Есть музыкальные мотивы, с которыми ничего я не могу поделать. Их волны набегают со всех сторон, и я не в состоянии сдерживаться. Они жмут сильнее и сильнее, опустошая изнутри. Жмут, как губку, выжимая соки. Я не могу их слышать в присутствии кого-либо. Это для меня тяжело. Но и не слушать их не получается. Время от времени к ним возвращаюсь. Только они могут помочь. Только они способны тронуть струны внутри, которые сам задеть не в состоянии. Вселенная. Как же она глубока. Она как море. У неё есть прибой. И она шелестит. Я слышал, как она шелестит в детстве, прикладывая полусогнутую ладонь к уху. Им нужны были ракушки, чтобы услышать море. Мне же достаточно было своей ладони. Приложи её к уху полусогнутую, прислушайся, если ты услышишь тишину, значит, ты не дружишь с ветром; подружись с ветром, найди, поймай его, он не обидится, если ухватишься за хвост. Он будет только рад познать твой микрокосм. Будет рад дарить тебе солёные капли. Размахивая крыльями, успокаивать раны. Разглаживать шрамы. Смешить до слёз, щекоча в носу. Биться, не понимая, о роговицы глаз, и, затем, удивляясь, разглядывать мир в том цвете, в каком видишь ты. Впусти его. И он подружится с воздушным змеем, который залежался на твоём чердаке, запутался в извилинах пережито’го. Сметёт пыль с воспоминаний, заставляя тебя выйти из застенок на эспланаду ветров, чтобы она не осела на твоей судьбе, и чтобы другие ветра не дали заиндеветь волосам, разбросав твои локоны в синеве неба. Подружись с ветром. ... Я знаю. Где-то гуляет мой буйный. Он часто вспоминает обо мне, присылая кораблики мыслей, своими якорями задевающие за мои чувства. Но я не хочу, чтобы он меня нашёл. Мне не дали его впустить раньше, когда было время. Заглядывая в замочную скважину, я вижу, что она с каждым годом уменьшается. Время выплёвывает становящиеся большими ключи, и мне приходится вставлять новые, поменьше. Со свойственной мне забывчивостью, я никогда не пропускаю момент и замыкаю дверь новым ключом, потому что сон – неизбежное, и он не даёт забыть. Мой ветер часто возвращается и стучит в дверь, чтобы вновь улететь и вновь создавать чудные метаморфозы в окнах. Но окна так прозрачны. Я смотрю в них на отдалении. Крылья лихого сильны. И я могу в любой момент сдаться его страстям, и их открыть. Пока этого не случается. Но набор в моей ключнице не бесконечен. И когда-нибудь он, вновь прилетев, прошелестит морем по двери и обнаружит, что та пропускает пузырьки желаний. Не мешкая, проникнет внутрь и, удивляясь бесчисленности коридоров морщин, станет разглаживать складки на стенах, выпуская из тисков времени листы, и, в свою очередь, остановив его ход, станет уменьшать мир, чтобы разместить его на ладонях, он раскроет мои ладони, пробежится по руслу жизни, размножающегося у конца, посчитает, сколько их у устья моей амазонки, и, выбрав ту сокрытую, единственно верную, не исчезающую в океан линию, вытянув в струну, унесёт ввысь, чтобы привязать к другой звезде, другой вселенной, и струна, словно луч, начнёт светить ярким светом, которого я ещё никогда не видел, светом далёкой звезды. Затем, схватив мою келью со знакомыми, но прозрачными стенами, он встряхнёт её и отдаст в мои руки. Там внутри, будто в волшебном шаре путешественника, как в воде - в истории - будут летать листы – словно снежинки, вокруг единственного стула, напоминающего обо мне, затворнике. Листы настолько малы, что нельзя будет разглядеть надписей и это нисколько не станет удручать. Лишь улыбнусь маленьким листам, будто сверкающим иненкам. И брошу шар в котомку, где уже лежат несколько похожих. Свет звезды по сверкающей странным светом линии начнёт манить. И странное движение за спиной поддаст меня вперёд, затем то же движение и я опять продвинусь вперёд, затем ещё, и ещё, и опять впереди. Оглянувшись, я пойму, что это не ветер. Он теперь приобрёл знакомый силуэт, - человека играющего на свирели заунывную мелодию. И волны музыки теперь не станут набегать. Линия моей судьбы, утолщаясь, начнёт их вбирать, пока не исчезнет. Но свет моего начала станет виден впереди, и крылья за спиной выведут к новым гольфстримам будущего.