На свете мало порядочных женщин, которым не опостылела бы их добродетель.

Мы вступаем в различные возрасты нашей жизни точно новорожденные, не имея за плечами никакого опыта, сколько бы нам ни было лет.

Есть две разновидности любопытства: своекорыстное – внушенное надеждой приобрести полезные сведения, и самолюбивое – вызванное желанием узнать то, что неизвестно другим.

Высшая доблесть и непреодолимая трусость – это крайности, которые встречаются очень редко. Между ними на обширном пространстве располагаются всевозможные оттенки храбрости, такие же разнообразные, как человеческие лица и характеры. Есть люди, которые смело встречают опасность в начале сражения, но легко охладевают и падают духом, если оно затягивается; другие делают то, чего от них требует общественное мнение, и на этом успокаиваются.

Одни не всегда умеют овладеть своим страхом, другие подчас заражаются страхом окружающих, а третьи идут в бой просто потому, что не смеют оставаться на своих местах. Иные, привыкнув к мелким опасностям, закаляются духом для встречи с более значительными. Некоторые храбры со шпагой в руках, но пугаются мушкетного выстрела; другие же смело стоят под пулями, но боятся обнаженной шпаги. Все эти различные виды храбрости схожи между собой в том, что ночью, – когда страх усиливается, а тьма равно скрывает и хорошие, и дурные поступки, – люди ревнивее оберегают свою жизнь. Но есть у людей еще один способ оберечь себя – и притом самый распространенный: делать меньше, чем они сделали бы, если бы знали наперед, что все сойдет благополучно. Из этого явствует, что страх смерти в какой-то мере ограничивает доблесть.

Больше всего оживляет беседу не ум, а взаимное доверие.

Иные люди отталкивают, невзирая на все их достоинства, а другие привлекают при всех их недостатках.

В очень многих случаях поведение людей только потому кажется смешным, что причины его, вполне разумные и основательные, скрыты от окружающих.

Как ни обманчива надежда, все же до конца наших дней она ведет нас легкой стезей.

К новым знакомствам нас обычно толкает не столько усталость от старых или любовь к переменам, сколько недовольство тем, что люди хорошо знакомые недостаточно нами восхищаются, и надежда на то, что люди мало знакомые будут восхищаться больше.

Наше раскаяние – это обычно не столько сожаление о зле, которое совершили мы, сколько боязнь зла, которое могут причинить нам в ответ.

Мы презираем не тех, у кого есть пороки, а тех, у кого нет никаких добродетелей.

Всецело предаться одному пороку нам обычно мешает лишь то, что у нас их несколько.

Безрассудство сопутствует нам всю жизнь; если кто-нибудь и кажется нам мудрым, то это значит лишь, что его безрассудства соответствуют его возрасту и положению.

Лицемерие – это дань уважения, которую порок платит добродетели.

Гордость не хочет быть в долгу, а самолюбие не желает расплачиваться.

Горе друзей печалит нас недолго, если оно доставляет нам случай проявить на виду у всех наше участие к ним.

Чаще всего тяготят окружающих те люди, которые считают, что они никому не могут быть в тягость.

Привлекательность при отсутствии красоты – это особого рода симметрия, законы которой нам неизвестны; это скрытая связь между всеми чертами лица, с одной стороны, и чертами лица, красками и общим обликом человека – с другой.

Вкусы меняются столь же часто, сколь редко меняются склонности.

У всякого чувства есть свойственные лишь ему одному жесты, интонации и мимика; впечатление от них, хорошее или дурное, приятное или неприятное, и служит причиной того, что люди располагают нас к себе или отталкивают.

Разлука ослабляет легкое увлечение, но усиливает большую страсть, подобно тому как ветер гасит свечу, но раздувает пожар.

Нередко женщины, нисколько не любя, все же воображают, будто они любят: увлечение интригой, естественное желание быть любимой, подъем душевных сил, вызванный приключением, и боязнь обидеть отказом – все это приводит их к мысли, что они страстно влюблены, хотя в действительности всего лишь кокетничают.

Мы не можем вторично полюбить тех, кого однажды действительно разлюбили.

Мы находим несколько решений одного и того же вопроса не столько потому, что наш ум очень плодовит, сколько потому, что он не слишком прозорлив и, вместо того чтобы остановиться на самом лучшем решении, представляет нам без разбора все возможности сразу.

У людских достоинств, как и у плодов, есть своя пора.

Трудно любить тех, кого мы совсем не уважаем, но еще труднее любить тех, кого уважаем больше, чем самих себя.

Воздавать должное своим достоинствам наедине с собою столь же разумно, сколь смехотворно превозносить их в присутствии других.

Признаваясь в маленьких недостатках, мы тем самым стараемся убедить окружающих в том, что у нас нет крупных.

Зависть еще непримиримее, чем ненависть.

Иногда людям кажется, что они ненавидят лесть, в то время как им ненавистна лишь та или иная ее форма.

Равнодушие старости не более способствует спасению души, чем пылкость юности.

Мы потому возмущаемся людьми, которые с нами лукавят, что они считают себя умнее нас.

Мы иногда теряем людей, о которых не столько жалеем, сколько печалимся; однако бывает и так, что мы нисколько не печалимся, хотя и жалеем об утрате.

Мельчайшую неверность в отношении нас мы судим куда суровее, чем самую коварную измену в отношении других.

Ревность всегда рождается вместе с любовью, но не всегда вместе с нею умирает.

Иной раз нам не так мучительно покориться принуждению окружающих, как самим к чему-то себя принудить.

Юношам часто кажется, что они естественны, тогда как на самом деле они просто невоспитанны и грубы.

Лишены прозорливости не те люди, которые не достигают цели, а те, которые прошли мимо нее.

Все, что перестает удаваться, перестает и привлекать.

Нам следовало бы удивляться только нашей способности чему-нибудь еще удивляться.

Легче пренебречь выгодой, чем отказаться от прихоти.

Порою легче стерпеть обман того, кого любишь, чем услышать от него всю правду.

Любой наш недостаток более простителен, чем уловки, на которые мы идем, чтобы его скрыть.

Тот, кто излечивается от любви первым, – всегда излечивается полнее.

Нам нравится наделять себя недостатками, противоположными тем, которые присущи нам на самом деле.

Проницательность придает нам такой всезнающий вид, что она льстит нашему тщеславию больше, чем все прочие качества ума.

Мы охотно прощаем нашим друзьям недостатки, которые нас не задевают.

Чистосердечно хвалить добрые дела – значит до некоторой степени принимать в них участие.

Легче познать людей вообще, чем одного человека в частности.

Здравомыслящему человеку легче подчиняться сумасбродам, чем управлять ими.

Наша гордость часто возрастает за счет недостатков, которые нам удалось преодолеть.

Нет на свете человека, который не ценил бы любое свое качество куда выше, чем подобное же качество у другого, даже самого уважаемого им человека.

Никто не прогадал бы, согласившись на то, чтобы о нем перестали говорить хорошо, при условии, что не станут говорить дурно.

Суждения наших врагов о нас ближе к истине, чем наши собственные.