Перечитал я тут автобиографическую книгу замечательного русского автора Бориса Ширяева «Неугасимая лампада», повествующую о жизни советского концлагеря СЛОН – Соловецкого лагеря особого назначения ОГПУ в первой половине 1920-х годов.
Среди прочего там приводится такая песенка «блатных»:
Шли два уркагана
С одесского кичмана
С одесского кичмана на домой.
И только ступили
На тухлую малину,
Как их разразило грозой…
Товарищ, миляга,
Ширмач и бродяга, –
Один уркаган говорит, –
Судьбу свою я знаю,
Что в ящик я сыграю,
И очинно сердце болит…
Другой отвечает:
И он фарт свой знает,
Болят его раны на груде,
Одна затихает
Другая начинает,
А третия рана на боке…
– Товарищ, миляга,
И я – доходяга,
Зарой мое тело на бану!
Пусть помнят малахольные
Легавые довольные
Геройскую погибшую шпану!
Чтобы она была понятна старым русским эмигрантам Борис Ширяев дает целый словарик «блатного» арго. Мы же, «рожденные в СССР», прекрасно понимаем без всяких справок, о чем в этом опусе говорится.
Очевидно, что общеупотребимый лексикон граждан вполне отражает состояние общества, веяния, тенденции, обычаи повседневной жизни. И этакое облегченное всеобщее «ботанье по фене» стало естественным отражением тотальной криминализации советского народонаселения, перешедшей по наследству современным россиянам. О т.н. «русском шансоне» и поминать не хочется.