Это цитата сообщения Почти_новая_горжетка Оригинальное сообщение

В школе меня все время пытались превратить в педагога. Вот странное дело - то они на меня заявления в детскую комнату милиции отправляют, то всем педсоветом хором умоляют моих родителей отдать мои документы в педучилище - потому как несомненно их дочь - будущий Песталоцци и Сухомлинский в одном лице. Но родители не верили и наотрез отказывались - к жуткому разочарованию всех пристствующих, которые надеялись от меня таким изящным образом избавиться.

Весь восьмой и девятый класс мне ежедневно приходилось подменять гриппующих учителей. На педагогов тогда мор какой-то напал - каждый день одного-двух не досчитывались. Ну то, что на меня свалили немецкий у младших классов - это неудивительно. В эту районную школу я попала, вылетев со свистом из немецкой спецшколы (третьей по счету), и с германским наречием у меня дело обстояло неплохо. До моего появления немецкие уроки вела библиотекраша Клеопатра Семеновна - бывшая малолетняя узница Освенцима, которая там язык и выучила. В основном в пределах - "всем - на аппельплатц!" и "суточная норма баланды снижается для следующих категорий".

Когда выяснилось, что малышня под моим руководством вполне успешно осваивает язык Гете и Гейне, мне под сурдинку подсунули и старшие классы. В том числе девятый и десятый. Сперва мои ученики бунтовали - все-таки я для них совсем малолетка была - но в конце-концов все устаканилось: особенно после того, как мне разрешили ставить им в журнал оценки.

Ну, а раз так замечательно у нас вышло с немецким, то завуч Наталья Сергеевна вскоре догадалась навьючить мне на шею еще литературу, историю, географию...
Два года я ходила в школу - как на работу. (А в качестве благодарности дорогие товарищи учителя под конец отправили меня в психбольницу прямо с занятий - как-нибудь я про это поподробнее напишу).

Все дни недели я повествовала школьникам про Достоевского,Антанананриву и Большеногую Берту - за исключением сред. В среду у нас были проблемы посерьезнее. В школьную программу незадолго до этого ввели курс профессиональной подготовки: мальчиков обучали столярному делу, автомобилевождению, еще какой-то хрени, а девочек распределили на машинисток-секретарш, поваров и педагогов дошкольных учреждений. Строго говоря,я оказалась единственным педагогом из всех классов - барышни предпочли освоить более осмысленные профессии, а так как мне было совершенно все равно, на что тратить молодость - то меня и командировали в детский сад номер 645.

Нет, сейчас я-то понимаю, какое это было безобразие. Воспитательница в старшей группе была одна - молодая такая красавица, голова которой была забита чем угодно - только не детским садом.
С первого же дня она представила меня младенцам и благополучно усвистала - напомнив, что если родители до семи всех не разберут, то на пришедших позже предков нужно наорать, "а то они их тут и на ночь оставлять будут - головы-то нет и совести тоже".
Так что раз в неделю я оставалась один на один... то есть, один на тридцать с сопливыми и малообразованными существами шестилетнего возраста. Сказать правду, я их не любила. Мне было с нми скучно и неприятно. Но чувство это взаимным не было - малышня при виде меня приходила в восторг, так как точно знала - весь этот восхительный день можно беситься и капризничать до полной невменяемости, а слабохарактерная Татьяна Витальевна будет лишь сидеть на скамейке под грибком, подперев кулаками щеки и оглашая воздух не обязательными к исполнению командами:
- Таня, не кусай Женю! Женя может оказаться ядовитым!
- Егор, прекрати валяться на спине! Перевернись на живот, чтобы куртка была испачкана равномерно!
- Что такого интересного вы пытаетесь найти в Катиных трусах, девочки? Я бы на вашем месте сконцетрировалась на Диме или Сереже - поверьте, там открываются куда большие возможности!

И вот в этом-то странном месте меня настигла весьма неожиданная любовь. Любви недавно исполнилось шесть лет и звали ее Армен. Это был очень рослый для своего возраста красивый мальчик с невероятно серьезным, взрослым характером.

Я никогда не видела, чтобы Армен бегал с воплями или катался вниз головой с горки.. Чтобы он плакал. Чтобы он дрался или хохотал по-гиеньи. Нет, он играл с другими детьми - но лишь изредка, спокойно снисходя к их требованиям и, кажется, не испытывая к игре ровным счетом никакого интереса. Большую часть времени он исполнял обязанности пестуна - одевал на прогулку тех, кто сам не умел этого делать, разнимал дерущихся, помогал мне собирать разбросанные игрушки и раскалдывать по батарее промокшие варежки. Все он делал спокойно, с элегантным таким равнодушием к происходящему.

- Не надо волноваться, - говорил он мне. -У Лени часто идет кровь из носа - у него сосуды слабые. В медпункте все равно никого нет - вот, возьмите мой платок - я его смочил водой. Просто нужно подержать ребенку голову вверх.

Он всегда так и говорил "дети", "ребенок".
- Поставьте пластинку с Робин Гудом, дети ее любят и полчаса посидят спокойно, а мы с вами сможем разобрать им постели.
Лучше всего в Армене была его улыбка - мягкая, медленная - с обязательным ироничным поднятием левой брови домиком.
Другие дети его побаивались - будучи на голову выше всех, он легко мог разобрать саму большую кучу малу, поднимая ее участников за шиворот.

Чаще всего он сидел где-нибудь неподалеку от меня, посматривая искоса на резвящихся младенцев и приводя в порядок очередную разломанную машинку или куклу.

- Кем ты хочешь быть. Когда вырастешь? - спрашивала я его.
- Я еще не решил. Но мне очень нравится математика.
- Почему?
- Потому что весь мир состоит из цифр. Просто мы их не видим.
- А я не люблю математику, - признавалась я. - Все эти функции и мноджества кажутся мне пугающими.
- Вы же женщина. Девочка. Вы должны любить другие вещи.
- Какие?
- Цветы, например. Вы любите цветы?
- Ну... я не испытываю к ним отващения.
Через день Армен приносил мне букет тюльпанов.

- Я попросил папу их купить - у него рядом с работой - большой цветочны й магазин.
- А что сказал папа?
- Ничего не сказал. Просто купил. Я же заплатил за них из своих карманных денег.


Ровно в шесть Армен надевал свой мягкий, сине-красный комбинезончик на широких молниях и шел домой. Один. Перед выходом из дверей он всегда оборачивался и улыбался мне. А я махала ему вслед рукой и с нетерпением ждала следующей кошмарной среды.

В его присутствии мне была так хорошо и радостно, - как пожалуй никогда больше не было с мужчинами.

Армену сейчас... да двадцать четыре года. Интересно, где он?