«Душе пришлось стократно обмануться
С тех пор, как, дав с пути себя совлечь,
Она назад пытается вернуться.
Вот море, горы, и огонь, и меч, -
Я ж в мире жить со всеми должен разом.
Так пусть же тот, кто мысль мою и разум
Убил, меня не бросит у горы»
Буонарроти Микеланджело
Пресыщение - ужасное слово, тяжёлым бременем встающее однажды на пути человека. Сколь угодно раз. Кто-то умеет считать. Разве что - не я… Удивительное рядом: нет слов способных описать высокие голоса, парящие над суетой. Голоса, творящие музыку. Мелодия, разрывающая на части своей партитурной точёностью и поражающим спокойствием. Оно. Самое. Начало, своей божественной дланью качающее колыбель. В которой когда-то был ты. Без забот. С капризами, ставящими во главу угла лишь сиюминутные желания. Но тогда музыка не была слышна. Было лишь одно стремление: разорвать узкий круг стен мира, заполнив пространство воздушными шарами прихотей. Пресыщение – слово, которое для тебя не значило ничего. Оно, маскировавшееся за белым листом, тут же замазывалось чернильной пастой. По «школьным» аллеям разбрасывалось вместе с опавшими листьями, не успевая себя проявить однообразием палитры осеннего гербария. Будучи осаленным, словно ураганным вихрем, сметалось из щелей твоей неугомонной души. Безжалостно разрывалось меж спиц железного коня вслед отстающему ветру за спиной. И оно не было способно заточить тебя в болоте риторики. Мир, стесняемый твоим упорством, увеличивался в размерах и ты не задумывался о том, что его предел не бесконечен. Лишь иногда услышанные голоса, доносящиеся из рукотворных миров, напоминали, что эта вселенная, рано или поздно, тебя выплюнет. Как ты того и ждёшь. И мир вовне окажется пустым и диким. Где возможности саксаулами мечутся погоняемые вихрями времени. Где нет места неточностям. И всё должно быть определено в твоей голове. А в руках за место невода, оставшегося с походным рюкзаком в небытии, короткая нить, которая потеряна от неясности - что с ней делать. Кто-то из подобной сплетает клубки, схватывая пауков стремлений. Я же, остановившись, пытаюсь найти свою, но, находя другие, выбрасываю, не догадываясь об их важности. И вот теперь, я понимаю, что стою у порога в неизведанное. Детский организм, в большей степени, подвержен гормональной активности. И в большей степени именно сейчас понимаю, что мешаю самому себе. Ибо тело преисполнено дрожи. Но «сейчас» не значит – «не ранее». Такая головоломка решается воспоминаниями, синхронизирующимися с моментами отчаяния - когда свет памяти настроен на частоту импульсов-моментов «когда тебе тяжело», и отсекаются все ненужные составляющие непростой картины. Здесь сухой color. И именно поэтому его истинный цвет недоступен, не только другим, но и тебе. (И здесь одна из причин, почему людям со мной тяжело). Интонация строфы не видна, значит не читаема. И пусть существуют два микрокосма движущихся в одном направлении, но взоры разведены на параллели, в оставшемся задолго позади месте бифуркации. И сотни лет одиночеств во вселенной. И мириады отражений здесь не говорят ничего. Патетика заключена внутри, на архипелаге слияний. И можно сколь угодно носить маску благополучия, но в солёной глубине так и не дождёшься того, кто сорвёт, и узнает под ней лицо. И настанет миг, одна из нитей, пристанет к твоей строке неизгладимой морщиной. И этот момент станет этапным сигналом нитям другим. Появится новая кисть, на кончике которой изнутри будет сочиться тот самый цвет, - цвет увядания. И пусть слова нейдут. Но оглядки на рукотворные зеркала творят чудеса. Как жаль, что в них уже не отражаешься ты. Теперь тебя там нет. Теперь ты стоишь,.. ты «до’лжен» быть одной из опор стоячего зеркала. В отражениях былое ближе, чем воспоминаемое напрямик. Но попытка пойти кратчайшим путём лишь разобьёт очередной мост к потерянному раю. А альтернатива не даёт ничего, кроме пути к горизонту, - недосягаемому. И расстояние творит свои фокусы, и те еле узнаваемые созвездия губ, плетущие ткани слов, будут лишь очередными туманами безмолвия, которые не дала разглядеть жажда. Как только воля будет не в силах сдерживать гончих желаний, ты должен во чтобы то ни стало узнать сизифов камень, чтобы вовремя споткнуться. Ибо такой Эверест ещё никто не покорял. И мои забвенные хождения заставляют вскинуть руки к небу, а воля в выдохе отчаяния лишь прошепчет в безветрие тише шелеста куста: «Боже, как же больно».