Я - маленький мальчик, школьник-первоклассник. Зима... Это горка, Новый год, мороз - это всего лишь источник сосулек так сладко таящих во рту, источник двух ручейков соплей из носа и румянца от уха до уха. Из школы - через стадион на горку, обязательные полчаса катания и морозной радости, и пусть стынет суп и мама вздыхает глядя с балкона. Иду домой, пальтишко из серого шинельного материала, варежки уже не на резинках, а как у большого, любимая синяя вязаная шапка с помпоном и непременной красной звездочкой, съехавшей на бок. И тут, на дороге что-то непонятное. Кусок черной ткани? Подхожу ближе. Мягкая игрушка? Только как-то неестественно изогнутая, с торчащими изломанными лапами. Машинально утер сопли. Еще ближе. Робко потрогал рукой. Твердая. Покачал, повернул. Стеклянные глаза и страшная, оскаленная морда. Собачка. Качнуло. Теоретически я, наверно, понимал, что она умерла. Но, как-то не укладывалось это в моей, тогда еще совсем светлой голове. А вокруг идут редкие, нахохленные прохожие.
И я решил спасать собачку. Не знаю - зачем и почему, но я понял, что должен ее спасать.
Она была большая и тяжелая. Цеплялась раскинутыми и жесткими лапами за снег, за землю. А я упорно тащил ее, путаясь в мешке со сменкой, надетом на руку. Через двор - домой, в школу было дальше. Подскальзывался, падал на попу, искал нужное положение, как будет легче: тянуть? Или может толкать.
Забор вокруг стадиона состоял из бетонных рам в которых была нятнута сетка-рабица. В ней были дырки. Через стадион вела тропа с электрички, и дальше, через дырку - там уже и до дома не далеко. До забора я ее дотащил, а вот перетащить через раму - не мог. Она была довольно высокая, собачка тяяжелая, а я- маленький и довольно уставший. Мимо равнодушно шли люди глядя на мое пыхтение. Шапка на затылке, пар валит, последняя попытка, еще чуть-чуть... и я поскальзываюсь. Собачка остается по эту сторону. Нету сил больше ее тянуть и я, совершенно инстинкивно, не готовый еще смириться с неосознанной еще но уже страшной для меня мыслью со слезами оглядываюсь на прохожих. Они равнодушным ручейком текут мимо. И тут я вижу человека в военной форме. Как папа, большой и сильный, он мне обязательно поможет. С криком и уже плача, я бросаюсь к нему. Дяденька, дяденька, помогите. Там собачка умирает. Я уже не могу ее нести. Военный наклоняется, внимательно слушает меня, а я уже тяну его к собачке, которую надо согреть, спасти. "Вы ведь поможете, вы же военный, у меня папа военный, они сильные и хорошие, они всех спасают, дядя-военный, пожалуйста", лепечу я ему сквозь слезы, сидящему на корточках над черной ледяной собакой.
"Мальчик, она умерла. Ее больше нет." Я, на миг прекратив плакать молча гляжу на его красное лицо с усами в инее.
"Совсем?" Жизнь и мир повисли над пропастью на ниточке детского сознания, которую он держит в руках.
И тут он улыбается. "Нет."
И он, подхватывает одной рукой меня, другой за лапу собачку и несет нас к дымящемуся канализационному люку. "Мы положим ее сюда, здесь тепло, она отогреется и все будет хорошо, ты во время ее спас".
"Правда?" я был недоверчивым и серьзным ребенком.
"Правда. Слово военного." уголки его глаз улыбались.
"Спасиииибо"! Радость из меня, поставленного на землю наверно сделала его моложе на пару лет. "Пока, собачка, поправляйся!" Я помахал ей рукой в варежке.
"Я тоже вырасту и стану военным, как вы!".
"Лучше не торопись", сказал он и пошел в промерзший сквер.
А я побежал к маме, окрыленный радостью от себя, красивого военного, сосулек, горки и зимы, в которую так просто творить чудеса.