Удивительно. За начало декабря я так привык к невезению, что когда день прошёл без видимого говна, я даже слегка растерялся. Стал думать, где же меня кидают. То, что в зоомагазине не нашлось сдачи с 500 деревянных, и я ушёл не солоно хлебавши, пожалуй, не считается. "Идиоты" денёк перетопчутся на мееееелком южном мотыле, Ли Гуха рубленой рыбки притопчет. Правда, потом в книжном тоже никак не могли найти сдачи с тех же самых 500. Но это ничаво. Постоял, подождал. Уж больно в Гибсона врубился. И теперь не успокоюсь, пока всего не перечитаю. А вообще - тупой денёк. Ничего плохого, но и хорошего вроде бы - ничего. Кроме того, что когда я ехал домой в метро, соседка - красивая девушка, засыпая, всё время валилась на меня. Я ей не мешал, ясный перец. Жаль, что в нижней точке своего падения, когда ей бы уже впору, приникнув к моему плечу, расслабиться и засопеть, она вздрагивала и возвращалась в неустойчиво-вертикальное положение. Эх...
Ладно, раз ничего не происходит, и мыслей особо философических нет, расскажу я вам очередную Скаску.

РАЗНЫЕ ЛЮДИ.

Был некий человек, который получал наслаждение от критики в свой адреc. Он приглашал девушек в рестораны и ночные клубы, и если не слышал от красотки замечаний, считал, что прекрасная особа его надинамила. Верхом счастья он почитал, ежели подруга высказывала про него все, что думала. Тогда просто кончал на месте. Дома у него была прекрасная библиотека, составленная из характеристик, фельетонов, докладных и доносов. Он прослушивал аудиозаписи критических выступлений в свой адрес на хорошей аудиотехнике, хотя предпочитал видео. Очень любил при этом выводить динамики на полную громкость, чем весьма досаждал соседям. Те непрерывно строчили жалобы в разные инстанции, которые сей достойный муж потом в пресловутых инстанциях выкупал, присоединяя к своей библиотеке. За полгода трое соседей выбросились с десятого этажа, одна семья съехала, а у еще одной забубенной старушки съехала крыша и она стала считать себя самураем клана Токугава. Многие уверены, что в конце концов она сделает себе харакири. Но, впрочем, повесть не о ней, а о любви. К критике. Звали достославного любителя Керосен Еримак.
Еще один человек очень любил слабый пол, и от этой его слабости проистекало одно последствие: в его присутствии все существа неопределенного пола становились самками. Купили некие добрые люди попугайчика с целью научить его словам человеческого языка, а как известно, для этой цели подходят лишь молоденькие самцы. Подошел Женолюб к птичке, да и говорит: “Она же у вас – самочка. Видите? – надклювье белое!” Все хором:
“Как?! Ведь было же синее! Правда! Ой, и правда, белое! Как же так?!” Вышла сплошная конфузия, и все решили, что продавщица – обманщица, и таким не место.
Потом купили люди котенка. Кажется – мальчика. Назвали – Тишка. Порезвился котейка рядом с нашим героем, потом поспал у него на коленях, тот ненароком заглянул ему под хвостик, и спрашивает с затаенной мыслию: ”А есть ли производная женского пола от имени Тихон?” Все молчат, а он и говорит: ”Что–то негусто у Тишки под хвостом, может, это кошечка?” Ему хором: ”Котик, котик, мы, когда брали, всех смотрели – два котика и кошечка”…
- А где же у “котика” яйчишки? – ехидно интересуется Женолюб.
- Да были! – защищается Полина Карповна,- голенькие такие…
- А теперь где?
- Шерсткой заросли…- смущенно отвечает Карповна, а у всех на лицах недоумение и неуверенность.
- Совсем заросли…- протягивает Женолюб и замолкает. Вокруг ведутся разговоры о том, что надо бы Тишку ветеринару показать с целью экспертизы. Через год Тихон рожает пару смешных котят.
Когда Женолюб весной копал огород на даче, он выкапывал исключительно самок майских жуков. В жареной рыбе ему постоянно попадалась икра. Если женщина на ранней стадии беременности общалась с Женолюбом, то рожала непременно девочку. А то и двух. Звали женолюба Ефим Клобуков.
Была также девушка, которая всю историческую литературу считала нонсенсом, потому что в текстах не находила подробных описаний уборных и правил пользования ими в те стародавние времена. Классики шокировали ее своей некомпетентностью в данном вопросе. Она задавала Клобукову вопрос: “А как , например, дамы в пышных кринолинах, с обручами из китового уса, если вдруг приспичит прямо на балу? И где во дворцах были туалеты? Что, в горшки? Или на улицу бегали?”
- Да, все, и потом по двору в темноте нельзя было пройти, не вляпавшись,- беззаботно отвечал Клобуков и давился от тупого беззвучного смеха, – знаешь, выйдет эдакая фифа в платьище, что твой авианосец, присесть не может – боится испачкать, так трусов под всем этим хозяйством не носили, расставит она ноги пошире, и стоя, как корова! Потом подберет юбки и осторожно переходит на неоскверненный участок…- тут Клобуков совсем не может с собой совладать, из глаз текут слезы, он машет руками и показывает пальцем на девушку, которая обиженно тянет: “Ну правда, я же серьезно”… Звали ту красавицу Настя Курослепова.
Собственно, пишу я все это, чтобы показать, сколько разных интересных людей вокруг нас, а мы их совсем не замечаем.