Это цитата сообщения Ивалон Оригинальное сообщение

"Сто лет одиночества" - прелюдия к "Осени патриарха"? Да не только "Сто лет одиночества", а все написанное мною раньше есть прелюдия к "Осени патриарха", хотя критики отмечали, что написанное раньше - прелюдия к "Ста годам одиночества", а "Осень патриарха" - нечто совсем другое. Я-то думаю, что все как раз наоборот.

Главное, что меня всегда интересовало, - проблема власти.
Мне кажется, что, если бы полковник Аурелиано Буэндиа не проиграл войну, а выиграл, он стал бы патриархом. Его товарищ, которого он собирается расстрелять, говорит ему: если ты выиграешь эту войну, то станешь самым кровавым диктатором из тех, кого знала эта страна. Есть момент, когда Буэндиа мог бы победить в войне, взять власть и стать самым кровавым из диктаторов. Но тогда книга получилась бы совсем другой, и потому я оставил этот поворот на потом, для другой книги, для книги о диктаторе, для книги, к которой я шел и которую хотел написать очень давно. Именно в этом смысле, я думаю, "Сто лет одиночества" - прелюдия к "Осени патриарха", так же, как и все остальное.

Итак, если бы полковник Аурелиано Буэндиа не проиграл войну и стал бы диктатором, все было бы иначе. К тому же книга о диктаторе требовала бы совсем иного подхода. Я боюсь, что "Сто лет одиночества", может, и нравится многим потому, что это слишком легкая книга. И я боюсь, что в большинстве случаев она нравится не за то, что мне кажется в ней хорошим, а за то, что мне представляется слабым. Мне кажется, она немного похожа на многосерийный телевизионный роман.

Напротив, "Осень патриарха" требует от читателя определенной литературной подготовки, приобщенности к магии литературы. Как раз этим она мне и нравится. Очень нравится, потому что я работал над ней долго, в свое удовольствие, и когда не писалось - не писал, а когда не знал, что должно быть дальше, давал ей отлежаться: например, когда мне вдруг казалось, что я не помню, как пахнет гуайява, я понимал, что если я не мог вспомнить, как пахнет гуайява, то, значит, утратил связь с прошлым, со своими корнями, ведь писал я в Барселоне.

Я, латиноамериканец, оказался в совершенно исключительном положении, мне не довелось жить при диктатуре. В это время в Латинской Америке не было подходящей для меня диктатуры, чтобы посмотреть, что это такое. И я поехал в Испанию, там была настоящая, старая диктатура одного человека. Диктатура семейства Сомосы в Никарагуа не являлась в этом смысле старой, она передавалась вроде эстафеты. Но в Испании очень трудно было писать по памяти о Латинской Америке. В то же время изо дня в день там происходили какие-то события, которые обогащали роман (я делаю длинное отступление, но потом приду к тому, о чем хочу сказать).

Например, в "Осени патриарха" уже был написан эпизод, где жена диктатора становилась жертвой покушения. Она отправляется на рынок с сыном. И в последний момент ей приходится воспользоваться машиной мужа, потому что ее машина оказалась неисправной. В его же автомобиль, оказывается, подложили динамит. И вот, когда она приезжает на рынок, динамит взрывается и машина взлетает на воздух.

Примерно как это случилось с Карреро Бланке?..

История с Карреро Бланке произошла, когда эпизод был уже написан. Но я подумал, что нельзя его оставлять, ибо получалось, будто я воспользовался реальным случаем. Писатель может использовать событие, случившееся в действительности, но при этом он обязательно должен проделать некоторую литературную переработку. А выходило фотографически точно, как сообщение из газеты, как слишком точное воспроизведение того, что было. И мне пришлось переделать эпизод. Думаю, к лучшему, потому что история с собаками, которых натаскивали, чтобы они растерзали Летисию Насарено на рынке, - одна из лучших в книге. Так что в результате у меня получился эпизод - и в литературном, и в гуманистическом смысле - гораздо лучший, чем был вначале.

Испания наполнила книгу реальным жизненным содержанием, дала много материала. Но тут вдруг я заметил, что сама основа книги, ее суть начинает как бы размываться, и даже язык меняется, потому что в повседневной жизни я все время разговаривал совсем не на том языке, на котором писал. И я смог позволить себе роскошь, какой не мог бы себе позволить, когда писал "Сто лет одиночества": отложил книгу и поехал на Карибские острова. Я объездил остров за островом - путешествовал два-три месяца. И когда вернулся, все для меня опять было по-новому, и я смог продолжать писать. Это идеальные условия работы. А еще хорошо иметь такую возможность: если напишешь книгу и она тебе не понравится, то порвать ее, выбросить - и дело с концом. "
(Из беседы с советскими латиноамериканистами)

Перевод Л. Синянской

Беседа состоялась в августе 1979 г. в редакции журнала "Латинская Америка" (Москва), где полностью опубликована (1980, ?1).
http://macondo.h1.ru/index.php?publicism/interview4.htm

тут собственно роман
http://lib.ru/MARKES/patriarh.txt