Николай Васильевич сидел за письменным столом, погрузившись в размышления. Только что он написал набело давно ожидаемую всеми сказку. Он считался признанным автором сатирических произведений, великолепны были и драматические произведения, вышедшие из-под его пера. И вот он решил попробовать себя в новом жанре. Ему удалось придумать до невероятного оригинальный сюжет, при этом он вышел далеко за рамки традиций; его произведение должно было открыть новое направление в детской литературе. При этом сказка была настолько пронизана добротой, верой в справедливость, счастье и гармонию, что могла бы утешить человека в глубоком горе, подарить радость находящемуся в депрессивном настроении. Даже самые чёрствые люди поддались бы её обаянию; это была сказка, достойная слов Печорина: "Я читал сначала с усилием, потом забылся, увлеченный волшебным вымыслом... Неужели... на том свете не платят за каждую отрадную минуту, которую дарит его книга?.." Сказка оказалась бы настоящим чудом, частичкой волшебства в этом мире. Её любили бы дети, и именно она могла давать толчок к развитию как первых навыков, так и увлечения чтением. Она издавалась бы миллионными тиражами по всему миру, и лучшие издательства спорили бы за право напечатать это замечательное произведение. Миллиарды и миллиарды людей были бы благодарны автору за врачевание души. Его имя знал бы каждый, начиная от младенцев и кончая бабушками на скамеечках возле дома. И вся история человечества могла бы повернуться по-другому...
А Николаю Васильевичу не нравилось. "Неужели, - думал он, - найдутся люди, которые это будут читать? Которые не найдут это смешным, не скажут, что это - ребячество? И верно, это же бред! Кто же поверит в силу доброты сейчас, когда люди убивают на каждом шагу, когда и сама жизнь едва ли не перестала быть ценностью? Кто поймёт, что я сам во всё это верю - я, который никогда не написал ни одного рассказа или романа, ни одной повести, закончившихся триумфом светлого начала? Кому она принесёт пользу, эта книжонка? Этот жалкий плод моих бессонных ночей, когда голова гудела, когда я порой и сам не осознавал, что же я пишу? Не верю! И не буду давать никому читать этот бред! Его нельзя публиковать ни в коем случае!"
Он всё сидел в своём кресле, а его мысли всё становились более и более неприятными. Они отзывались невероятной болью в его душе. И он почувствовал нужду выбросить сказку в огонь. Тут в дверь постучали. Вошёл его давний друг, Александр Сергеевич. Друзья поздоровались, поговорили немного о последних новостях, и Александр заметил на столе Николая ту самую книгу со сказкой.
- Коля, ты уже написал сказку? Можно почитать? - и Александр подошёл к столу.
В голове Николая Васильевича вихрем пронеслось всё, чем он бичевал своё произведение. Он сжал кулаки и нервно проговорил сквозь стиснутые зубы:
- Не прикасайся к ней!
- Коля, ты чего? Я же её не съем! Или ты не хочешь, чтобы кто-нибудь её видел до опубликования?
- Я вообще не хочу, чтобы кто-нибудь её видел!
-Да что с тобой сегодня? - и Александр взял книгу. Ответ Николая прозвучал зловеще:
- Отдай книгу, или я брошу тебя в камин вместе с ней.
Николай был гораздо мощнее Александра. Тут бы последнему убежать, но он испугался гнева хозяина.
- Коля, но почему?
- Потому что это моё право. Авторское право.
Александр подошёл к столу и положил книгу обратно. Во мгновение ока Николай, словно тигр, прыгнул, издав ужасающий крик, больше похожий на рёв, схватил листочки, на которых была запечатлена квинтэссенция результатов его творческой деятельности за весь последний год (деятельность велась в таком режиме, что серьёзно подорвала его здоровье) и что есть силы швырнул их в огонь.
- А теперь - вон из моего дома! - буквально проорал он.
Александр в испуге выбежал из дома друга.
А Николай без сил упал в кресло и безразлично смотрел, как догорает то, во что он не поверил. Чего никто не увидел. И без чего жизнь пошла своим гнусным чередом, как и раньше.

LI 3.9.25