Она неуверенно встала на бегущую ступеньку эскалатора, перед ее глазами замелькали бесчисленные безжизненные лица людей. Она медленно погружалась в пучину копошащихся внизу человечков, таких маленьких и бессмысленных. Она переводила свой взгляд с лица на лицо и осознавала, что в этих лицах нет ничего. Некоторая безжизненность и автоматизированность жестов, взглядов, фраз… Она спрыгнула с эскалатора на грязный мраморный пол и медленно побрела в самый конец зала – там ей было удобнее выходить. Люди вокруг куда-то торопились, некоторые ее толкали и убегали дальше, не извиняясь или бросая иногда в спину что-то вроде: «Даже пройти не дают». Она осталась у черной, холодной, металлической двери и посмотрела в щель между дверью и стеной: из черного тоннеля на нее с бешенной скоростью неслись три ослепительно горящих фары поезда. Через секунду душный подземный ветер затрепал ее волосы. Она зажмурилась. Тоска вместе с осознанием чего-то необратимого понеслась по ее крови, оставляя свой след в каждой клетке тела. Двери открылись, люди выходили из залитого непонятно тяжелым светом вагона. Она вошла в вагон, который тихонько раскачивался, стоя на рельсах; пройдя между людей, она встала рядом с последней дверью. На нее вызывающе глядела табличка: «Выход рядом»… У нее непроизвольно промелькнуло в голове: «Выхода нет»…
Двери с грохотом захлопнулись, и поезд понес ее во тьму бесконечного тоннеля. Она смотрела на кабеля, ведущие куда-то. Она взглянула на свое отражение в стекле: та же безжизненность, что и вокруг. Ее это не удивило, она и до этого предполагала, что такая же, как все и ничем не отличается от серости общей массы.
Выйдя из метро, она потерялась в бесконечном количестве людей, которые всегда снуют по Невскому. Она знала, что на нее возложены какие-то социальные обязательства, поэтому послушно брела туда, где кто-то ее зачем-то ждал. Все, окружавшее ее, было ей противно и неприятно, но она не могла ничего изменить, да в общем-то и не хотела. Не то, чтобы ее устраивал существующий порядок, но осознание своей слабости и своего одиночества угнетало ее, и пропадало любое желание. Кто-то ей говорил, что это просто усталость и если она хорошо отдохнет, то все придет в норму. Но она чувствовала, что это не ее случай. Что-то, глубоко засевшее в ее сердце, не давало ей в это поверить. Она уныло брела по асфальту, равномерно политому грязью и растаявшим снегом. Лужи она не перешагивала и не обходила… а зачем?
Она подняла глаза на небо, и ей показалось, что оно собирается на нее упасть всей своей грязно-серой массой. Она остановилась и смотрела на приближающееся к ней небо. В тот момент время для нее навсегда остановилось, оно просто перестало для нее существовать. Может, где-то рядом, параллельно, а, может, перпендикулярно ей бежало время, оно двигалось, как всегда, линейно, обходя лишь ее и позволяя лишь ей с ним не считаться.........................................................................................................