выражению верноподданности, не раз признавался, что ему «очень неудобно выступать в защиту Главы Династии» от нападок разного рода фрондирующей публики.Тем не менее, он делал это неоднократно, поскольку считал своим долгом именно как «монархиста-прагматика».

Делая это, публицист подчеркивал: «Я, разумеется, не буду повторить обвинения против Великого Князя и Великой Княгини: русский суд судил за оскорбление Величества, но не обсуждал оскорбления Величества но существу», инепременно пояснял мотивацию своих действий. А она – весьма далека от желания «набрать очки» в глазах Государя или, допустим, расширить число подписчиков газеты за счет убежденных легитимистов. Причина «защиты Главы Династии» заключается в том, что Солоневич, как «монархист-практик», отчетливо понимал, что дискредитация Государя – это самый страшный удар, который можно нанести по монархической идее как таковой. И это уже подтверждено исторической катастрофой 1917 года.

И.Солоневич писал: «Я утверждал, утверждаю, и до конца дней моих буду утверждать, что свержение Царствующего Дома было достигнуто очень простым и единственным путем: путем многолетней лжи». И еще:«Государя Императора [Николая II – МЪ] травили верхи общества с их распутинской легендой, буржуазия, с ее пропагандой «бессильного царя», левые — ну, о левых и говорить нечего. Монархические круги ограничивались официальным верноподданическим коленопреклонением, в которое не верил никто. В результате не только заграницей, но и в самой России создался образ, совершенно несоответствующий действительности. И только теперь, после трагической гибели Царской Семьи, мемуаристы и историки — русские и иностранные, начинают постепенно очищать этот образ от набросанной на него грязи. Но, может быть, именно за эту грязь мы и заплатили революцией? Может быть, если бы русская публицистика дореволюционной эпохи дала бы загранице и России подлинный образ Человека на Престоле, то не было бы места ни «распутинскому влиянию», ни «слабоволию», ни прочим таким вещам, которые, если не предопределили то, во всяком случае, сильно облегчили государственный переворот?».

В связи с этим И.Солоневича весьма беспокоило, что в эмиграции «есть люди, так сказать, специализировавшиеся на борьбе – и с Династией и с Главой Династии». И он прекрасно понимал, что люди эти продолжают дело Февраля. Они«считая себя монархистами, повторяют тактику 1916 года — шепчут и устно и эпистолярно о «влияниях», о «политической пассивности» Главы Династии, о Его незаинтересованности в судьбах России».

Эту мысль И.Солоневич повторяет неоднократно.«Те люди 1948 года, которые капают дегтем на имя Главы Династии, повторяют тот же прием, которым с таким сомнительным блеском воспользовались люди 1917 года, капавшие серной кислотой на осевую опору русского государственного бытия: на доброе имя Главы Династии. Мы, может быть, хоть сейчас, в 1949 году вспомним, что именно говорили все эти люди о Павле Сумасшедшем и Николае Палкине, об Александре Алкоголике и Николае Кровавом и о тех будущих гениях, которые будут «избраны» взамен всех этих реакционеров», – пишет публицист. И далее: «Люди, которые как бы то ни было, по каким бы то ни было генеалогическим, юридическим или даже националистическим соображениям пытаются подорвать нашу Династию – роют могилу и России и себе. Этим делом паша просвещенная интеллигенция занималась лет полтораста подряд. Может быть, хватит?».

И.Солоневич особо подчеркивает опасность и разрушительность этой работы: «Не думаю, чтобы любой из советских агентов мог бы принести больше пользы советам, чем те люди, которые устно и письменно талдычат о потере Великим Князем Его прав на Престол. Эти люди наносят нашему общему делу – или пытаются нанести – самый страшный удар, какого мы только можем остерегаться: они рвут в клочки самую идею монархии. Они пытаются расчистить место для театра военных действий будущих Робеспьеров и Наполеонов, Керенских и Корниловых. Они пытаются разорвать с таким страшным трудом – и после таких страшных опытов – кое-как налаживающееся единение зарубежной Руси на той базе, на которой веками объединялась просто Русь. Они, эти люди, «не ведают, что творят», а творят они, или пытаются творить, новые катастрофы».

Эти слова не худо бы запомнить многочисленным недомонархистам, которые уже теперь, в России, продолжают дело эмигрантских фрондеров, изощряясь в клеветах на Главу Династии. Им же адресована и такая мысль И.Солоневича: «Наши недоумки представляют себе вещи «совсем наоборот» – они предполагают, что Россия больше нужна Династии, чем Династия – России. С момента эмиграции никто из Династии не умер с голода и не был расстрелян. С той же даты – не меньше пятидесяти миллионов русских людей были уморены или расстреляны. Мне, Ивану Лукьяновичу – Россия нужна до зарезу, России – Иван Лукьянович никак не нужен, – Россия уж как-то обойдется и без меня. Династия без России как-то обходится. А – как «обходится» Россия без Династии?».

В заключение я хотел бы привести еще одну цитату из статьи Ивана Лукьяновича 1952 года «Размножение центров», а именно: «Во всей эмиграции есть только одно Имя, которое свободно от всякого банкротства – это имя Главы Династии. Это Имя – и только оно одно, имеет значение для России – имеет силу взрыва, далеко превосходящую все атомные бомбы, и советские, и американские, вместе взятые. Ибо массы поверят только Дому Романовых – и больше не поверят никому. Я этого не «думаю», я в этом не «убежден» - я это знаю».

Конечно, можно долго рассуждать о том, что это справедливо для того времени, а по большому счету, даже для чаяний подсоветских граждан предвоенного периода, знакомого И.Солоневичу по личному опыту, но никак не для сегодняшнего дня. И отчасти это справедливо, но только пока речь идет о теоретических рассуждениях, чтобы не сказать досужих фантазиях на монархическую тему. Но как только вопрос реставрации войдет в практическую плоскость, эта мысль вновь станет на 100% актуальна.

Спасибо за внимание!