она шла по улице, стараясь не оглядываться на лица прохожих. каждая её новая мысль, появившись в голове, спускалась вниз, и, словно нож для жертвоприношений, вонзался в её сердце, которое и так уже почти не билось.
она ругалась. ругалась на себя, за то, что позволила себе слабость. ругалась на него, за то, что дал её возможность проявить эту слабость и жизнь вообще, за то, что у неё есть слабости.
она должна быть шутом, никто не должен видеть её слез, и тем более никто не должен знать о её чувствах.
потому, что их просто не должно быть.
каждое её искреннее чувство стоит слишком дорого.
она шла, не глядя на дорогу, а мысли голопом бегали по артериям и венам, стараясь высосать из неё все соки.
как она могла так поступить? как она могла подумать, что она может стать кем-то для него?
да, она вспомнила свое детство и те сказки, что на ночь ей читала мама. там всегда бродяжки становились принцессами.
но она забыла, что она не бродяжка, а шут. а шут - это совсем другое. шут не имеет желаний, шут не имеет пола, шуту не нужна любовь.
она остановилась и подняла глаза к небу.
как она могла посметь... как она могла понадеяться на то, что все измениться?
просто с ним она почувствовала себя человеком... не просто человеком, а счастливой женщиной, которая влюблена.
но теперь эйфория прошла. вернее, её отобрали, отключили, или что там ешё с ней делают.
все, что осталось для неё - это воспоминания. воспоминания о нем и его музыке, что, захватив её невесомую душу, уносила её в края, где нет никого, кроме них двоих.
но теперь яркость мелодии поблекла и, вместо того, чтобы звучать в её голове маршем надежды, она стала напоминать реквием по мечте.
просто у шутов нет мечты. просто у шутов нет надежды.
она забежала в подъезд и, зайдя в лифт, привела себя в порядок.
вот лестничная клетка, вот дверь, звонок...
"о, дарова!" - на пороге стояла девушка, лицо её украшала улыбка. она вручила имениннику огромного плюшевого слона, она шутила и веселилась.
искренне или нет - я не знаю. потому что в черных глазах не видно эмоций.