осторожно пробирался вдоль плинтуса. В коридоре уже неделю не убирались и от пыли хотелось чихать. На счастье, Джон До этого не умел.
Длинный коридор - двери справа, двери слева, серый линолеум посередине.
Послышались шаги. Джон До замер. Ближняя дверь открылась, в проход выступили потрепанные найковские кроссовки. "Один быстрый рывок - и я внутри..." - уговаривал себя Джон До. Он зажмурился и побежал вперед - вдоль стены и направо - быстро, как только мог. За спиной раздался хлопок и удаляющиеся шаги. Получилось.

Джон До никогда не ел из мышеловок. Да и с пола-то ел только в исключительных случаях - мало ли какой гадости могут накидать... Крестный отец Джона До, Эйб "Весельчак" Гиллиган, придерживался другого мнения относительно добывания пищи. "Запомни, мой мальчик, - говаривал он, - все съедобное, что посылает нам Всевышний, есть великий дар, который надо использовать по назначению." В 86-м Эйба Гиллигана назначили министром продовольствия, но пробыл он на должности недолго. Его тело нашли зимой того года, под Рождество, в переговорной комнате. Никто так и не узнал, что же случилось, но по сведенным судорогой посиневшим конечностям можно было предположить отравление крысиным ядом.

Джон До сидел за шкафом. В щель между задней панелью и стеной он видел ножки кресла и пару черных женских туфель. Пара босых женских ног была там же - видимо от жары женщина сняла обувь. Они так делали, когда сидели на рабочем месте и их никто не видел. Из-за шкафа был виден каждый напедикюренный пальчик. Холеные, ухоженные ноги. Джон До таких не любил, хороший педикюр всегда вызывал в глубине его души чувство надвигающейся большой опасности.

Но сейчас эти пальцы мало его волновали. Он знал, что чуть дальше женских ног, в дальнем углу стола стоит корзина для мусора. Стоило просунуть голову сквозь решетку корзины и прогрызть тонкий пакет - и остатки засохших за выходные пирожных достанутся ему. Эта женщина всегда покупала больше пирожных, чем могли съесть все люди в этой комнате. Конечно, ему хватило бы и маленького кусочка, даже крошечки. Ведь на выходные все двери в здании заперты и есть практически нечего. Джон До был голоден, чертовски голоден.

Он подобрался к самому краю шкафа, изготовился и ринулся мимо женских ног под стол. Мягкое покрытие на полу делало его передвижения неслышными. Джон До отдышался и осмотрелся. Мусорная корзина стояла там, где он и ожидал. Теперь главное - не создавать шума. Стоило женщине услышать шуршание пакета в корзине - и не миновать больших проблем. Где-то наверху заговорили. Два молодых женских голоса. Видимо, соседка по столу подошла поболтать. Кто-то пододвинул стул, зазвенела ложка в чашке.
- А она что?
- Да ничего... развернулась и ушла...
Женщина с дорогим педикюром была чем-то раздражена.
- Было бы на что смотреть... Вся какая-то бесформенная, на голове черт те что, ботинки-гробики, куртка какая-то с вьетнамского рынка... А накрашена... мама дорогая...
- Да ладно тебе, - вторая явно пыталась ее успокоить, - ну ты же видишь, что тебе ничего не грозит. Вот он наиграется с этими восторженными девочками - и будет весь твой. Да в слезах приползет, я тебе клянусь.
- Нет, - вторая, кажется, пыталась заплакать, - теперь уже точно - либо он мне сделает предложение, либо катись все к чертовой матери!

Снова воцарилось молчание, только нервно звенели ложки. Джон До стал пробираться поближе к корзине. Для него уж лучше бы эти двое продолжали разговор.
Достигнув своей цели, он просунул голову сквозь прутья. Аккуратно схватил зубами краешек пакета и начал его пережевывать.

- Ты понимаешь, дорогая, - снова заговорили наверху, - что такое настоящая женщина? Это мы с тобой: ухоженные, образованные, начитанные, общаемся в нормальных кругах, а не с какими-то там придурками, одеваемся со вкусом, следим за собой, увлечения у нас достойные - у тебя горные лыжи, у меня каратэ. Я считаю, и с карьерой все нормально. Так что люби себя и не переживай. Эти козлы за нами пачками бегают, а ты из-за одного тут слезы льешь.
- Да... наверное...

Джон До прогрыз пакет и уткнулся носом в этикетку: "Пирожное "Эклер". Да!
Запах засохшей выпечки ударил в нос и на секунду помутил рассудок. Как хотелось есть!
Схватив в зубы самую большую крошку, Джон До развернулся и помчался мимо женских ног обратно за шкаф. Но в последнюю секунду, когда он уже почти миновал туфли, резкий удар об ножку кресла оглушил его. Последнее, что он слышал, был резкий крик: "Аааааа!!! Мышь!"

Зачем я это рассказываю вам?
Когда я была маленькой, единственным близким мне человеком был мой дядя. Он воспитывал меня, подарил мне первую куклу. Он принес мне кусочек сыра со свечкой на мой первый день рождения. С ним я впервые вышла из подвала. Он показал мне все коридоры и двери. Он рассказал, как выглядит мышеловка.
Когда мне было десять, его нашли в мусорном баке проткнутым каблуком туфли. От удара каблук сломался пополам и туфлю так и выбросили - с нанизанным на нее мертвым телом.
И я хочу вам сказать вот что: мой дядя, Джон До, всегда говорил: "Когда я вижу дорогой педикюр - у меня появляется ощущение надвигающейся большой опасности". Запомните эти слова.

Марта Бернс.