Влюбленности все еще случаются.
Первый раз. Ко мне оборачивается лицо. В голове мгновенно устанавливается пустота. Улыбка с лица втекает в пустоту и заполняет её, не остановленная ничем. Щелк. Организм вспомнил о себе. Но глаза уже намертво приклеились к улыбке. Теперь глаза – сплошной вопрос. Улыбка говорит: добро пожаловать. Располагайся. Ты думаешь: не может быть, чтобы человек вот так вот тебе не сопротивлялся. Я – жертва вселенской мягкости и обворожительности. И я располагаюсь в буквальном смысле. То есть, человек имеет все мое расположение. Без оглядки. Рыбы в воде, птицы в небе. И все такое. Безусловность. Все неудачно зародившиеся вопросы сами с готовностью утопились в океане бессловесного спокойствия. Вот уж, поистине, когда не нужно говорить. Вдруг это становится понятно. И еще понятно, что день прошел. Уголок глаза фиксирует направление стоп. Ты пялишься на улыбку. У себя в голове. Ты еще не понял.
Все не так. Личное и бизнес. Страх. Мнения. Оставляешь за бортом. Но стараешься забыть. Уговори себя, что это не нужно. Кто нужнее? Да, ты прав. Хочу быть левшой.
Много дней.
Бизнес и личное. Удивленный огонек. Получится? Я использовала своих друзей. Огонек разросся. Потом был этот ужасный день, мутный и мрачный, который осветило только рисование на многострадальной левой руке. Сознание двоится. Мозг рушится. Звонки. Убить себя. Расстелить куском кожи по полу и молить на коленях. Что-то вроде этого. Невроз выродился в физическую тошноту. Мысленный разговор. Апатия. Ожидание завтра как рассвета.
День наступил, и жить было легко. Я отказалась от того, что не хочу. Я ждала звонка и хватала трубку, преисполненная чувства вины за то, что не минутой раньше. Я не понимаю, почему ты обо мне помнишь. Мчусь.
Я здесь. Телефон садится. Строчу сообщения и выучиваю наизусть номер. Ну что, разве люди не дадут мне один раз позвонить? Только один. Я на всех входах в метро.
Как это определить? Это должно было случиться. В один прекрасный момент голова должна была повернуться в нужном направлении. Поле зрения должно было заполниться. Но почему это всегда так неожиданно, даже если ждешь? Это было еще хуже, чем я думала. Она была еще лучше. До тебя уже дошло. Зачем так сразу? Глобальное разоружение. Ты напоминаешь себе потерявшегося ребенка. Похоже на возвращение домой. Роднее не бывает. Упасть на грудь и разрыдаться. Но стоп. Глазам больно. О, нет. Она вся в черном. Точеная шагает через трассу, уверенно взмахивая ручкой навстречу потоку. Мне захотелось заорать: вы потрясающе выглядите! Мне хотелось задать ей кучу вопросов, все равно каких, лишь бы поговорить. Я выдумала кучу предлогов для извинений. Потом мы стали искать транспорт и направление. Я предложила взять машину. Но она взяла её сама. Она бросает мусор в окно.
Она такая быстрая.
Я всегда стесняюсь разговаривать.
Лифт – это когда ты видишь только пол.
22 – это номер моего дома.
Как курить в чистом подъезде?
Она берет и закуривает.
Вот так.
Мы ждем. Она извлекает из сумочки бумажный лист и присаживается на ступенечку. Вот так. Никому не прощаю остроносые туфли. Но ей они идут. Черные.
Почему ты разговариваешь со мной так легко? Почему ты мне доверяешь?
Она поднимается и уходит встречать других. Указывает мне на листочек. Я усаживаюсь на след её задницы. Когда она вернется, я встану и предложу ей сесть. Естественно. Так же естественно она откажется.
Я встаю: садись. Выражение глаз растекается приятным холодком по коже. Все предсказуемо. Конечно, у неё есть еще один лист. Еще много листов. Но я все равно приучен уступать дамам место. Я задвигаю себя наверх.
Она садится, а у меня ощутимо расширяются зрачки. Потому что на ней красное белье. Идеальный красный треугольник в дуге черных брюк и майки. Красиво. Интересно, какой у неё лиф? Тоже красный? Было бы не дурно. Хм.. Но если брать, что и маникюр у неё красный, вполне может быть. Я сижу и обдумываю своенравность мира. Красный с черным не всегда, оказывается, означает вамп. Что ж, миру снова удалось меня удивить.
Ужасно хочется её сжать.
Но у её мужа день варенья.